Объяснение причин и обстоятельств моего обращения к проблеме молодежной сексуальности, в данном случае - к вопросу об источниках и проявлениях гомофобии¹, можно изложить по-разному. Можно написать, что я давно занимаюсь современными молодежными культурами, что в течение последних трех лет пытаюсь исследовать преимущественно гендерные аспекты культурных молодежных практик, что меня волнует не только низкий уровень толерантности молодых людей в их оценке "других", но и подчас излишне акцентированная и преувеличенная фобия "гомофобии", наконец, что у меня растет сын, в переживания которого я ежедневно включена. Но я скажу честно - мне просто невероятно интересно этим заниматься².

Интересно понять, насколько действительно важно для мальчика, подростка, молодого мужчины определиться по отношению к этой проблеме, насколько часто, когда и в каких ситуациях сами они задаются подобными вопросами? Можно ли спокойно жить с этой непонятностью? Ведь для молодежи не менее актуальны и другие проблемы: выбор пути и жизненной стратегии, конформной или нонконформной позиции, критериев успеха и т.д. Значимость подобных вопросов должна по идее актуализироваться в особых обстоятельствах столкновения (реального, мнимого или виртуального) с "живыми" гомо-историями. Другое дело, что в современной ситуации дискурс "гомосексуальности" стал практически общим местом. Об "этом" открыто говорят, спорят, наблюдают. Однако остается вопрос: изменилось ли что-то в палитре отношений к этим "другим"? Насколько актуальны сегодня эти вопросы для самоопределения и самоидентификации современных молодых людей?

Почему среди разнообразных феноменов молодежной сексуальности я выбрала именно гомофобию? Вероятно, потому, что это, на мой взгляд, один из немногих "мостиков", на котором активно встречаются "натуралы"³ с "ненатуралами". Эту встречу отличает явно выраженный взаимный интерес к проявлениям взаимных - разных - реакций друг друга.

В фокусе этой статьи будут в основном вопросы о том, кто или что, скользя по каким каналам, используя какие властные ресурсы, опираясь на какой опыт участвует в конструировании системы страхов вокруг "других" сексуальностей? Кому в наибольшей степени эти страхи присущи? И, наконец, насколько эта проблема актуальна для современных российских подростков? Ведь вполне может оказаться, и об этом говорят и пишут не только академики, СМИ, но и сами молодые люди, что проблематизация характера взаимоотношений между гетеросексуальным большинством и гомосексуальным меньшинством носит подчас искусственный характер.

При анализе подростковой гомосексуальности, как и при оценке взрослой гомосексуальности, важно учитывать несколько обстоятельств. Во-первых, вряд ли корректно использовать понятие "гомосексуальность" в единственном числе. Гомосексуальность, как и гетеросексуальность, является скорее неким континуумом различных групповых и индивидуальных вариаций, что, пожалуй, в наибольшей степени может быть отнесено к оценке молодежных практик (Гидденс, 1999, 184; Plummer ,1975; Кон, 1998, 370). Во-вторых, гомосексуализм и лесбиянство - сравнительно новая сфера в изучении подростковой сексуальности, и если про взрослые "сексуальные инновационные практики" начали говорить и писать достаточно открыто, то молодежные (подростковые) все еще остаются малоизученными. В-третьих, отношение к подростковой гомосексуальности (в ее различных формах) меняется по мере изменения в целом дискурса "сексуальности": от мифов и стигматизации - к пониманию, поддержке и признанию. Самым значительным достижением следует признать постепенное выведение понятия "гомосексуальности" за рамки только медико-биологических, психиатрических и криминальных дискурсов. Большинство исследователей и специалистов, в том числе и медиков, склоняются к мнению о недоказанности патологического характера гомосексуальности и начинают рассматривать ее скорее как одну из разновидностей сексуального поведения человека⁴. В-четвертых, несмотря на то что отношение общества к гомосексуализму несколько изменилось, негативные стереотипные представления о геях и лесбиянках оказались необычайно живучими. Подростки - геи и лесбиянки не просто страдают от своих "проблем" и потому ведут себя не так, как другие. Оставаясь один на один с осознанием своей гомосексуальности, они испытывают постоянный стресс от нависшей над ними угрозы стигматизации. Лишь части из них удается преодолеть страх и переломить ситуацию путем открытого и осознанного принятия гомосексуальной идентичности⁵.

Общество еще не избавилось от безотчетного страха (гомофобии) перед гомосексуалистами, в общественном сознании еще сильны опасения относительно того, что простое общение с ними может пагубно повлиять на подростков с гетеросексуальной ориентацией. Как выстраивается идеология страха "заразиться" этим "аморальным пороком"? Попробую обратиться к размышлениям Фуко на этот счет.

