Когда я приехал в "Сатирикон", труппа уже репетировала пьесу "Лица" и меня ввели в спектакль. Шел 1983 год. Это была моя первая работа. После нее, долгое время Костя не знал, что со мной делать. И хотя он понимал, что я создан именно для этого театра, ролей не было. И вот появился Виктюк.

Он пришел к нам в театр и показал Райкину пьесу "Служанки". Костя, человек довольно рисковый, предложил Виктюку ее ставить. Это была моя первая большая роль: вся в движении, совсем без слов. То, что надо. И я Роману Григорьевичу очень благодарен. Благодарен за то, что он из артистов вытаскивает то, чем должен быть артист на сцене. Он не объясняет, каким ты должен быть, а на конкретных примерах показывает актеру, в чем он силен. Лично я это понял через много лет, сыграв "Служанок" не один десяток раз. Яркий пример - начало спектакля. Я выходил на самый край сцены, пока свет в зале горел. И Виктюк требовал: "Стой, пока зал не затихнет!" "Как же он затихнет?" - возмущался я. А он говорил: "Стой!" Я предлагал погасить свет, когда я выйду. А он, смеясь: "Так каждый может!" И только на гастролях в Венесуэле, когда в зале было 3500 человек и мне надо было заставить весь этот зал замолчать, я понял справедливость слов Романа Григорьевича. И это был для меня переломный момент, я заставил зал замолчать, взял их за яйца...

У меня была возможность работать балетмейстером в "Бюро счастья". Правда, в итоге я выступил только как актер. Первоначальный состав "Бюро" был отличный, все как-то совпали. Конечно, Гурченко - молодец! Это ее заслуга, что подобрался такой замечательный коллектив. К сожалению, мы попали в дефолт и половина задумок, в основном декораций, не удалась.

С кино сложно. Во времена советской власти я вообще никуда не подходил. Все видели меня принцем, сказочным героем, а мне хотелось быть злодеем. А в социальных фильмах играть не хотелось. Да и кого? Внешность у меня несоветская, оставалось играть немцев, которых убивают на первой минуте. Видно, пока не судьба. Вообще, мне больше по душе живое общение со зрителем. Кино - это голая техника, а ничто не перебьет живое общение с залом.

Сейчас пошла такая волна: люди у которых есть деньги, начинают снимать фильмы. И если на Западе от продюсера зависит только выбор режиссера и он старается не вмешиваться в съемочный процесс, то у нас - все наоборот. И именно поэтому мы имеем то, что имеем...

Сцена - это совершенно другой мир, совершенно другое внутреннее состояние. К нему надо готовиться. Если я не готов - я проиграл. Актер всегда играет не данное состояние, а пережитое. Когда ты это пережил, переложил из эмоций в голое сознание, а потом выдаешь это на сцене - тогда это работает. Сцена - это не жизнь. Многие путают, говорят, мол, я на сцене как в жизни, Не забывайте, это игра! Условия таковы, что мы находимся по разные стороны занавеса.

Предупреждаю сразу, никаких - я родилась тогда-то, родители были и т. д. Это не анкета. Что буду вспоминать, о том и буду рассказывать. Но сначала хочу расставить все точки над ё. Вы наверное думаете, что я эдакая седая дама с пакета молока "Домик в деревне", у камина вяжу носки. Нет мои дорогие, я - тетушка только для своих племянников. А вообще - я дама хоть куда, могу и в лоб дать, если надо. Короче я - Лора Колли - женщина вне времени и пространства.

Если я! Появлюсь перед вами! Визуально! Ой! Когда я выхожу на сцену, залитую сказочным светом, в ослепительных туалетах, вся такая сногсшибательная, то публика с криками "браво" падает навзничь. Какие уж тут разговоры. А так хочется. Да чтобы по душам. А о чем? В нашем мире все переменчиво - политика, мораль, погода. И если существует какая-то одна незыблемая вещь для всех времен и народов, то это, наверное - любовь. Вот о ней мы с вами и говорим.

Вот взять хотя бы меня. Я училась искусству любви на кривых улочках Шанхая и Гонконга, а шлифовала и оттачивала его в родовых поместьях близ Лондона и Сусекса. Боже! Кто только не клялся в вечной любви! Альберт Эйнштейн целый час играл мне на скрипке и читал наизусть Шекспира, чтоб я согласилась стать его женой, и очень расстроился, когда я сказала "нет". "Don't worry Alby, - сказала я ему уходя, - все в мире относительно". На следующее утро из газет я узнала, что А. Эйнштейн открыл теорию относительности.

А взять хотя бы эту пресловутую сексуальную революцию? Скажу, не хвастая, что я была тем выстрелом крейсера "Аврора", с которого и началась революция. А выстрел произошел во время моего выступления в парижском "Лидо", еще где-то в двадцатых годах. Это лопнул мой лифчик, верх платья упал к моим ногам, и я осталась лишь в прозрачной юбке и с бриллиантами на шее, ослепительная в своей наготе. Я даже не дрогнула и сделала вид, что так и надо, как истинная леди. Но что творилось в зале. Крик стоял такой, что люди на улице подумали, что началась третья Французская революция и похватали ружья. А на самом деле началась революция, но сексуальная. Потому, что с этого дня я начала выходить на сцену, как пелось в песне: "Каблук высокий, чулок со стрелкой, вся в бриллиантах, ну, пара перьев в голове, и все". А вы - тетя Лора, тетя Лора...

Единственное, что не могу себе простить, так это броненосец "Потемкин". Я на нем служила юнгой, когда сбежала из дома. Тогда девушек брали. Еще. Все началось с того, что матросы прознали, что я каждое утро до подъема занимаюсь на турнике на верхней палубе. И вот, однажды утром, я отрабатываю подъем с переворотом назад прогнувшись с приходом на одну ногу и вдруг вижу - весь экипаж стоит и во все глаза смотрит на меня. А я в маечке, в трусиках, вся такая хорошенькая... Боже! Что тут началось. Старшие офицеры кричат, боцман свищет в свою свистульку, матросы кто в ружье, кто за борт. Кошмар! Ну - меня списали на берег. Тайно. Матросы прознали про это. Что тут началось. Дальше вы уже из истории знаете. А меня после этого определили в женский батальон по охране Зимнего дворца.