Лет семнадцать тому назад группа отечественных работников кино, прибывших на Берлинский кинофестиваль, погожим февральским вечером стояла на Курфюрстенштрассе. Группа изучала карту и решала неразрешимый, казалось, вопрос: как спросить, где находится Apollo City Sauna, и при этом не обозначить себя как представителей нетрадиционной сексуальной ориентации.

Наконец самый старший и самый смелый остановил некоего пожилого господина (останавливать молодых все-таки побоялись) и на одном дыхании выпалил: "Мы ищем гей-сауну". "Lucky you are, lucky you are, - оживился господин. - It’s here". И показал на окна дома, у которого происходил этот разговор. Улыбнулся и пошел своей дорогой. Потом долго обсуждали происшедшее. С какой невероятной легкостью - будто, ей-Богу, речь шла о заурядной химчистке, немецкий бюргер откликнулся на казавшийся вполне криминальным даже людям, его задавшим, вопрос. "It’s here". Удивительная, в чем-то даже обидная, простота была в этом чистосердечном ответе, без понимающих подмигиваний и заговорщицкого полушепота.

В конце 2008-го я исследовал Рим - и темой исследования были не только последствия неслыханного разлива Тибра, заставившие весь город и окрестности схватиться за фотоаппараты. В траттории у метро Cavour спрашиваю: как пройти на виа, ну условно, Фрателлини. "А-а-а... Eagle - это через пятьдесят метров наверх", - официант совершенно не поддерживает игру в метафоры. Недолгая прогулка по виа Фрателлини доказывает, что у него есть для этого резоны: на крохотной улице лишь два общественно доступных заведения - жуткая дыра Eagle и комиссариат полиции. И в какое из них, спрашивается, может идти белокурый иностранец?

Соседство геев со стражами порядка - вообще довольно распространенное в Европе явление. Самый смрадный парижский притон Le Depot расположен в буквальном смысле next door от комиссариата третьего аррондисмана. А так как и там, и там на входе стоят секьюрити, многие по первости промахиваются - их галантно просят пройти метром дальше.

В Берлине случилась еще одна примечательная история. За ужином с гендиректором отеля, неважно какого отеля, мы разговорились о том, имеют ли гей-союзы или "партнерства", как их еще называют, моральное право брать приемных детей. Моя точка зрения заключалась в том, что, конечно же, имеют - в том исключительном случае, если гетеросексуальных родителей не нашлось. Я привел страшные факты из британской статистики: из-за страха быть обвиненными в "политической неправильности", в расизме и прочих ужасных грехах опекунские службы Англии перестали отдавать детей в "нормальные" семьи, и, в общем, речь идет о настоящем геноциде под знаменем либерализма. "Ну, мы обязаны дать им шанс. Как представительница страны, пережившей Гитлера, я не могу думать иначе", - возражала гендиректор. В пылу спора она вдруг бросила: "Ну вы бы с бойфрендом взяли ребенка?" Мне пришлось бы потратить много часов ее драгоценного времени для того, чтобы объяснить, до какой степени это невозможно, и я вывернулся: "А с чего вы взяли, что у меня может быть бойфренд?"

Гендиректор ужасно покраснела, помалиневела даже, как при аллергии на лобстера, просила прощения и молила не рассказывать об оплошности коллегам. "Иначе мне конец", - сообщила она. Я поклялся этого не делать.

"Искренность. Наивность даже. Страсть. Вот что я тогда почувствовал", - Сережа, завсегдатай гей-бара в подвале на Тверской, уже "сильно на взводе", как сказала бы Пищикова, и от всей души снабжает меня подробностями своей инициации. Слова "инициация" он, конечно, не знает. Секс с мужчиной произошел случайно: парень с Севера, по дороге в Анапу, решил заглянуть на Красную площадь. Потом, за другими надобностями, в знаменитый туалет "под звездами" - возможно, самое мифологизированное место в советской гей-легендарике. Ну и там пошло-поехало. Сергею было тогда 35. Самые прекрасные, плодотворные годы жизни остались позади. С агрессивной жадностью он наверстывал упущенное. Сейчас Сережа выпьет еще одну и пойдет в танец, потом еще одну, еще, еще, еще: невероятно тяжело свыкнуться с мыслью, что в 45 лет ты уже никому, никому не нужен.

Очень позднее осознание собственной сексуальности, долгая дорога в дюнах, и все для того, чтобы понять, кто тебе больше нравится, недюжинные прыжковые усилия с ничтожным результатом - пожалуй, самое важное, что отличает нашего гомосексуала от европейского, американского, австралийского или японского. Есть, конечно, и другие нестыковки.