В конце первого тома "Истории сексуальности", говоря о проблематизации "другой" сексуальности в частности и сексуальности вообще, Фуко задается похожим вопросом. Почему именно сексуальное поведение и связанные с ним действия и удовольствия составляли и продолжают составлять предмет моральной озабоченности всех субъектов, занимающих позиции во властных иерархиях? Чем обусловлена эта "этическая забота", заслоняющая собой в определенные исторические периоды другие, не менее существенные сферы индивидуальной или коллективной жизни? Как пишет Фуко, "сексуальное поведение, вероятно, является предметом неких фундаментальных запретов, преступание которых есть тяжкий проступок". Далее Фуко признает, что часто в этом пространстве проблематизации собственно запретов может вовсе и не быть:

По мнению Фуко, подобная проблематизация связана с целым ансамблем практик, с тем, что он называет "искусствами существования". К ним он относит рефлексивные и произвольные практики, с помощью которых люди устанавливают правила поведения, стремятся преобразовывать самих себя, изменять себя в своем особом бытии и делать из своей жизни произведение, которое несло бы некие эстетические ценности и отвечало бы некоторым критериям стиля (Фуко, 1996, 280).

Можно предположить, что речь идет о формировании жизненных стратегий с принятием или отторжением определенных сценариев, среди которых сексуальный сценарий занимает - особенно в период взросления - одно из ведущих мест. Самоопределение подростка через объединение со "своими" и размежевания с "чужими" является невероятно значимым. Гендерная и сексуальная идентификация являются в определенном смысле стержнем взросления.

Существование некоего общего, принимаемого взрослым и подростковым большинством нормативного запрета и разделяемая ими неприязнь к "неправильным" ориентациям формируют своеобразную "солидарность нации" в ее стремлении отстоять здоровую нравственность.

Для мальчиков-подростков подобная солидарность "против" общего врага создает эмоциональную основу отношений подростка (мальчика) со сверстниками. В то же самое время принимаемая общность делает действительно актуальным для каждого из них определение собственной позиции по отношению к этому делению на "своих" и "чужих". Сомнения по поводу реальной или мнимой гомосексуальности, возникающие у подростков в этот период самоопределения, могут порождать страх и тревогу и проявляться в виде ненависти к гомосексуалам. И. С. Кон считает, что именно в этой вынужденной (навязанной) ненависти, а не в собственном сексуальном поведении коренятся негативные стереотипы и образы гомосексуалов массового сознания:

Агрессивной, нездоровой может в атмосфере общественной нетерпимости быть и гомосексуальность, которая также способна провоцировать оборонительные защитные механизмы. Однако здесь мы уже вторгаемся в очень сложное и запутанное пространство взаимовлияний и взаимоотражений групп, которые сами внутри себя далеко неоднородны. При этом открытым остается вопрос о том, что именно вызывает наиболее негативные и враждебные реакции при оценке гомосексуальности - специфическая техника полового акта, "женоподобный" и "мужеподобный" имиджи, перераспределение власти, потеря контроля, общественное мнение? Несмотря на постепенное изменение юридического статуса гомосексуалов, враждебные настроения по отношению к ним сохраняются, изменяясь крайне медленно и непоследовательно. Для обозначения всей палитры негативного (от агрессивно-враждебного до неосознанно брезгливого) страха по отношению к этим "другим" часто используется термин "гомофобия". Однако в последнее время он все чаще признается неудачным вследствие своей "психиатричности". Подчеркивание иррациональной природы страха, ненависти и физиологической брезгливости к носителям однополой сексуальности указывает, как и любая фобия, на индивидуальную психопатологию: подавление собственных сексуальных импульсов накладывается на гипертрофированную враждебность и недоверие к окружающим людям, склонность реагировать на стрессовые ситуации преимущественно с помощью защитных механизмов и т.д. Однако, как точно подметил И. С. Кон,

Ссылаясь на американского социального психолога Грегори М. Херека, Кон предлагает заменить термин "гомофобия" "гетеросексизмом", под которым понимается идеологическая система, отрицающая, принижающая и стигматизирующая любые негетеросексуальные формы поведения, идентичности, отношения или общения (Кон, 1998, 249). В качестве еще более "мягкого" термина И. Кон предлагает использовать "гетероцентризм", который не принижает альтернативных форм сексуальности, но рассматривает их как периферийные вариации или девиации от подразумеваемой гетеросексуальной "нормы".

