Геи и субкультура гомосексуальности в Европе раннего и высокого Средневековья

Падение Римской империи и растворение античной городской культуры в преимущественно деревенском бытии варваров раннего Средневековья развалило субкультуру гомосексуальности, столь привычную миру античного Средиземноморья. Последние римляне, казалось, унесли с собой магию публичного признания права мужчин на взаимную любовь - но сама любовь, конечно же, осталась. И прижилась... Прижилась, несмотря на то, что варварская деревня умела сделать невыносимой жизнь любому меньшинству, не укладывающемуся в структуры ее мрачной повседневности.

Но в том, что касалось геев, глухое давление большинства не было беспредельным; да и сами иерархи церкви и власть, вяло пытаясь изгнать грех из "града земного", столетиями выбирали, казалось, наименее эффективные меры противодействия гомосексуальности.

На востоке империи гей-проституция была узаконена еще во времена императора Константина; Эваргиус, только в середине VI в. отменивший налог на мужскую проституцию, объяснял свое решение примерно так: честным христианам не пристало мириться с налогом, обеспечивающим законную защиту порочному явлению, против которого он некогда вводился...

В Западной Европе мужская проституция формально была запрещена еще в самом начале III в., но иные формы гомосексуальности продолжали легально существовать еще почти три столетия, вплоть до принятия Кодекса Юстиниана, грозившего за однополый секс смертной казнью. Эдикт против геев формулировался исключительно с точки зрения христианской морали - такой, как она была изложена на церковном Соборе в Эльвире в 309 г.: секс между лицами одного пола столь же греховен и противозаконен, что и прелюбодеяние.

Хронист Иоанн Малала написал тогда, что "всякий мужчина, испытывавший влечение к мужчине, стал с тех пор жить в неизбывном страхе..." Вело ли Юстинианом, родившимся в глухой деревеньке в позабытой богом провинции слепое желание искоренить свободу нравов горожан или, быть может, таким был его ответ на чуму и землетрясения в Константинополе, воспринятые им как свидетельства божьего гнева против грехов его чад? Во всяком случае, угрозы репрессий стали безотказным средством политической борьбы; современник Юстиниана, историк Прокопий Цезареец отмечал, что император, которого совсем не тревожили массовые нарушения эдикта, тем не менее, с легким сердцем не раз пускал его в ход, обвиняя в гомосексуальности своих политических противников. Законы против геев пришлись на руку и императрице Феодоре: ее недругов, огульно ли или по делу уличаемых в "непотребных связях", без церемоний выволакивали из церквей, побивали и кастрировали...

Церковь судила геев, руководствуясь собственной шкалой меры греха и покаяния.
За секс состоящего в браке мужчины с мужчиной каноническое право предусматривало наказание подобное тому, каким преследовалось прелюбодеяние; что же касается исключительно гомосексуальных отношений неженатых взрослых мужчин, ими церковь раннего Средневековья была озабочена не больше, чем иными грехами паствы. В VIII в. интимные отношения мужчин между собой искупались годом покаяния, лесбийская связь - 160 днями поста и молитв; в XI в. одинокий мужчина, согрешивший раз или два, наказывался семи - , а женатый - десятилетним постом и воздержанием; при регулярном прегрешении срок покаяния продлевался до 15 лет. Юношей наказывали мягче: они проводили на хлебе и воде сто дней. Впрочем, в Англии, например, год поста окупался 30 шиллингами в дар церкви... Св. Петр Дамиан писал о распространившемся среди священников-геев обычае взаимно исповедоваться в расчете на снисхождение при отпущении грехов; двумя столетиями позже об этом же писал Цезарь Хейстербахский.

Кодифицированные к IX в. варварские "правды" секса между мужчинами почти не касались - несмотря на то, что в целом регулирование сексуальных отношений: насилия, супружеских измен, инцеста, женитьбы, внебрачных связей и прочего - составляло их существенную часть. Геев не обошли стороной лишь гражданские законы Каролингов, уравнивавшие гомосексуальность и фальшивомонетничество и принятый около 650 г. закон вестготского королевства, запретивший однополый секс и предусмотревший в качестве наказания кастрацию обоих участников. Впрочем, даже эти угрозы, что звучали из уст вестготских вождей едва ли не чаще, чем их бесчисленные декреты против судейского взяточничества почти не воспринимались - так же, как столетиями игнорировались попытки пресечь подкуп судей.

Кстати:Средневековье рассматривало сексуальность главным образом в религиозно-нормативном плане, различая "дозволенное" и "недозволенное" поведение; все остальное выглядело довольно расплывчато. Прелюбодеяние считалось гораздо более серьезным прегрешением, нежели блуд; такое подход отражался на отношении и к гомосексуальности, и к юношеской сексуальности в целом.Повседневное участие детей в жизни взрослых и деревенский уклад не позволял уберечь детей от сексуальных впечатлений; и никто, кроме монахов не пытался этого делать. К проявлениям сексуальности у юношей общество относилось снисходительно: мастурбацию считали обычным детским грехом, а юность - возрастом, когда человек попросту не в силах подавить свои сексуальные желания. Это служило доводом в пользу ранних браков.

Варварским сообществам гомосексуальность не была чуждой. По свидетельству Аристотеля, кельты публично ее превозносили; Страбон писал, что они считали позором разрыв пары влюбленных мужчин, а Диодор Сикулус утверждал, что дикари "поголовно вовлечены" в гомосексуальные отношения.