Десятилетиями загнанная в туалеты и какие-то странные места типа "Садко", сращенная с лагерной историей "опущения" и в результате зацикленная на разделении "пассив-актив", фактически упраздненном в Европе, гейская субкультура в России породила много уродства. В том числе лексического. Все эти "накормлю спермачком", "выдам дружка", "натяну по-взрослому в Печатниках", "раскрою задницу в Косино" не имеют никаких аналогов в английском, французском, немецком, испанском, итальянском языках "средневзвешенного" гея, не сидевшего в тюрьме и не собирающегося туда отправиться. Русский "средневзвешенный" гей как будто только что с зоны. С карикатурной его лексикой гармонирует карикатурная феминность - среди маскулинных западных геев такое давно не водится. "Стандартный" импортный гей - это широкие плечи, бритая башка, огромные мохнатые лапы, утрированная, картинная мужественность с рисунков "Тома из Финляндии".

Отчего-то, не пойму отчего, толерантность общества к гомосексуалам принято определять по наличию или отсутствию в стране гей-парадов. У этой теории есть две уязвимых точки. Во-первых, далеко не все геи разделяют мысль о необходимости публичного выражения сексуальности вообще. Большинство, да, большинство, не видят в своей ориентации ничего необычного, примечательного и достойного общественного внимания. Не считают, что гомосексуальность свидетельствует о повышенном эмоциональном тонусе или большей склонности к искусствам. Не воспринимают ее как преимущество или, наоборот, как недостаток. Гей-парад в этой системе ценностей не нужен, более того - он вреден, потому что привлекает интерес к тому, что, в сущности, совсем неинтересно и является личным делом каждого.

Во-вторых, есть страны, где гей-парады проводят, существует развитая гей-инфраструктура, а вот публичного одобрения или хотя бы безразличия к гомосексуализму нет. Такова, например, Эстония. Путеводитель по Таллинну стыдливо указывает, что в эстонской столице рады всем, но "публичные выражения чувств между представителями одного пола не приняты". То есть, держаться за руки, целоваться и каким-то другим образом проявлять нежность позволено только паре мальчик-девочка.

Что уж говорить о России. После того, как я написал для "Русской жизни" текст о полуночных ковбоях, гей-хастлерах, мне посыпались письма: какой вы смелый, Эдуард, я бы вот так не смог, чтобы под своей фамилией да такую тему. А дело-то тут, конечно, не в смелости, просто жаль было дарить такую размашистую фактуру анониму. Но не у всех столь развито авторское чувство собственности. Я поинтересовался у главного нашего бытописателя гейской жизни, отчего же он все время скрывается под псевдонимом, не пора ли приоткрыть, так сказать, забрало. И получил ответ настолько похожий на трогательный детский обман, что его и приводить-то здесь неловко. Меж тем известно, что любое публичное объявление о нетрадиционной сексуальной ориентации усложняет жизнь смельчака.

В свое время я был свидетелем разговора покойного ныне Андрея Черкизова с одним приятелем. Приятель удивлялся тому, что Черкизов совершенно не скрывал от своего водителя - нет, даже не свою ориентациию, а свой образ жизни, своих любовников, свои места на карте Москвы. Черкизов отвечал: "На хера ж мне тогда водитель, если от него надо еще что-то скрывать?" Но Черкизов такой был один, и жизнь его была, прямо скажем, не сахар. Но это была честная жизнь. Чтобы понять, какую позицию - по собственной воле или против нее - занимают остальные участники процесса, достаточно заглянуть на любой сайт знакомств. Познакомлюсь с кем? С парнем. Живу с кем? Женат. Фото? Нет. "Увидишь при личной встрече". Настоящее подполье. Огромная партизанская армия людей, тайком от жен мастурбирующих на Брэда Питта.

Не гей-парады, не число работающих в салонах красоты гомосексуалов и, разумеется, не возможность или невозможность показа по первому каналу шоу Бориса Моисеева определяет отношение общества к меньшинству. Когда позволяют обсуждать сладкие перверсии на специализированном сайте и предаваться плотским наслаждениям за железными дверями какого-нибудь "Бункера", это одно. И совсем другое, когда на вопрос "Как тут пройти в "12 вольт", ты не рискуешь схлопотать по роже. It’s here, дорогие, поднимите глаза, велкам.