На развитость различных форм проявления гетеросексизма (гомофобии) в обществе или группе влияет целый ряд факторов. Среди факторов общего характера можно выделить отношения традиционной идеологии и религии к сексуальности; общий уровень образованности и сексуальной культуры общества и связанный с ним господствующий социально-политический "взгляд" на "нормальную" сексуальность, наполняющийся различными социальными фобиями в кризисных ситуациях. Специфическими факторами можно назвать общий уровень терпимости к различиям и "инаковости", реальная степень принятия социального и культурного плюрализма, степень освоения сообществами и группами различных практик солидарности. С этим связан общий уровень сексуальной тревожности и публичного циркулирования сексуальных табу и страхов, моральных паник, формирующихся вокруг подростковой "сексуальной распущенности". К последним можно отнести СПИДо- и наркопаники, паники ранних сексуальных дебютов, последствий мастурбации и ранних абортов, подростковой гомо- и гетеропроституции, которые интерпретируются в медико-психиатрических и криминально-девиантных терминах.

Я вовсе не хочу сказать, что подобных проблем не существует. Однако паническая реакция родителей и других социальных контролеров взросления лишает их возможности воспринимать эти проблемы адекватно и конструктивно и ведет к формированию специфических "павлиньих" стратегий ("у кого угодно, но у моего ребенка этого просто не может быть, а значит, и обсуждать это ни в коем случае с ним нельзя"). Это приводит к закреплению "зоны умолчания" вокруг подростковой сексуальности, усиливает стремление подростков демонстрировать нетерпимость, за которой может скрываться не только реальное неприятие других сексуальных практик и образов, но и неспособность самостоятельно интерпретировать собственную сексуальность, которая так и остается "их проблемой".

Не меньшее влияние на развитость гетероцентристских настроений оказывает степень распространенности в обществе в целом, и прежде всего среди подростков, сексизма, гендерного и полового шовинизма. Масштабы их принятия говорят о верности молодого поколения "естественной, природной" гендерной стратификации, основанной на мужской гегемонии. Поддержание господства и продвижение с помощью различных видимых и невидимых властных механизмов "агрессивного маскулинного образца" укрепляет уже сложившиеся иерархии не только в обществе, но и в самом мужском сообществе, где культивируемая ненависть к "гомикам" становится средством поддержания групповой мужской солидарности.

Довольно сложным и проблематичным представляется в контексте сказанного процесс взросления подростков со скрываемой или актуализированной гомосексуальной ориентацией. Они испытывают давление и подавление с самых разных сторон. Помимо открытой, легитимной гомофобии - дискриминационных практик, продолжающих официально или неявно аккомпанировать процессу их взросления⁶, они должны преодолевать как внешние, так и внутренние "барьеры", затрудняющие, а подчас и делающие невозможным открытое принятие своей - другой - сексуальной идентичности.

Более тонким выражением гомофобии, характерной прежде всего для подростков, является старательная попытка избежать того, что может быть расценено как намек на гомосексуальное поведение. Так, например, друзья и родственники одного и того же пола могут стараться воздерживаться от заключения друг друга в объятия, видимых признаков телесной заботы (поправить воротничок, причесать волосы и др.). Большое значение уделяется тому, является ли данная одежда "чисто" мужской или "чисто" женской⁷, молодые женщины могут демонстративно отворачиваться от феминизма из-за боязни быть заподозренными в лесбиянстве. Для некоторых подростков участие в охоте на геев может служить средством повышения собственного авторитета в группе, хотя подчас за этим может скрываться стремление преодолеть собственную латентную гомосексуальность⁸.

Поскольку гомофобия (гетероцентризм, гетеросексизм) - это социальный страх, то одного только психологического объяснения явно недостаточно. Это социальное чувство может различаться по происхождению, по носителю и направленности, по интенсивности и т.д. Само это чувство - как, впрочем, и то, по отношению к чему (гомо) и на основании чего (гетеро) оно формируется - представляет собой подвижный конгломерат довольно разнообразных качеств. Некое временное единство оно приобретает лишь благодаря наиболее явным (публичным) практикам.

Гомофобия может быть реальной и имитируемой; дискурсивной и индивидуальной; основанной на слухах (мифах) и реальном опыте; быть чувством, разделяемым большинством и меньшинством; защитой и агрессией; институционализированной и стихийной; присущей себе (нам) и приписываемой "другому" (им), от которых она ожидается.

