Юрий Егоров: судьба пианиста. Часть первая

В 1976 году во время гастролей в Италии советский пианист Юрий Егоров стал невозвращенцем. Обратившись в полицию с просьбой о политическом убежище, он сказал, что хотел бы жить в Нидерландах. Причиной его бегства стала нетрадиционная ориентация, которая в Советском Союзе приравнивалась к преступлению. В Голландии Юрий нашёл настоящую любовь, верных друзей, известность и славу. Но судьба отвела ему недолгий век...

Побег

19 мая 1976 года перед аэропортом итальянского города Брешиа разыгралась странная сцена. Крайне взволнованный молодой человек буквально вцепился в проходящую мимо женщину, на ломаном английском языке умоляя доставить его в ближайшее отделение полиции. "Мне необходимо получить политическое убежище", - повторял он. Итальянка согласилась помочь - возможно, её тронули растерянный вид незнакомца и тонкие, аристократические черты его лица. В машине она спросила: "Вы пианист? Я поняла это по вашим пальцам". Женщина привезла его на железнодорожный вокзал и купила билет до Рима, посоветовав обратиться в главное полицейское управление. Весь путь юноша просидел в туалете, опасаясь преследования. А когда, наконец, добрался по нужному адресу, его подвергли тщательному допросу. На вопрос "в какой стране и каком городе он хотел бы жить", Юрий сразу ответил: "Голландия, Амстердам".

Двадцатидвухлетний Юрий Егоров, многообещающий пианист, известный в Советском Союзе и за его пределами, оказался за границей не впервые. Он уже выступал на конкурсах в Париже и Брюсселе. В 1975-м играл в амстердамском концертном зале по приглашению Нидерландского радио. Юрий был потрясён Западом, и особенно Голландией: там он чувствовал себя свободным и раскованным, ему не нужно было скрывать свою гомосексуальность, постоянно боясь разоблачения. Долгие годы он жил с этой тайной один на один - никто не знал о том, что он гей. Чтобы у людей не возникло подозрений, он даже изменил свои манеры: говорил подчёркнуто грубым голосом, ходил широкими, уверенными шагами. А однажды всё же доверился одному хорошему знакомому. Тот поклялся, что никому не расскажет, но слова не сдержал. Юрий быстро это понял, заметив косые взгляды, улавливая полускрытые насмешки и угрозы. Его страхи возросли десятикратно: что если узнают коллеги, учителя? А главное - правоохранительные органы? В те времена гомосексуальность была уголовно наказуемой.

Егоров решил бежать из страны. Собственно, такие планы он вынашивал давно, только со сроками никак не мог определиться. Но теперь понял, что нужно торопиться - и судьба предоставила ему шанс. Юрия пригласили в Италию сыграть с оркестром телекомпании RAI в прямом эфире. Обычно в таких поездках музыкантов сопровождал сотрудник КГБ, но в этот раз Юрий летел один. Его должен был встретить представитель советского посольства, но тот опоздал. Оказавшись в шумном, переполненном зале прилёта, Егоров внезапно понял, что за ним никто не следит. И вышел на улицу.

После допроса в полицейском бюро Юрия доставили за город, в центр для беженцев, где он провёл двадцать семь мучительных дней. Музыкант вёл дневник, в котором неоднократно обращался к Богу с мольбами уберечь его семью от преследований властей, неизбежных после его побега из страны. "Меня успокаивает чтение Библии, - писал он, - гениальная книга". Всё это удивительно для юноши, выросшего в атеистической стране. К Юрию приходили сотрудники органов безопасности, Министерства иностранных дел и советского посольства. Уговаривали одуматься и вернуться. Но он продолжал настаивать на своем. 8 июня Егоров объявил голодовку и три дня ничего не ел. 11 июня ему, наконец, дали разрешение на въезд в Нидерланды. А еще четыре дня спустя он прибыл в Амстердам.

Амстердам

Юрий Егоров родился в Казани 28 мая 1954 года. Мать была талантливой пианисткой, но ее карьере помешала война. Свои несостоявшиеся амбиции она перенесла на троих сыновей. Все они отличались музыкальным дарованием, но мать быстро поняла, что старший и младший мальчики просто способны. А вот средний, Юрий - гениален. Поэтому женщина делала все возможное, чтобы помочь ему добиться успеха. Когда в семнадцать лет Юра поступил в Московскую консерваторию, мать вместе с ним переехала в столицу, где они поселились в квартире её брата. Старший и младший сыновья остались в Казани на попечении мужа и родственников. Юрий привык, что мама всегда рядом, был очень к ней привязан, но вместе с тем тяготился ее чрезмерной опекой. И вот он вырвался из-под неё, однако совсем не так, как представлял себе раньше. Его одолевали томительное беспокойство и чувство вины. В то же время, он не сомневался, что поступил правильно. И действительно, поначалу казалось, что события развиваются по продуманному и необыкновенно счастливому сценарию. Через несколько дней после приезда в Амстердам Егоров встретил свою любовь - случайного прохожего, у которого спросил дорогу. Это была страсть с первого взгляда, и уже спустя неделю пианист переехал к своему другу.

