Книга Эссиг (Laurie Essig) состоит из трех частей. Первая часть "Другой" рассматривает правовое и социальное положение советских "квиров" (то есть гомосексуалов и лесбиянок) как бы со стороны, глазами "экспертов" - юристов и врачей. Вторая часть "Сам" посвящена формированию в России особой квир-идентичности. В ней прослеживается история советских лесбигеевских организаций, начиная с ленинградских феминистских организаций конца 1970-х годов и кончая "Треугольником" (до 1994 года), а также отношение людей к проблеме особой гей-идентичности, выходу из чулана и т.д.

Третья часть трактует сначала теоретические вопросы соотношения публичных и частных аспектов "квирности", а затем - соотношение национальных и сексуальных идентичностей (проще говоря - отношение российских "голубых" к патриотизму и национализму). В заключении подводятся итоги исследования.

По своему жанру, книга представляет собой нечто среднее между наукой и журналистикой, которые не всегда сливаются в единое целое. Подобно тому, как в СССР любая диссертация содержала обязательный набор цитат из классиков марксизма-ленинизма, с которыми дальнейшее изложение могло быть связано чисто формально, молодые американские социологи не могут обойтись без дежурных цитат из французских постмодернистов (лесбигеевские авторы добавляют сюда кого-нибудь вроде Джудит Батлер), а затем идут собственные материалы, которые якобы подтверждают или не подтверждают эти положения. На самом деле ценность большинства таких работ зависит не столько от теоретических предпосылок, сколько от качества исходного материала.

Эссиг старается понять специфику российской "квирской" жизни изнутри, не подчиняя ее американским стандартам. Ее главный метод - включенное наблюдение, интервью с 17 лидерами лесбигеевских организаций (14 из них в Москве и Петербурге), несколькими писателями и деятелями культуры, плюс 90 заполненных анкет. Эти методы исследования вполне законны и плодотворны, но поскольку детальной информации о них в книге нет, она воспринимается скорее как журналистика.

Основную часть книги составляет рассказ о первых лесбигеевских организациях и акциях до 1994 г. (время последнего визита автора в Россию). Хотя большая часть этой информации уже известна не только российской, но и американской читающей публике, хотя бы из моей книги Sexual Revolution in Russia (NY 1995), Эссиг добавляет к ней немало интересных деталей. Я не знал, например, что духовными наставниками и образами "настоящих мужчин" для Евгении Дебрянской были отец ее младшего сына, близкий к обществу "Память" Александр Дугини, неизвестный мне "лидер мусульманского движения Гейдар Жамал" (с.141) Западное влияние, по мнению Дебрянской, означает для России "культурную смерть". Россия - не просто одна из многих наций, она несет "метафизическую ответственность за спасение всего мира. Это ее миссия" (с.142) Подробно рассказывается об идейных и личных связях Ярослава Могутина с В. Жириновским и Э. Лимоновым. Напротив, некоторые другие геевские лидеры были убежденными западниками. В выдержках приводится несколько интересных личных историй. Внутренняя история борьбы за власть и влияние в лесбигеевских организациях рассказывается сочувственно, но достаточно критично.

Однако дать адекватную картину лесбигеевской жизни только на основе немногочисленных интервью невозможно. Между тем Эссиг проигнорировала не только публикации, вышедшие после 1994 года, но и вообще всякую научную литературу. Ссылка на то, что до 1987 г. большинство советских книг по сексологии были закрытыми, несостоятельна, потому что ко времени написания книги положение изменилось. Мое "Введение в сексологию" (1988) напечатано полумиллионным тиражом. Официальные руководства по сексопатологии и справочник под редакцией Г.С. Васильченко можно было прочитать в библиотеке. Многое было опубликовано и в американских изданиях. Эссиг просто не пожелала что-либо читать.

Возможно, все эти книги одинаково плохи. Но как можно обсуждать советские методы "лечения" гомосексуальности, не прочитав соответствующих медицинских работ? Только на уровне сплетен и вымыслов. Основным источником знаний для Эссиг явилось интервью с анонимным сексологом из центра "Медицина и репродукция", которое взял в 1991 году автор другого американского бестселлера на русскую тему журналист Дэвид Таллер. Этот анонимный доктор (я понимаю, что бывают анонимные информаторы, но анонимного эксперта вижу впервые) говорит явную, не только с западной, но и с советско-российской точки зрения, чепуху. Кто в этом виноват - малограмотный "эксперт" или Дэвид Таллер? А может быть они просто не понимали друг друга?