В любом из этих измерений ключевым оказывается понятие "другого", чужого, неизвестного и страшного. Страх, переходя границы индивидуального опыта и становясь качеством неких групп, начинает приобретать черты моральной паники. Ожидаемый страх от другого выстраивается в соответствии с тем, как мы понимаем принимаемые большинством представления о должном. Эти приписываемые переживания могут быть либо достаточно искаженными (неточными), либо прямо противоположными реальным чувствам другого. Хотя реальные столкновения могут не только подтверждать или усиливать, но и разрушать эти стереотипы, воображаемый (ожидаемый) образ реакции бывает настолько сильным, что не пропускает "правду". Один из путей проблематизации "другой" сексуальности заключается в том, что "потерпевший" все равно видит то, что ожидал.

В этом "разорванном" пространстве между ожидаемым (и тем самым приближаемым) и реальным (чаще - непроявляемым) чувством располагаются не только многочисленные фобии, но и мифы, фантазии, мании. Самую большую "помощь" для ориентации в этом "разрыве" оказывают скорее не личные впечатления, а господствующий в данной культуре дискурс, поддерживаемый властными отношениями всех уровней. Именно в нем можно обнаружить так называемые "простые, вечные истины", объясняющие единственно верные пути преодоления этой "неизвестности". Включенность в профессиональное сообщество подчас значительно мешает отделить желаемое от действительного. Так, представление о росте уровня толерантности, сопровождающем процессы деидеологизации частной жизни и пространства, может оказаться ошибочным как в сторону завышения, так и занижения его характера и масштабов (см. Приложение).

Проблематизация "другой" сексуальности может идти по нескольким векторам. "Виновники" (гетеросексуалы) и "жертвы" (гомосексуалы) в ситуации взаимной (само)изоляции движимы разными мотивами, основанными на своей логике.

Эти описания, конечно, весьма условны, "виновники" и "жертвы" могут меняться не только местами, но и аргументацией. Важно другое. Взаимное конструирование "другого" одновременно ведет к самоизоляции обеих групп и становится важнейшим механизмом самоидентификации. Обе стороны становятся невероятно зависимыми друг от друга. Интересно, что, определяясь друг через друга: гетеро - это не гомо, и наоборот, эти группы "создают, предлагают" набор значимых качеств для взаимных различий. И, несмотря на то что многие из этих качеств, являющихся зеркальным отражением друг друга, не соответствуют реальным сходствам или различиям, они сохраняются и воспроизводятся в виде стереотипов. Так, например, Н. Нартова, исследование которой посвящено лесбийской субкультуре Санкт-Петербурга, пишет, что при наблюдении их тусовки невозможно было выделить единый, "среднестатистический" образ лесбиянки. В ходе исследования также не удалось обнаружить один или несколько внешних маркеров, присущих всем без исключения лесбиянкам (Нартова, 1999, 216-217). Те же моменты отмечаются и в очерке Алексея Баженова о санкт-петербургской гей-культуре (Баженов, 2000, 58-59). Таким образом, являясь по большей части вымышленными, виртуальными качествами, часто не подтверждаемыми ни одной, ни другой группой, взаимные конструкты продолжают существовать, оставаясь базовым ресурсом в формировании взаимных образов. От представителей "большинства" и "меньшинства" часто можно услышать: "они думают, что мы такие... а мы - разные". При этом может оказаться, что ни те, ни другие, по крайней мере - их часть, в этих терминах ни о себе, ни о других как раз и не думают¹⁰.

Признание "гомосексуальности" девиацией, отклонением от нормы, ненормальностью не сводится только к неприятию "другого", но и ведет к некритическому усвоению страха и опасности, к перенесению этой реакции из плоскости сексуальной (половой) идентификации в плоскость организации социальной жизни. Именно тогда и возникает проблема дискриминации по признаку нетипичной сексуальности - посредством ограничения доступа к образованию, трудоустройству и другим важным ресурсам.

Гомофобия, таким образом, связывается не столько с само-идентификацией, с ответом на вопрос, "кто я", сколько с последствиями открытого, публичного признания идентичности, отождествляемой с болезнью, с отклонением, с преступлением против рода человеческого и не совпадающей с "типичной", "нормальной", "распространенной". Страх последствий такого признания останавливает и ведет к самоизоляции, к жизни в подполье.

Поскольку взаимодействие "нормы" и "аномалии" не изолировано, а разворачивается в социальном контексте, пронизанном властными отношениями, постольку и ответная реакция разворачивается примерно по тем же каналам, т.е. через установление этики политической корректности, через властные органы, борьбу с дискриминацией и введение квот, через СМИ и либеральную интеллигенцию¹¹.

