Геннадий Бортников. Маленькие победы нормального человека

Геннадий Бортников (1939-2007) - актер советского театра и кино 1960-1980-х годов - был настоящим кумиром своего поколения. Роли 30-летнего Бортникова в постановках театра имени Моссовета "В дороге" (1963), "Дядюшкин сон" (1965), "Глазами клоуна" (1968), "Петербургские сновидения" (1969) принесли ему невероятный успех, подчас на грани массовой истерии. Две работы - Ганс Шнир в "...Клоуне" по роману Генриха Белля и Раскольников в "...Сновидениях" по Достоевскому - стали определяющими в жизни яркого молодого артиста, окруженного заботой своего главного режиссера Юрия Завадского (1894-1977) и любовью поклонников.

Геннадий Бортников. 1962. Кадр из фильма "Черемушки"

Сотни девочек, юных и не очень ("пройти было невозможно, стояли, как в хоре Пятницкого, - плотно..."), ждали артиста у служебного выхода или заполняли небольшой театральный "Аквариум". С надеждой на ответ они оставляли записочки с трогательными объяснениями в любви, где только возможно. Говорят, что спустя 30 лет в театре во время очередного ремонта все еще обнаруживали пожелтевшие послания - в батареях отопления, за панелями облицовки. Нетрудно заметить, что среди девической толпы, ожидающей кумира, было неожиданно много юношей. Геннадий Бортников на протяжении двух десятилетий оставался негласным лидером неофициального московского сообщества гомосексуалов.

Его романы овеяны сумрачными легендами о немыслимой силы переживаниях и даже трагедиях. Скажем, некий студент отравился таблетками и оставил трогательное письмо с признаниями, адресованными Бортникову. Эти истории, обросшие деталями и превратившиеся в легенды, дошли до начала 2000-х годов, когда актер, почти забытый, тихо закончил свою жизнь.

Геннадий Бортников родился в семье, не имевшей никакого отношения к искусству. Отец и брат - летчики, мама - домохозяйка. Гораздо раньше театра Геннадий увлекся рисованием, долгое время не расставался с карандашом и блокнотом. Это и связало его с театром. "Считал, что буду вторым Рафаэлем или Микеланджело, передвижники меня не привлекали, - вспоминал Бортников за десять лет до смерти. - И вот однажды кто-то из моих дворовых приятелей сказал, что недалеко есть драмкружок. Я туда из интереса пришел, думая, что и там буду художником...". После школы он оформил несколько спектаклей в кружке. Потом ему предложили роль - одну, вторую. Но профессионально на искусство Бортников не нацеливался - после 7 класса был отправлен в машиностроительный техникум "в целях воспитания", работал слесарем на заводе. Бросил техникум, поступил в Суриковское художественное училище. Его тоже не закончил, зато начал заниматься в молодежном театре-студии. И только потом нацелился на театральное училище, экстерном сдал экзамены за курс средней школы и был принят школу-студию при МХАТе. После ее окончания - театр имени Моссовета, где он работал с 1963 года до своей смерти.

"Считал, что буду вторым Рафаэлем или Микеланджело, передвижники меня не привлекали. И вот однажды кто-то из моих дворовых приятелей сказал, что недалеко есть драмкружок. Я туда из интереса пришел, думая, что и там буду художником...".

Там его встретил Юрий Александрович Завадский, живой классик советской режиссуры, народный артист СССР, многажды лауреат, в театральном мире прослывший волшебником "преодоления камерности". В жизни Завадского было несколько однополых романов. Саймон Карлинский, ссылаясь на мемуары Марины Цветаевой, утверждает, что в 1918 году Завадский и в будущем известный советский поэт Павел Антокольский (1896-1978) "имели любовную связь" "...и не делали никакого секрета из своих отношений". Впрочем, к концу 1920-х годов они оба обзавелись семьями. Что не помешало тому же Завадскому смело рассуждать на темы "гомосексуализма" в интервью, которое у него брал для "Литературной газеты" в конце 1960-х - начале 1970-х годов журналист и психолог Владимир Шахиджанян. "Спокойные размышления" Завадского об "однополовой ("гомосексуальное" он выправил именно на это слово, когда визировал интервью) любви" в номер, разумеется, не попали. Но это подтверждает мнение о том, что авторитет и связи Юрия Завадского, который, конечно же, был посвящен в особенности сексуальности едва ли не самого яркого молодого актера своего театра, помогли Бортникову избежать катастрофических последствий курсировавших по столице слухов о его образе жизни и "однополовых" романах. Вспоминается здесь и реплика Бортникова в одном из самых откровенных его интервью. Она о том, как Завадский предупреждал молодого актера, отправившегося в 1965 году в Париже на встречу с хореографом Сержем Лифарем (в 1920-е годы протеже и любовником Сергея Дягилева). "Ты с Лифарем поосторожнее. У него дурная репутация", - беспокоился Завадский.

Актерская карьера Геннадия Бортникова, сыгравшего свои лучшие роли на сцене театра имени Моссовета, начиналась в кинематографе. В СССР кино и театр подчас существовали в конкуренции и даже жесткой оппозиции друг к другу. Поэтому над первой ролью в картине "Взрослые дети" Бортников работал в тайне от своих мхатовских педагогов. Семейная комедия, в которой актеру досталась роль второго плана, вышла на экраны в 1962 году и оказалась в числе лидеров проката - 29 миллионов зрителей. В училище случился скандал - фамилия 22-летнего актера шла в титрах сразу же за "стариками", а на афишах красовалась его физиономия. От отчисления спасла принадлежность Бортникова к комсомольским активистам.

"Ты с Лифарем поосторожнее. У него дурная репутация...".