Тридцатилетний Ян, успешный и состоятельный архитектор, жил в трёхэтажном доме в центре Амстердама, на улице Брауерсграхт. По странному совпадению, его фамилия тоже была Брауер. А недалеко от них со своей женой-француженкой жил другой Ян - писатель Ян Броккен. Пары подружились и стали проводить вместе много времени. Позже Броккен напишет о Егорове книгу "В доме поэта". Вот что он рассказывал в ней о своем тезке, партнере Юрия: "Это был высокий молодой человек, ростом почти два метра, с короткими светлыми волосами и узкими усиками. Он походил на немецкого философа, и это сходство усиливали небольшие очки с круглыми стёклами. Егоров был без ума от него, гордился и восхищался им. Они словно бы дополняли друг друга: спонтанный, эмоциональный Юрий и спокойный, рассудительный Ян. Кстати, о музыке они могли говорить почти на равных: Ян был знатоком в этой области и сам играл на флейте".

У Юрия и Яна было много приятелей, в основном из мира искусства: писатели, художники, музыканты, студенты консерватории. Они запросто заходили друг к другу, устраивали веселые сборища, вместе проводили отпуск. Среди массы знакомых Юрий ценил настоящих друзей - их было человек десять-двенадцать. Есть мнение, что голландцы не умеют дружить по-настоящему. Если это и так, то обитатели и гости дома на Брауерсграхт составляли исключение. Они были искренне привязаны друг к другу, всегда могли рассчитывать на взаимную поддержку. Как говорят в таких случаях, делили и горе, и радости.

Пианист

Спустя несколько недель после эмиграции Егоров полетел в Техас, на Международный фортепианный конкурс Ван Клиберна. Сперва он отказался принимать в нем участие - Юрий вообще не любил конкурсы, - но поддался на уговоры своего нового импресарио, уверявшего, что он непременно победит. Возможно, так и случилось бы, если бы за несколько минут до полуфинала Юрий не услышал страшное известие о смерти своего московского педагога, известного российского музыканта Якова Зака. Об этом ему сообщил один советский пианист, язвительно добавив: "У него ведь были большие неприятности после твоего отъезда, вот сердце и не выдержало. Ты его убил!" После этого пришибленный горем Юрий вышел на сцену. Он играл страстно, иступлёно - но, наверное, не так, как от него ожидали. В финал он не попал. Однако слушатели решили иначе: собрали для него деньги, десять тысяч долларов - сумму, равную размеру премии победителя. За этой неофициальной победой последовало несколько приглашений на сольные выступления в Соединенных Штатах. Вернувшись в Нидерланды, Юрий продолжал выступать и за несколько месяцев объездил с концертами почти все страны Европы. Столь интенсивная работа продолжалась и в последующие годы. Его репертуар отличался многообразием, любимыми композиторами были Стравинский, Шопен, Шуман, Шуберт, Брамс и Дебюсси. Егоров собирал аншлаги, у него появились фанатичные поклонники: мужчины склонялись перед ним, женщины целовали ему руки.

В своей книге Ян Броккен писал: "Я считаю Юрия гениальным пианистом. Техническая безупречность его игры сочеталась с точностью и чистотой. Совершенствуя своё искусство, он не замыкался на музыке, а обращался ещё и к литературе, живописи, скульптуре, архитектуре, фотографии. Его интересовало всё, что было связано с формой и структурой - он мог часами рассматривать снимки или рисунки, изучая взаимосвязь фигур и линий. Как-то одна молодая пианистка спросила у него совета, как исполнять прелюдию Баха. Юрий немного подумал и ответил: "Бах? Его надо играть так, словно смотришь на летнее небо и раздвигаешь руками облака". А вот мнение голландского музыканта Марселя Вормса: "Я условно различаю две категории пианистов. Слушая первых, я интересуюсь прежде всего тем, как они понимают исполняемые ими музыкальные произведения. Слушая вторых, хочу понять, что собственно представляет собой эта музыка. Ко второй группе я отношу и Егорова".

И всё же Юрий не стал мировой звездой подобно Ашкенази, Погореличу или Баренбойму. Ян Броккен: "На мой взгляд он был недостаточно амбициозен. Играл великолепно, но ограничивал свой репертуар. Почему не исполнял русских авангардистов, запрещённых у него на родине? Почему всё откладывал работу над поздними сонатами Бетховена? Он мог больше, гораздо больше". Ханс Керкхоф, музыкальный редактор нидерландского радио: "Он был ненадёжным, непредсказуемым. Например, обещал сыграть второй фортепианный концерт Брамса, а в последний момент отказывался, потому что плохо подготовился. По его же собственным меркам, он был очень требовательным к себе. И вместо Брамса играл Чайковского". Скрипачка Эмми Верхей: "Помимо прочего, музыкант должен планировать, организовывать, налаживать связи. Юрий всего этого не любил. Кроме того, ему не хватало собранности, дисциплины. Часто после выступления он пил с друзьями, поэтому на следующей день был в неважной форме". Жак Телен, генеральный менеджер: "Он мало работал над своим имиджем. Не любил давать интервью. Неоднократно говорил: я ненавижу слово "карьера", я хочу только играть".

Окончание следует 7 июня >>>

Юрий Егоров исполняет один из ноктюрнов Фредерика Шопена

Поделиться линком

Настоящий ресурс содержит материалы 18+