Насколько на самом деле стигматизированы гомосексуальные практики? Анализ интервью с молодежью, приведенный в следующей части этой статьи позволяет говорить о том, что характер отношения к ним претерпевает определенные изменения. Далеко не всякая крайняя характеристика гомосексуализма принимается на веру и становится источником неприятия. В меньшей степени, чем прежде, значимы традиционные родительские ценности. Самое большое влияние оказывают медиадискурсы и ценности, господствующие в той или иной стилевой молодежной группе. Значимым является мнение "опытных" людей, практикующих инаковость, не понаслышке знающих, что это такое. Большое значение имеет собственный опыт не обязательно гомосексуальных отношений, а, например, близкого знакомства, особенно дружбы с "другими".

Эта часть статьи построена на вторичном анализе 17 интервью, проведенных в 1997-1998 гг. с молодежью г. Ульяновска¹². Материалы интервью я будут использовать лишь как иллюстрации, подтверждающие, опровергающие, дополняющие идеи, высказанные в первой части статьи. Тому есть ряд причин. Во-первых, цитируемое исследование носило пилотажный характер; во-вторых, предмет исследования был связан в первую очередь с индивидуальными версиями сексуальности, гендерными аспектами личных смыслов и контекстов различных сексуальных практик и ценностей провинциальной молодежи¹³. В-третьих, что вносит особые ограничения в анализ, в выборку не попали представители "нетрадиционных" ориентации, следовательно, мы сможем услышать только одну сторону. Тем не менее, поскольку часть текстов респондентов напрямую касалась отношения к "другом" версиям сексуальности, я сочла возможным обратиться к этим данным вторично.

Уже сам вопрос об оценке мужской сексуальности молодые мужчины встречали неоднозначно, он заставал их врасплох. Одно дело - поговорить о том, что значит настоящий мужчина, другое - сексуальный мужчина. Довольно часто респонденты были не просто удивлены, а даже возмущены этим предложением - оценивать мужскую сексуальность. Как отметил один из них: "Ну что я, голубой, что ли? Ничего не могу сказать, я вообще не могу оценивать, на мужиков смотреть!" (Александр, студент, 20).

Одну из причин такого отношения Владимир, например, видит в том, что в общественном мнении продолжают господствовать устойчивые стереотипы о том, кто, собственно, стремится демонстрировать свою сексуальность:

Обратимся к палитре мнений по отношению к "ненатуралам". Вопросы, связанные с этой стороной сексуальности, оказались, пожалуй, самыми сложными как при проведении интервью, так и при анализе полученных текстов. Эти отношения оказались вплетенными в общие системы толерантности, принятия вариативности, готовности к инновациям. Размышления на "эту" тему затрагивали самые глубинные, а потому не всегда осознаваемые мотивы формирования отношений к "правильной" или "неправильной" сексуальности.

Жизнь "сексуальных меньшинств", построение ими своеобразных взаимоотношений, их чувства и их публичные презентации - все это культурное пространство остается для большинства неким "неведомым" загадочным и скандальным миром. Все формы "параллельного существования" этих "существ" помимо обычного любопытства продолжают вызывать почти животный страх. Страх, в основе которого лежит представление о посягательстве на нечто настолько незыблемое и абсолютное, что потеря этого "нечто" грозит разрушением всей картины мира.

Половая дихотомия, имеющая, по мнению большей части наших собеседников и собеседниц, природное - а часто и сверхъестественное - происхождение, определяет собой все основные постулаты сексуальной морали как до, во время, после, так и вне замужества и семьи. Женская невинность (девственность), добрачные ухаживания и их ритуалы, создание семьи, семейный секс, рождение и воспитание детей, сопутствующие им измены, хранение верности, символика добрачной и брачной сексуальности - все эти центры в гомосексуальных практиках переворачиваются, подвергаются сомнению и критике. И если мужчина может и хочет выбирать мужчину, а женщина - женщину, то теряется привычное пространство проявления единственной формы власти, данной каждому "смертному". По меткому выражению Ирины, "гомосексуалы - это потерянные самцы и самки, над которыми ни мужчина, ни женщина не смогут проявить привычную власть".

Что же больше всего раздражает (пугает, вызывает брезгливость, настороженность, отторжение¹⁴) наших собеседников и собеседниц?

Это высказывание, пожалуй, наиболее точно выражает основную линию напряжения. Половая определенность признается одним из обязательных условий "нормального" общения, сексуальность "железной цепью" привязана к полу человека. Эта железная цепь - одобряемые большинством "дозволенные" демонстрации собственной сексуальности и реакции на сексуальность других. Интересным здесь является, на мой взгляд, то, что направленность сексуальной ориентации без всяких сомнений напрямую связывается с "врожденным" полом: либо ты мужчина, и тогда твой сексуальный "объект" - это женщина, либо ты женщина, и тогда твой сексуальный объект - это мужчина. А кто ты - "объяснить тебе должны были родители уже в 2-3 года, и все". По мнению молодых мужчин, сексуальность - это образ ("слава"), который приобретается специально для

Предложение оценить сексуальные качества представительниц своего пола вызывала настороженность и у женщин. Те немногие собеседницы, которые решались на это, обычно считали нужным оговориться, что делают это "исключительно мужским взглядом". Помимо явных признаков боязни быть заподозренными в неправильной ориентации, дело еще и в целесообразности такой оценки. Какой смысл женщине нравиться женщине, если основная мишень ее усилий - это мужчина? "Только женщина может по-настоящему определить сексуальность мужчины, и наоборот, если ориентация правильная" (Маша, студентка, 21).

