Стоунволлское восстание: начало освобождения ЛГБТ

В 2019 году в мире отмечался полувековой юбилей бунтов на Кристофер-стрит в Нью-Йорке: именно эти события стали точкой отсчета для массового движения в защиту прав гомосексуальных, бисексуальных и трансгендерных людей.

То, что произошло в ночь с 27 на 28 июня 1969 года у самого популярного на тот момент гей-бара Stonewall Inn в богемном нью-йоркском районе Гринвич-Виллидж, сегодня считается священным событием начала. Оказав активное сопротивление полицейскому произволу - впервые в современной истории - геи и лесбиянки, трансгендерные женщины и drag queens, по большей части принадлежавшие к социальным низам, проложили путь к тому ЛГБТ-движению западного мира, которое мы знаем. Стихийный, неорганизованный, отчаянный бунт, как это часто бывало в истории нового времени, стал долгожданным толчком к гражданскому неповиновению. И в конечном счете без Стоунволла не было бы ни нынешнего брачного равноправия в десятках стран мира, ни законов против гомофобной и трансфобной дискриминации, ни прогрессивно настроенных корпораций, выстраивающихся в очередь, чтобы выразить поддержку ЛГБТ-людям.

Празднование 50-летнего юбилея в 2019 году прошло с грандиозным размахом. В приуроченном к дате Нью-Йоркском прайде приняли участие около четырех миллионов человек, которых приветствовали мэр города, сенаторы, конгрессмены и другие официальные лица. Та часть сообщества, что недовольна коммерциализацией радужного движения, собралась у ставшего мемориалом места восстания. "Сегодня мы должны отдать дань уважения тем, кто 28 июня 1969 года не побоялся дать отпор дискриминации, нетерпимости, безразличию, сказав: "С нас хватит!" - обратилась к ним гражданская активистка Челси Клинтон, дочь бывшего президента США.

Великий момент ярости и свободы давно стал поводом для торжественных мероприятий. Но до сих пор живы те, кто все видел своими глазами, кто участвовал в Стоунволлских бунтах и кто помнит, что было до них.

До Стоунволла: жизнь в подполье

Можно без преувеличения сказать, что в 1960-х гомосексуальные, бисексуальные и трансгендерные люди были одной из самых бесправных и угнетенных больших социальных групп Америки. Во всех штатах, кроме Иллинойса, действовали "законы о содомии": добровольные гомосексуальные контакты взрослых граждан карались, в зависимости от уголовного законодательства каждого штата, в диапазоне от штрафа до пожизненного заключения. Помимо этих законов, было множество других поводов арестовать гея: статьи кодексов о "непристойном поведении" (когда, например, двое мужчин держали друг друга за руки на улице), "домогательстве" (в этом случае часто провокаторами выступали полицейские в штатском, знакомившиеся с предполагаемыми гомосексуалами). Трансгендерные люди в штате Нью-Йорк были мишенями принятого еще в 1845 году закона о "преступном переодевании": для того, чтобы избежать попадания в кутузку и штрафа, на человеке должны были быть минимум три предмета одежды, соответствующие паспортному полу. Все эти преследования законом дополнялись негласной слежкой ФБР и Американской почтовой службы за гомосексуалами: со времен маккартизма составлялись списки "содомитов", а также их родственников и друзей.

Геи и лесбиянки подвергались также масштабным психиатрическим репрессиям. Официальная психиатрия рассматривала гомосексуальность как тяжелое ментальное расстройство, разновидность психопатии. Заточенных в закрытые учреждения квир-людей "лечили" токсичными, подавляющими волю нейролептиками, "исправляли" реверсивной терапией, электрошоком и даже лоботомией и кастрацией. В Пенсильвании и Калифорнии гомосексуалы по закону могли быть помещены в психиатрическую больницу до конца жизни.

Излишне говорить, что открыто гомосексуальным людям невозможно было работать в школах, университетах, на государственной и военной службе. Впрочем, с любой другой работы почти наверняка увольняли, если всплывала информация об ориентации. Геев и лесбиянок постоянно демонизировали консервативные масс-медиа, создававшие образ грязных растлителей, исчадий ада. Все перечисленное свидетельствовало о том, что ЛГБТ в Америке 1960-х подвергались угнетению институциональному, систематическому, структурному. То есть гомофобное/трансфобное насилие было постоянным, его поддерживало множество государственных и общественных институтов от полиции до средств массовой информации; это насилие встречалось во всех сферах жизни. Такое положение было тем более унизительным, что шестидесятые в США стали десятилетием невиданного подъема движений за гражданские права. Сотни тысяч людей приняли участие в "Марше на Вашингтон за рабочие места и свободу" и в антивоенном "Походе на Пентагон". Афроамериканское движение эволюционировало от мирных проповедей Мартина Лютера Кинга до левацкого радикализма "Черных пантер". С середины 1960-х бурно развивался феминизм "второй волны". Все эти процессы подстегивались европейским влиянием, в первую очередь - парижских студенческих бунтов мая 1968 года.