У германских племен существовали развитые воинские структуры и поддерживались обряды, предполагавшие сексуальные контакты между мужчинами. Гомосексуальность не осуждалась - она была слишком привычным и распространенным явлением; насмешки адресовались только пассивным геям. Среди взрослых воинов пассивность жестко табуировалась; слово аргр, ее обозначавшее в норвежском языке, на котором написаны скандинавские саги, было самым оскорбительным ругательством. Однако, к молодежи, рабам, пленным и мужчинам, не принадлежавшим военному сословию этот запрет не относился, и они, не колеблясь, исполняли отведенные им роли наложниц могучих воинов. Геев по сей день греет изумительная, почти правдоподобная легенда о том, как один из первых королей салических франков, прославленный воитель Гуго Капет заботливо укрывал своим плащом от взглядов парочку влюбленных юношей, котором взбрело в голову ласкать друг друга у алтаря...

Часть германских мужчин была вовлечена в сексуальные, социальные и полоролевые отношения по примеру индейцев-бердачей, вступавших в "брак" с мужчинами-активами. Григорий Турский без тени удивления описывал случай, когда граф Яволский оскорбил епископа при короле Зигиберте, грубо осведомившись у того, куда-де запропастился его "муж, с которым он живет во грехе и позоре".

Среди латинян отношение к гомосексуальности не было ровным. Бывало, геи вызывали у селян несказанное удивление: одна из книг VI в. о диковинных людях и чудовищных животных открывалась описанием сцены интимной близости геев. Изумлению нечаянного зрителя не было предела; об увиденном он рассказывал примерно так: ну надо же, и такое случается: кажется, всем вышел мужик: и лицом, и телом - а отдается-то в бабьей позиции... вот оно, диво-дивное!

Латинские поэты-миряне VI - VIII вв. в присущей им, кстати сказать, грубовато-просторечной манере нередко отзывались о геях пренебрежительно, но никогда не называли сексуальную связь между мужчинами греховной. В конце VIII и в IX вв., в эпоху "каролингского ренессанса", когда в общем-то мрачноватая культура европейского Средневековья пережила краткий, но очень яркий подъем, былые насмешки по поводу гомосексуальности сменились похвалами.

Гомоэротическая поэзия расцвела, вспыхнув сразу, как только возродилась коммерческая и интеллектуальная жизнь торговых городов северной Италии; самые яркие поэмы стали песнями: "Буду ли я тебя любить, куда бы ты теперь не направился? О, как же мне утолить печали, страдая без надежды увидеть тебя вновь?"

Современники связывали гомосексуальность в основном с монастырскими общинами. Варвары, отмечал Мартинез Пиззаро, считают образованных римлян-аристократов, заполонивших самые высокие ступени церковной иерархии, возмутительно женственными уже в силу их образованности и обеспеченности. В монастырях, напротив, к интимным связям толкала аскеза: молодые монахи спали в одной комнате, установив кровать аббата в центре, и ночами "проживали целую жизнь", ведомые жгучими желаниями...

Гомоэротической влюбленности посвящены самые яркие страницы "Исповеди" св. Августина Блаженного: "Что же мне доставляет наслаждение, как не любить и быть любимым? Только душа моя, тянувшаяся к другой душе, не умела соблюсти меру, оставаясь на светлом рубеже дружбы; туман поднимался из болота плотских желаний и, бивший ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглой похоти уже не различался ясный свет привязанности". Еще школьником плененный очарованием сверстников, настоятель Рьеволкского монастыря св. Аэльред даже спустя десятилетия признавал: "Среди всех опасностей и слабостей этого возраста мой дух полностью подчинялся чувству и потребности любить. Ничто не казалось мне слаще, чем любить и быть любимым".

Монастырские властители усердно противились рождению влюбленных пар, не позволяя гасить в спальне свет, предписывая братьям отправляться в постель одетыми и укладывая между молодыми людьми седых старцев. Монахов разделяли даже в трапезной - "чтобы ненароком не взглянуть пристально в лицо брата, дабы злой сеятель не заронил семя желания, которое произрастет разложением и гибелью"...

Кстати:Св. Бенедикт обязал своих монахов спать в рубашках, но категорически запретил им носить кальсоны, за исключением тех случаев, когда они выходили из стен монастыря. Тысячу лет спустя Рабле всласть посмеялся над этим правилом, говоря, что у монахов члены длиннее, чем у мирян, потому что они, ничем не стесненные, свободно болтаются у них между ног. В аббатстве Клюни в XI в. монахи не были вправе видеть ни чьей либо чужой, ни собственной наготы. Монастырские туалеты были общими, но монахи были обязаны справлять нужду, закрыв голову капюшоном. Нагота мирян не поощрялась, но регламентировалась менее строго. До середины XIV в. в Европе существовали общие для мужчин и женщин бани. В раннем Средневековье еще не было индивидуальных постелей и спален; не только супруги, но и их многочисленные чада и домочадцы укладывались нагими в одной общей комнате, а часто и в одной большой постели; это, конечно, не позволяло людям быть особенно стыдливыми. В Западной Европе ночная одежда, как и терминологическое различие "нательного" и "постельного" белья, вошла в обиход только в XVI в., а в русском языке слово "белье" стало обозначать "исподнее" только со второй половины XVII в.
Человек не стыдился своей наготы и перед Богом: она доказывала чистоту его помыслов и смирение; до начала VIII в. мужчин и женщин крестили обнаженными.

Усилия ревнителей невинности были обречены. В X в. настоятель аббатства Сен-Жермен де Прэ Аббон горько жалуется на царящий в монастырях разврат; в середине XI в. фанатичный св. Петр Дамиан в "Книге Гоморры" тщетно призывает папу Льва IX усилить борьбу с содомией; полустолетием позже, отвечая ортодоксам, настоятель влиятельного монастыря в Беке, архиепископ Кентерберийский св. Ансельм, годами противившийся принятию антигеевского законодательства в Англии, разъясняет, что "этот грех стал столь распространенным, что почти никто даже не краснеет из-за него, и поэтому многие погружаются в него, не осознавая его серьезности".