В 1963 году в Театре имени Моссовета у Завадского Бортников сразу же получил главную роль в одной из пьес драматурга Виктора Розова "В дороге". Он изобразил типичного "розовского мальчика" - под таким определением вошли в историю советского театра и кино многочисленные подростки "оттепели", бескомпромиссные идеалисты, на роли которых режиссеры подбирали очень симпатичных юношей. Спектакль "подружил" Бортникова с Фаиной Раневской: она называла его театральным внуком и всюду расхваливала. Актер часто бывал у нее в доме. И, что интересно: ее "нелюбовь" и постоянные "конфликты" с Завадским - "блядью в кепочке" и "чайником, на который натянули презерватив" - ничуть не мешали трогательной дружбе с любимым актером режиссера. На почти семейной фотографии - "театральная бабушка" в обнимку со своим "театральным внуком". Великая актриса прижимается к его щеке и держит его за руку, словно боится отпустить. И трудно понять - кто здесь ребенок, и кто - старший...

В "Глазами клоуна" (1968) и "Петербургских сновидениях" (1969) были сыграны главные звездные роли Геннадия Бортникова. Раскольников - самая громкая работа актера, гремевшая по всему Союзу. А всеми покинутый клоун Ганс Шнир - самая долгая: спектакль шел почти 20 лет, и развивался вместе с эпохой.

После смерти режиссера Юрия Завадского количество новых ролей у Бортникова стало быстро сокращаться. В 1980 году он вновь блеснул в сценической интерпретации Достоевского и покорил публику виртуозной ролью Смердякова в "Братьях Карамазовых". Было еще две-три главные роли, а дальше - тишина. Десять лет с 1990 года вообще не получал никаких ролей. В 1999 ему отказали и в возможности отметить юбилей на сцене театра, славу которого он составлял несколько десятилетий. Месячное жалование народного артиста России (звание он получил невероятно поздно - в 1992 году) равнялось 700 рублям. Впервые в жизни 60-летний актер обратился с заявлением о "материальной помощи", ему выдали... 290 рублей. Отсутствие работы, жизнь на грани нищеты. Из ямы, в которою сталкивал его театр в 1990-е годы, актер выбирался сам. Пришлось продать некоторые картины. Например, серия прижизненных портретов Фаины Раневской отправилась к английским коллекционерам.

Чтобы как-то компенсировать "творческий простой", Бортников больше стал уделять внимания живописи и писательству. Публиковались его очерки об актерах театра Моссовета - народных артистах СССР Ростиславе Плятте (1908-1989), Леониде Маркове (1927-1991). Он сделал несколько сценических обработок, планировал оформить ряд спектаклей.

Геннадий Бортников в роли Дона Карлоса. 1980

После того как пять лет Бортников вообще не выходил на моссоветовскую сцену, он появился сразу в нескольких антрепризах. Наконец, возобновил знаменитого "...Клоуна", которому рукоплескали Москва и Париж. Правда, теперь актер играл перед жующими людьми в кафе "Ностальжи": "Работа непривычная - играть, когда люди сидят за столиками... - вежливо рассказывал он журналистам, - но я рискнул. И задействовал джаз-оркестр...". Но, пожалуй, в этом "общепитовском" продолжении великого спектакля тоже был смысл, была жизнь клоуна.

Смерть актера за девять дней до даты его рождения пресса и коллеги называли "мистической", "скоропостижной", "неожиданной". В начале 2007 года вообще было много громких актерских уходов. Звезды при жизни они как будто старались заслонить и последнюю славу друг друга.

"...Я знаю и горести, и радости, и маленькие победы нормальных людей... Я могу быть грустным и веселым, могу быть интеллигентом на приеме в посольстве и хулиганом в толпе...".

Провожая Геннадия Бортникова, многие говорили о его одиночестве, просили прощения. В интервью вспоминали слезливые детали, вроде той, что верные поклонницы-девчонки, давно уже бабушки с внуками, теперь подкармливали одинокого старичка домашними пирожками после спектакля.

У актера не было семьи, хотя его домашний круг был, по его собственному признанию, достаточно широким - в том числе родственники брата, на которых и легли основные хлопоты по организации похорон.

Он любил быт, устраивал его, ждал гостей в доме. И в личной жизни не был сиротой до самого последнего дня.

ЧТО ПОЧИТАТЬ О ГЕННАДИИ БОРТНИКОВЕ

Марина Райкина. Аристократ с глазами клоуна // Московский комсомолец, 27 марта 2007

Геннадий Бортников. "Могу быть интеллигентом и хулиганом" // Культура, № 10 (7121) 19-25 марта 1998

Карлинский Семен. Гомосексуализм в русской литературе и культуре // Риск. № 1-2, 1992

Но те, кто находился рядом, все чаще замечали, что он "...был пронизан неизбывной тоской". "Он страдал от одиночества и, между прочим, от безденежья тоже... Всегда был довольно замкнут и часами сиживал где-нибудь на далекой лавочке, где к нему слетались со всей округи кошки, которых один привечал, подкармливал и очень жалел". В ссутулившемся небритом старике в темных очках, прогуливавшемся по улочкам в районе Нового Арбата, вряд ли кто-нибудь мог никто узнать Геннадия Бортникова. Но, кажется, что внимательный прохожий мог разглядеть в нем и глубокий ужас непрощеного Раскольникова, и гримасы Ганса Шнира, и пыл инфанта испанского из трагедии Шиллера "Дон Карлос"... Во всем это был Бортников - не актер, а человек: "...Я знаю и горести, и радости, и маленькие победы нормальных людей... Я могу быть грустным и веселым, могу быть интеллигентом на приеме в посольстве и хулиганом в толпе...".

Поделиться линком

Настоящий ресурс содержит материалы 18+