В этой ситуации всеобщего подъема решительный протест против попрания достоинства ЛГБТ до Стоунволла фактически не выражался. Малочисленные правозащитные группы (созданное в 1950-м "Общество Маттачине" и организованная чуть позже лесбийская "Дочери Билитис") придерживались крайне мягкой стратегии: активисты и активистки этих кружков старались обезопасить образ гомосексуальных людей, представить их добропорядочными и патриотичными гражданами и гражданками, ни в коем случае не говорили о сексуальности. Но пар в котле скапливался - крышку обязательно должно было сорвать.

Нью-Йорк, Гринвич-Виллидж: контркультура и мафия

Гомосексуалы и транс*люди со всей страны стекались в Нью-Йорк, где была относительная свобода. Там тоже царили произвол и насилие, но можно было по крайней мере найти своих. Геи и лесбиянки находили друг друга в барах. По словам одного из героев документального фильма "Стоунволльское восстание" (реж. Кейт Дэвис, Дэвид Хайлбронер, США, 2010), "бары для геев были тем же, чем церкви для чернокожих на юге страны". Подобные заведения жили недолго. Их существование сильно осложнял принятый в штате абсурднейший закон о запрете продавать алкоголь лицам, "заподозренным" в гомосексуальности. Напитки подавали из-под прилавка. Позже граффити "Запрет алкоголя для геев коррумпирует копов и кормит мафию" станет одним из символов Стоунволлского восстания. Со времен "сухого закона" этот странный ночной бизнес контролировался мафиози, главным образом итало-американскими кланами. Хозяева таких мест, разумеется, платили полиции. Тем не менее, облавы - как декоративные, так и нешуточные - происходили постоянно. Находившие убежище в подпольных барах геи, большинство из которых скрывали от всего прочего мира ориентацию, пребывали все время в ожидании рейда, ареста и прочих неприятностей. Кроме эфемерной барно-клубной индустрии, имелись мрачные кинотеатры на Таймс-сквер, где крутили софт-порно, и злачная 42-я улица с мальчиками-проститутками. Этим тогдашняя "гей-культура" исчерпывалась.

Построенный после Второй мировой район Гринвич-Виллидж в конце 1950-х, в эпоху битников, стал пристанищем для всевозможной богемы, а также центром ЛГБТ-жизни города. К моменту бунта там было все что угодно: от сборищ хиппи и политических экстремистов до книжного магазинчика "Оскар Уайльд" с гомоэротической литературой. Бар Stonewall Inn на Кристофер-стрит, принадлежавший человеку из мафиозной семьи Дженовезе, существовал к тому времени почти два года: для гей-заведения немыслимо долгий срок. На выходные "Стоунволл" был всегда набит под завязку: здесь можно было не скрываться, здесь даже можно было танцевать "медляки" с партнерами своего пола. Сотни завсегдатаев - среди которых были и живущие тайной жизнью белые клерки, и бездомные хастлеры, и небелые транс-королевы - ходили туда как в свой дом, несмотря на виски втридорога из плохо промытых стаканов и риск попасть в облаву.

Пять ночей восстания

Ночь с пятницы на субботу 28 июня 1969 года выдалась удушающе жаркой. Днем прошли похороны любимой в Гринвиче актрисы и певицы Джуди Гарленд - женщины трагической судьбы, как у всех гей-икон. К началу второго, когда зажглись белые лампы, возвещавшие приход полиции, в баре "Стоунволл" было почти две сотни людей. Восемь полицейских прибыли неожиданно для всех: плановый рейд был всего три ночи назад. Инспектор Сеймур Пайн привычно приказал всем выстроиться к стене и приготовить удостоверения личности. Но внезапно то, к чему все вроде бы давно привыкли, вызвало недовольство. Посетители неохотно доставали водительские права, начинался ропот. Трансдевушка Мария Риттер, праздновавшая в баре 18-летие, потом вспоминала: "Больше всего я боялась, что меня арестуют и мое фото в платье матери напечатают в газете". Те, кого выпроводили через главный вход, почему-то не расходились. К ним вскоре стали присоединяться их друзья и знакомые: слухи стремительно разлетелись по Гринвич-Виллидж.