"Нетрадиционалам" приходится туго, многие отказывают им не просто в принятии, но и в праве общения с "нормальными" людьми. Молодые мужчины более категоричны в оценке "нетрадиционных" сексуальных ориентации, особенно - мужских: женские (лесбийские или бисексуальные) наклонности они еще способны терпеть, поскольку считают их временным явлением, но мужские - ни за что:

Заметно, что респонденты говорили не просто о неприятии, но и даже о нежелании просто общаться, отказывая "другим" мужчинам не только в мужественности, но и в обычных человеческих проявлениях:

Попытки объяснения происхождения других ориентации довольно разнообразны. Одни считают это "прямой диверсией Запада", другие модным течением, третьи - стремлением демонстрировать свою "продвинутость". Рассмотрим подробнее различные варианты.

В таком фокусе гомосексуальность рассматривается как нечто абсолютно чуждое, случайно занесенное на "нашу" землю: "Гомосексуализм - это чисто западное явление. Наши мужчины на такое неспособны" (Маша, школьница, 16). Поэтому проблема заключается в том, чтобы силовыми методами (рассматривались любые, вплоть до насильственных операций) с "этим" покончить. Следовало просто вовремя принять соответствующие меры - и все было бы "нормально":

В более категоричных высказываниях использовалось понятие "извращение", которое, имея на самом деле медицинские основания, приобретало выраженный социально-культурный смысл. В обывательских разговорах "нетрадиционалы" (геи, лесбиянки, бисексуалы, мастурбаторы и др.), вслед советской традиции, идут через запятую с насильниками и прочими "моральными уродами":

Совершенно органично в этом фокусе выглядит попытка объяснения своего отношения к подобным "извращениям" с помощью нецензурной лексики (по-настоящему "мужской" реакции). В следующем высказывании сквозит не просто агрессивная брезгливость, в нем проявляется своеобразный "комплекс непонимания": проще повесить ярлык и назвать последними словами, чем попытаться понять то, что в силу ряда объективных причин (образование, воспитание, окружение) понять невозможно.

Для молодых женщин в целом характерны более мягкие варианты объяснений, в их ответах проявлялся больший интерес к внутренней жизни гомосексуалистов, к их взаимоотношениям с другими людьми, довольно отчетливо прослеживалось желание разобраться и понять, почему они выбрали именно такие варианты жизни. Встречалось настоящее, почти "материнское" сожаление по поводу подобной ориентации - "ну как же так, такой молодой (молодая), вся жизнь впереди - и такая тяжелая судьба". При этом основная проблема, на их взгляд, заключается в том, что гомосексуалы просто не знают, как им стать обычными, "нормальными" людьми, хотя наверняка очень хотят этого.

Подобное "трагическое" ощущение характерно было и для тех респонденток, которые признают за подобной "нетрадиционной" версией сексуальности право на существование, но пессимистично оценивают перспективы их реальной жизни. По их мнению, невероятно трудно поддерживать открытые и честные гомосексуальные отношения в окружении общественного неприятия и отторжения. Нереализованное желание публичности и признания "нормальности и естественности" такого рода любви и союза может обернуться и часто оборачивается подлинной трагедией. Особенно сложно устраивать им жизнь в таком провинциальном городе, как Ульяновск.

С одной стороны, все наши собеседники - прежде всего молодые женщины - старались выглядеть просвещенными и продемонстрировать свое толерантное отношение к феномену "другой" ориентации. С другой стороны, тут же, подчас слишком рьяно стремились отмежеваться от этого, чтобы, не дай Бог, кто-то не подумал, что и они - тоже... Поэтому, признавая "право на жизнь" других ориентации, молодые женщины предпочитали сделать специальные оговорки на этот счет (общественная стигма еще сильна) - сексуальность, конечно, должна быть направлена на противоположный пол: "...я могу сказать о девушке без задней мысли, что она сексуальна. Меня может попросить парень - вот оцени мою подружку, я скажу - да, сексуальная, не имея в виду, что я хочу спать с ней" (Анна, школьница, 16).