Поистине медвежью услугу оказывают Эссиг и Таллер способному молодому питерскому психиатру Дмитрию Исаеву. Не говоря уже о том, что теоретические воззрения Исаева никогда не были общепринятыми в российской психиатрии, американские интервьюеры приписывают ему странные, мягко говоря, высказывания. Исаев якобы сказал Эссиг, будто в России мужчины-гомосексуалы, чтобы избежать преследования за содомию, соглашались на перемену пола, и им делали такие операции. Так же вынуждены были поступать и лесбиянки: "В прошлом и в настоящем многие молодые женщины шли на оперативную смену пола не потому, что доктора поставили им диагноз транссексуализма, а потому они считали себя "лесбиянками". За последние пару лет Исаев дал 20 женщинам необходимое разрешение на перемену пола" (с.36).

Исаев не мог ни сказать, ни сделать это. Во-первых, геи и лесбиянки, в отличие от транссексуалов, не хотят менять пол. Во-вторых, никто не стал бы делать им сложную и дорогую операцию просто по желанию, настоящие транссексуалы ждут этой возможности годами. В-третьих, кто такой Исаев, чтобы выдавать подобные "разрешения"?

Эти рассуждения, из которых делаются далеко идущие теоретические выводы, напоминают мне утверждения советской пропаганды времен холодной войны, будто в США насильственно стерилизуют прогрессивных общественных деятелей и критиков капитализма. Мне часто приходится критиковать отношение наших психиатров и сексопатологов к гомосексуальности, но зачем же стулья ломать? Ученые, которые первыми в СССР стали помогать транссексуалам (А.И. Белкин, И.В.Голубева) были не шарлатанами и взяточниками, а истинными подвижниками. Как можно возводить на них такую напраслину? Но что взять с Лори Эссиг, если даже источником сведений о соотношении в России людей, желающих сменить пол с мужского на женский и наоборот, является для нее... Ярослав Могутин (с.37), а социологический термин "сексуальные меньшинства", который по сей день употребляется в западной научной литературе, она считает "медицинским термином" советского чиновничества. Кстати, нигде в мире проституток к сексуальным меньшинствам не причисляли.

Попытка раскрыть процесс формирования российской "квир-идентичности" изнутри, от первого лица, несомненно, заслуживает всяческой поддержки. Однако, на мой взгляд, для этого нужен более солидный эмпирический материал. 1994 год, на котором Эссиг обрывает свой рассказ, возможно, существенен лично для нее, но для российских лесбигеев эта дата ничего не значит. Это только первый год их жизни после отмены статьи 121. Наиболее важные социокультурные процессы, в свете которых стало яснее и недавнее прошлое, развернулись после этого.

Книга Эссиг, как и некоторые другие американские работы о российских геях, фактически посвящены жизнедеятельности одних и тех же представителей первого поколения лесбигеевских активистов. Это вполне законно и интересно, многие из них были яркими и смелыми людьми. Но за последние годы в России многое изменилось. Я не считаю себя знатоком сегодняшней лесбигеевской жизни, мой главный источник информации о ней - Gay.ru. Но те геи и лесбиянки, с которыми я лично знаком, сильно отличаются от активистов первого поколения, да и сами они очень разные. Американские студенты, которые будут судить о российской жизни по книге Эссиг, рискуют многого не понять.

И последнее. Лори Эссиг выступает против колониалистского подхода к России, признает право российских "квиров" оставаться самими собой, принимая или не принимая западные образцы. Я приветствую этот подход, но увы, лично мне ее книга показалась тоже в какой-то мере "колониалистской".

Я не принадлежу к числу людей, считающих, что умом Россию не понять и иностранцам писать о ней не следует. Взгляд со стороны может увидеть нечто такое, чего мы сами не замечаем. Но этот взгляд должен быть достаточно широким.

Когда Маргарет Мид или Гилберт Хердт описывали неизвестные Западу папуасские племена, у них не было других источников, кроме личного общения и устных туземных преданий. Стать "первооткрывателем" России, с ее длинной историей и развитой культурой, значительно сложнее. За пренебрежением к письменным источникам и попыткой реконструировать жизнь отдельной группы или субкультуры на основе частных разговоров объективно стоит неуважение к тому социуму, к которому принадлежит данная группа, какой бы угнетенной и обиженной она ни была, и вне которого она непонятна даже самой себе. Это вызывает чувство протеста. Время, когда российские лесбигеи, как и многие другие люди, почтительно смотрели любым западным визитерам в рот (и в руки) проходит. От социологической книги ждешь большего, чем от журналистского очерка.