Впоследствии никто не мог прийти к единому мнению, что именно послужило сигналом к бунту. Есть две наиболее популярные версии. Согласно первой, все началось с бутылки, брошенной в одного из охранявших вход копов Сильвией Риверой, в дальнейшем видной гей-транс-активисткой (по другим же свидетельствам, Ривера подоспела уже к моменту схватки с полицией, потому что в самом начале спала неподалеку на парковой скамейке, одурманенная бензедрином). Вторая легенда гласит, что последней каплей стало крайне жестокое обращение с арестованной лесбиянкой, имени которой никто не помнит: протестуя против туго застегнутых наручников, она будто бы выкрикнула уже из автозака: "Ну и какого черта вы стоите и смотрите?".

Но хроника дальнейших событий расписана по минутам. В дверь бара полетели монеты в сопровождении криков "Вот вам, свиньи!". Дальше протестующие стали кидать в сторону полиции все, что попадало под руки: камни, кирпичи, палки, мусорные баки, парковочные счетчики, по некоторыми сведениям - даже коктейли Молотова. Изумленный до ужаса Пайн с подручными забаррикадировались внутри, ожидая подкрепления. К тому времени, когда оно прибыло, на Кристофер-стрит были сотни людей. Крэйг Родвелл, бывший балетный танцовщик и экс-бойфренд будущей звезды гей-политики Харви Милка, выкрикнул ставший потом священным лозунг: "Gay Power!". Уличная война началась.

Бунтовавшие, которые знали район лучше все прибывающих полицейских, убегали от них, кружа по переулкам и возвращаясь к "Стоунволлу". Силовое противостояние, в ходе которого были ранены четыре стража правопорядка и несколько десятков протестующих, продолжалось до утра. Но в течение субботы многие так и оставались поблизости, а ко второй ночи на Кристофер-стрит собрались полторы тысячи человек: кроме геев, лесбиянок и drag-queens были и сочувствующие гетеросексуалы, включая двух активистов "Черных пантер". Афроамериканская транс-дива Марша П. Джонсон, взобравшись на фонарный столб, кинула тяжелую сумку на патрульную машину, разбив лобовое стекло. В этот раз власти действовали жестче: пустили слезоточивый газ, дубинки ломали кости.

Стоунволлский бунт, то затихая, то разгораясь вновь, длился до среды 2 июля. В толпе распространялись листовки с призывом "Долой мафию и полицию из гей-баров!". Стены домов вокруг "Стоунволла" покрылись политическими граффити. Все то, что казалось еще несколько дней назад немыслимым, воплощалось с фантастической скоростью. Все это происходило благодаря тем, кому нечего было терять: безработным и бедным квирам всех рас и гендерных идентичностей, париям и маргиналам. Один из участников восстания потом рассказывал: "Вы когда-нибудь видели, чтобы педики боролись за свои права? Так вот, времена изменились! В ту ночь мы поняли: хватит с нас этого дерьма". Тут ничто так не уместно, как банальная метафора: там, где было темнее всего, родился свет.

Успех Стоунволлского восстания, о котором наперебой и с некоторым шоком написали ведущие американские газеты, навсегда оставил в прошлом и благонамеренную "гомофильную" тактику стремившихся к интеграции в гетеро-систему активист_ок из "Общества Маттачине", "Дочерей Билитис" и других умеренных групп. Красноречивый инцидент произошел уже 4 июля в Филадельфии, во время пикета у Зала Независимости, где в 1776 году подписали Декларацию о независимости США. Две девушки взялись за руки, к недовольству организатора: этот жест повторили десятки пар.

Стоунволл также спровоцировал создание первых радикальных ЛГБТ-организаций. Просуществовавший всего четыре года Фронт освобождения геев прославился страстным манифестом, в котором, например, говорилось: "Вам, наши сестры-лесбиянки и братья-геи, мы говорим, что вы угнетены; вам мы намерены показать ненависть и страх, с которыми общество гетеросексуалов переводит нас в разряд полулюдей". Через полгода после восстания был основан Альянс гей-активистов, организовавший впоследствии множество дерзких "шок-акций".

Через год, 28 июня 1970 года, отметили первую годовщину Стоунволла: несколько сотен людей с плакатами прошли от здания бара к Центральному Парку. "День освобождения Кристофер-стрит" стал первым в истории прайдом - через два года определение "прайд" станет общепринятым.

Гей-революция, которая не состоялась

Влияние Стоунволлских событий на ЛГБТ-движение, гей- и лесбийскую субкультуры, борьбу за гражданские права в целом - невозможно переоценить. Начиная от лозунгов (кроме упоминавшегося Gay Power это, например, "Я гей и горжусь этим", который сегодня присутствует на тысячах радужных значков) и заканчивая уверенностью в праве на мирное сопротивление, - все это оттуда, из той душной ночи на замусоренной нью-йоркской улице.