Подчас, по мнению Евгении, этому качеству начинают приписывать некий "всеобщий" смысл и значение: сексуальная ориентация становится чуть ли не общей характеристикой человека вообще. Иначе говоря, если он или она гомоориентированны, то в принципе все с ними ясно, и при оценке человека больше ничего о нем и знать не стоит.

Вместе со спокойным принятием этих практик может соседствовать неприязнь к подчеркнутым демонстрациям ими своей "инаковости".

Встречались в текстах наших собеседниц и одобрительные высказывания, однако снисходительно-ироничный тон, как правило, сохранялся, оставляя некое пространство на откуп "общественной морали": "... я считаю, что любое сексуальное поведение нормально, если все участвующие в процессе этого согласны... Я только зоофилию не признаю, коза же не согласна" (Ольга, студентка, 20).

Подобные представления - скорее исключение из общей картины. Переход от снисходительно-жалостливого отношения к "гомикам" к абсолютному признанию их "неэкзотичной" природы и праву равной социальной позиции встретился только у двух молодых женщин. Следует оговориться, что и в целом позитивные оценки были обнаружены только в женских историях: "Человек имеет право спать с кем хочет. Но у них есть свои причины, это их жизнь Они могут делать, что хотят, если это не вредит никому" (Маша, студентка, 17).

Значимо различаются оценки у тех, кто либо сам имел подобный опыт, либо хорошо знаком с гомосексуальными парами. Личный опыт, близкое знакомство не со "звездными" или далекими примерами, а с "обычными" людьми снимает многие предубеждения. Главное требование состояло в том, чтобы это не мешало другим, не навязывалось в качестве единственной нормы, не превращалось в странную моду:

Интересную историю развития своего отношения к нетрадиционным ориентациям и необычной сексуальности рассказала Евгения.

Тексты интервью демонстрируют значимое отличие отношений к бисексуалам и к другим "нетрадиционалам", особенно у женщин. Их палитра простирается от откровенной зависти и сожалений по поводу отсутствия подобного сексуального опыта ("мне даже интересно было бы, если бы у меня такая мысль появилась") до мягкого принятия их специфических практик ("...это мне наиболее близко, ибо я это исповедую").

Бисексуалы наиболее ярко, по мнению наших собеседников реализуют право человека на свободный выбор и при этом лишь незначительно задевают общественное мнение. В отношении к ним остаются элементы некоторого снисхождения, поскольку в этом видится не порок, а чуть ли не детская забава, стремление к которой может быть связано с желанием избежать скуки или поиском неких более утонченных удовольствий. Бисексуалы - это "счастливые люди", потому что "они имеют широкий диапазон выбора, больше, чем гетеросексуалы, которые, вот есть такая рамка от сих до сих, и так вот всю жизнь...", "прелесть ситуации в том, что они могут использовать ее на свое благо или на благо партнера"¹⁷. Бисексуальные истории жизни, видимо в силу того, что лишены "устрашающей однозначности", притягивают внимание, вызывают любопытство. Некоторые из наших собеседниц говорили о том, что им хотелось бы испытать нечто подобное:

Молодые мужчины в своих оценках бисексуалов хотя и были не столь категоричны, как в разговоре о гомосексуалистах, но поддерживали подчеркнуто снисходительный тон. В особой степени подобная снисходительность относилась к женщинам, молодые мужчины просто "разрешают" им это.

Интересным, хотя и вполне ожидаемым, оказалось то, что многие наши собеседники и собеседницы после разговора о "нетрадиционных" сексуальных ориентациях выходили на оценку феминизма. К сожалению, у меня нет возможности полностью представить все разнообразие полученных оценок. Отмечу одно, что практически все они помещаются в смысловом пространстве явно или неявно агрессивной неприязни.

Молодых мужчин больше всего раздражает открытое посягательство на мужское превосходство, что, по их мнению, нарушает "естественные" законы природы: "Феминистки - это кто? Это женщины, защищающие женщин". "Нет, женщины должны занимать второстепенное положение в обществе", потому что "ей нужно сберечь себя для того, чтобы родить здорового хорошего ребенка". Вся их борьба ни к чему привести не может, "это очень воинственное течение. Все равно они в итоге приходят к прежнему"¹⁸.

Оценки феминизма и феминисток молодыми женщинами хотя и отличала большая толерантность, однако ни в одном из текстов не удалось обнаружить реального принятия их идей. Вероятно, в наибольшей степени это зависит от малой информированности и осведомленности о различиях между течениями внутри современного феминизма, от специфически панических медиадискурсов, от оголтелого сексизма, который может проявляться не только в Государственной думе, но и в академических "трудах"¹⁹. Феминизм и феминистки - одна из самых "благодатных" и безобидных мишеней для открытой демонстрации сексистских идей, поскольку они ложатся в крайне неподготовленную, некомпетентную напичканную фобиями и мифами почву.