Однако воодушевление радикально настроенных гей-активистов тех лет скоро пошло на спад. Движение возглавили политики, которым положено быть гибкими и хитрыми. Уже спустя три года после бунтов, в финале прайда, "леворадикальная королева" Сильвия Ривера кричала, срывая голос, с трибуны: "Меня избивали, меня арестовывали. Я потеряла дом, я потеряла работу. Я все потеряла во имя гей-освобождения. И что же я получаю в ответ?". Риверу возмущал конформизм первых лиц движения, почти исключительно белых цисгендерных геев, которые из соображений "реальной политики" поспешили дистанцироваться от транс*персон и секс-работниц: к обеим этим, наиболее угнетенным группам принадлежала сама Сильвия.

Революционеров сменяют прагматики - это, по-видимому, закономерно. Но гей-революция, которой жаждали люди на Кристофер-стрит, была в результате отменена ради более долгой и более достоверной стратегии постепенных реформ, последовательного отвоевывания гражданских прав для ЛГБТ-людей. Стоунволл сегодня - не только общий символ гордости для сообщества по всему миру, но и яблоко раздора для разных групп внутри него.

Одно из главных противоречий - это споры на расовую тему, которые вообще типичны для Америки последних полутора веков. Стоунволлский бунт воспринимается как знамя и повод для гордости именно белыми геями; именно с этой стороны начиная с 1980-х предпринимаются попытки задним числом превратить восстание в нечто, гарантирующее легитимность респектабельной политике привилегированной группы. В то время как все свидетельства говорят о том, что если не основную, то важнейшую роль в тех событиях играли представители и представительницы расовых и этнических меньшинств. Для последних, особенно черных и латиноамериканских квир-персон, стигма была двойной или тройной.

Последний по времени скандал по поводу несправедливой репрезентации - критика фильма Роланда Эммериха "Стоунволл" (2015): в картине сюжет крутится вокруг истории взросления вымышленного белого юноши, только что прибывшего из Индианы, но при этом почти игнорирует участие в событиях небелых, лесбиянок и транс-людей.

Другая болезненная причина для споров - как раз "транс-вопрос". Некоторые радикальные феминистки и лесбосепаратистки, также ценящие Стоунволл в качестве одного из колоссальных сражений с "гетеросексистским патриархатом", обвиняют трансгендерных активисток в том, что те якобы преувеличивают роль "своего электората" в событиях. Аргумент тут, как правило, один-единственный: невозможно спустя полвека определить, кто из транс-персон действительно стремился к коррекции пола, а кто был, скажем, цисгендерным геем, переодевавшимся в женскую одежду.

Эти противоречия отражены и в той разноголосице, с которой вспоминают события Стоунволла в посвященных ему произведениях искусства. Самое красноречивое из них - документальный фильм "Стоунволлский бунт" (Stonewall Uprising), снятый к 40-летию событий по книге Дэвида Картера "Стоунволл: беспорядки, вызвавшие гей-революцию". Несколько архивных фотографий, игровая реконструкция ключевых моментов восстания и - самое главное - интервью участников и очевидцев. Среди них те, кто был в ту ночь в самом баре, а также бывшая монахиня, ставшая ЛГБТ-активисткой, репортер The Village Voice, первым написавший репортаж о происходящем, очень старенький инспектор Пайн, возглавлявший злополучный рейд, и другие. Пожилые, много повидавшие люди не могут сдержать слез, вспоминая самый героический миг своей молодости. Один из них, Мартин Бойс, например, описывает свои ощущения на рассвете первой ночи бунта: "Я сидел на каком-то крыльце, измученный, в ожидании рассвета. Еще было достаточно темно, чтобы различить мерцание битого стекла. Все было завалено мусором, клочками чьей-то одежды. Словно бы это сотворил какой-то художник. Это было прекрасно - как будто улица, на которой мы сражались, усеяна бриллиантами".

Наш будущий Стоунволл

История человечества не работает методом грубых аналогий. Но при этом трудно не замечать многих сходств между США накануне Стоунволла и сегодняшней Россией. У нас сегодня в наличии "закон против содомии" (в виде закона о "запрете пропаганды нетрадиционных отношений"), запрет на мирные демонстрации ЛГБТ-сообщества, полицейское и криминальное насилие. Мы разобщены и политически бессильны. В нашем сообществе есть группы, часто лишенные голоса: большинство гомо- и бисексуальных женщин, ненормативные геи, трансгендерные люди, квиры "нетитульных" этносов. Мы по-прежнему находим убежище преимущественно в клубах и барах. По всем законам той же истории, рано или поздно прозвучит призыв: "Какого черта вы все стоите и смотрите?"

Поделиться линком

Настоящий ресурс содержит материалы 18+