Завершая краткое описание этой части исследования, попробую предложить некое подобие выводов. Тексты интервью продемонстрировали активное формирование представлений о публичных "стандартах" женской и мужской красоты/сексуальности. Спор идет не только о стилях жизни, одежде, экспериментах с телесностью (мужской и женский бодибилдинг, похудание, макияж, маникюр, выкрашивание волос, пирсинг, татуировки), но и о допустимых рамках использования публичной сексуальности для достижения внесексуальных целей. Будет интересно в дальнейшем проанализировать изменения этих представлений как внутри сексуальных отношений (не только в гетеро-, но и гомосексуальном пространстве), так и в профессиональной сфере, в кадровой политике фирм, в личных карьерах как мужчин, так и женщин. Интересно, что в ситуации глобально мужского "начальника" в России проблема использования сексуальности как инструмента карьеры традиционно рассматривалась только по отношению к женщинам. Однако уже сейчас молодые люди начинают говорить не только о новых мужских перспективах (два варианта: начальник - женщина, начальник - мужчина, но гомосексуалист), но и новых женских (начальник - женщина, но лесбиянка).

Более того, интервью также проявили пусть и неявную "дискуссию" между молодыми мужчинами. Если сексуальность - это нечто женское, то как можно говорить о мужской сексуальности! В каких терминах и в каком смысловом пространстве оценивать это качество? Если на уровне репрезентаций конструкты мужской сексуальности уже обрели некие приемлемые очертания - как следуя западным медиаобразцам, так и благодаря культурным отечественным медиапрактикам, - то на обыденном уровне они только-только зарождаются. Уже появились поддающиеся фиксации стереотипы. Уже обнаруживается целая палитра модных линий мужской сексуальности, но вопрос "Как это делать, не нарушив образ сильного и первого человека? - для многих остается совершенно неясным.

Особую остроту этой "дискуссии" придает устойчивая демонстративная реакция мужчин - мужская сексуальность: это признак "голубизны". Сильный, уверенный в себе, самодостаточный самец не нуждается ни в каких дополнительных аксессуарах и доказательствах. Таким образом, на пути формирования обыденного образа мужской сексуальности стоят два барьера: сексуальность как символ слабости и подчинения и мужская сексуальность как символ "неправильной" ориентации.

Выявленная в анализе скрытая (у женщин) и явная (у мужчин) гомофобия сопровождается (чаще у женщин) демонстративной толерантностью и "бисексуальным" заигрыванием. Можно признать вполне успешным "продвижение" современными молодежными журналами гомо- и бисексуальных идей. Своеобразная мода на "ненатуралов" достигла и нашей провинции. Другое дело, что реакции на эту моду весьма неоднозначны.

"Открытый" разговор о гомосексуализме обернулся многочисленными спорами и дискуссиями. Гетеросексуальность, оставаясь святой нормой, начинает существовать в пространстве некоего сомнения. Представления о допустимых демонстрациях мужской привлекательности выводятся за рамки оценочного пространства - "голубой-неголубой", а вместе с этим и сама эта дихотомия рассыпается в мозаике самых разных промежуточных состояний, представлений и отношений. И хотя, по мнению наших собеседников (мужчин), половая определенность (само отнесение к полу) остается самым важным для сексуального общения, для наших собеседниц этот момент уже не является столь значимым. Их оценки более толерантны и менее категоричны. И если у мужчин преобладает требование социально-культурной изоляции гомосексуалистов, то женщины демонстрируют снисходительную жалость к трудным жизненным сценариям "ненатуралов" и говорят об их асексуальности. Главным минусом как для мужчин, так и для женщин в гомосексуализме является вовсе не то, что они не способны к деторождению в своих однополых союзах, а то, что они теряют индивидуальный контроль и индивидуальную власть над своей жизнью. Следовательно, и здесь произошло изменение - главное вовсе не в посягательстве на нормы семейного секса, ведущего к продолжению рода, а в перераспределении властных полномочий в пространстве личных взаимоотношений.

Приложение²⁰

Таблица №1²¹

Уровень терпимости школьников к различным социальным группам (1 - min, 8 - max).

Таблица №2

Распределение мнений школьников о том, как следует поступать с гомосексуалами

Вопрос: "На твой взгляд, как следует поступать с такими социальными группами, как..." (в % от числа опрошенных)