Россия: Жизнь ЛГБТ через личные истории

РњРћР‘РР›Р¬РќР«Р™

Одни ходят на акции и пытаются вести себя открыто. Другие живут обычной жизнью, не афишируя свою ориентацию, и не понимают, за что им нужно бороться.

Пока другие страны мира легализуют однополые браки, Россия ужесточает законодательство, рассказывает проект Eurasianet.Org. Представители ЛГБТ из России - о том, с какими сложностями им приходится сталкиваться и чувствуют ли они себя в безопасности в собственной стране.

Одни ходят на акции, которые редко мирно заканчиваются, и пытаются вести себя открыто. Другие живут обычной жизнью, не афишируя свою ориентацию, и не понимают, за что им нужно бороться.

Настя, 38 лет, журналистка; бисексуалка (Ставрополь, Петербург):

- Я открытая бисексуалка. Это не означает, что я при знакомстве с людьми сразу про это говорю. Нет, я просто не скрываю. Иногда это бывает сложно, потому что в России никогда не знаешь, как к этому отнесутся. Быть открытой в России может быть небезопасно.

Конечно, я не была настолько открыта, пока работала в университете и на государственной службе. Постепенно я стала понимать, что лучше искать работу, где я буду чувствовать комфорт и в этом отношении. Сейчас я в замечательном коллективе, где моя ориентация принимается как норма большинством тех людей, с кем я взаимодействую.

Открытой я стала после камин-аута перед родителями. Это было лет в 29. Я не хотела, чтобы родители узнали про мой гомосексуальный опыт не от меня. Выход я осуществила не как бисексуалка, а как лесбиянка. Так было проще на тот момент. Я не хотела многих объяснений и родительских надежд, что я могу еще "стать гетеросексуальной". Родители меня принимают. Им многое непонятно, наверное, до конца, но они с уважением относятся к моей личности, а главное - любят меня. Мы не конфликтовали по поводу моей ориентации. Но я понимаю, что если у меня будет семья, однополая, с ребенком, и мы приедем погостить или пожить в доме, то, вероятнее всего, соседям это не будет презентовано как то, что приехала дочь с женой, или партнершей, и совместным ребенком.

Сталкиваюсь ли я с неприятием? Да. Однажды охранник в пирожковой попросил нас с моей любимой прекратить обниматься. Точнее он сказал: "Не делайте это", когда мы стояли просто обнявшись. Аргументировал это тем, что "мамочки с детьми" смотрят. Но я умею защищать свои границы. Так что он отошел, а мы продолжили. И я считаю, что нет ничего важнее для вклада в изменение отношения нетерпимого большинства к ЛГБТ, чем быть видимыми, продолжать обниматься, танцевать в паре, продолжать целоваться в метро и других общественных местах.

В чем я чувствую реальную угрозу? Я уязвима как мать. У меня несовершеннолетний сын, ему 16 лет. И государство назначило меня как бы его врагом, когда приняло закон о запрете ЛГБТ-пропаганды среди несовершеннолетних. Я прекрасная мать, интересный человек, которого есть за что ценить и уважать, - и при этом я бисексуалка. То есть так можно! И я настаиваю на том, что так можно, и я не буду скрывать от ребенка, родителей, друзей и всего мира значимые для меня отношения. Но я понимаю, что если кому-то не понравится мое поведение, то этот козырь может быть разыгран, и на пороге могут появиться женщины из органов опеки.

Я не чувствую себя свободно настолько, насколько мне бы хотелось, я не чувствую себя безопасно. Но верю, что Россия станет свободной. В том числе и от железобетонных рамок представлений о "правильности" и "неправильности" чьей-то личной жизни.

Алексей, 38 лет, экономист, дизайнер; бисексуал (Петербург):

- Первый раз я столкнулся с гомофобией, когда лишился лучшей подруги. Ее парень из Дагестана, узнав обо мне, запретил ей со мной общаться. Но по полной программе я прочувствовал гомофобную агрессию, став шесть лет назад ЛГБТ-активистом.

Многие закрытые представители ЛГБТ могут считать, что у нас в стране все в порядке. До тех пор, пока ты не возьмешь парня за руку на улице. Или не повяжешь на рюкзак радужную ленточку.

На мою первую акцию в центре Петербурга, где мы выпускали разноцветные шарики, пришло несколько десятков ультраправых молодчиков. Один мужчина с крестом истошно орал, что нас нужно повесить и закопать. В трех метрах от меня какой-то парень выхватил пистолет и выстрелил в одного из участников акции. Неподалеку бесновалась толпа с закрытыми платками лицами, которые скандировали оскорбления. Нам пришлось свернуть акцию через пять минут под нажимом полиции. Мы уехали на автобусах, а вечером я узнал, что разъяренная толпа напала на мосту на автобус с мигрантами, разбила стекла, избила людей [по другой версии, националисты нападала на автобусы с геями, а автобус с мигрантами попался им под горячую руку]. При этом никто не понес наказания.

Тогда я понял, что надо с этим бороться. У меня обе бабушки были в блокадном Ленинграде. А здесь фашизм вернулся. И тогда я пошел во вновь создаваемый "Альянс гетеросексуалов и ЛГБТ за равноправие". Много всего было за эти шесть лет. И первый пикет на Невском, когда боялся поднять глаза, и град камней на Марсовом поле, и порванные плакаты, и нападения, и жесткие задержания полицией. Уже привычным фоном стали угрозы в интернете. Но мы не прекращали, провели десятки акций, и сейчас в Петербурге к нам привыкли. Правда, прошлой весной я лишился работы из-за активизма. После шуточной акции "ЛГБТ-спецназ" ко мне на работу приходили из правоохранительных органов. Работодатель предпочел "не рисковать" и избавиться от меня.

Тем не менее, я считаю себя очень счастливым человеком. За эти шесть лет я гораздо лучше принял себя и стал жить более открыто. Здорово, когда можно не врать, не скрываться, а просто быть собой. К счастью, никто от меня не отвернулся. Верю, что мы сможем добиться того, что и в России будут нормально относиться к ЛГБТ-гражданам. Но нужно время и усилия.

Андрей, 29 лет, учитель английского; гей (Ростов-на-Дону, Петербург):

- Свою ориентацию я не прячу за семью печатями, но и не афиширую нарочито: понятное дело, в профессии преподавателя это может сильно навредить. У меня уже был неудачный опыт. Предыдущую работу мне пришлось сменить из-за конфликта с родителями учеников: кто-то пронюхал о моей ориентации, и меня начали травить. Четыре месяца я ходил на работу, как на гильотину (руководству сыпались доносы), в итоге решил уволиться и жить спокойно. При этом у меня сохранились прекрасные отношения с администрацией этого заведения, они уважали меня как педагога и не совали нос в мою постель.

Я не стесняюсь говорить о том, кто я и что я, но на гей-парады не ходок. Это не мое. Большинство знакомых и друзей о моей ориентации знают. Это очень разные люди: и одиночки, и с семьями. Чаще всего окружающие спокойно воспринимают мою ориентацию. Людям в большинстве ситуаций на самом деле вообще все равно. Все эти россказни о жестокой жизни среднестатистического гомосексуалиста - давайте оставим любителям поныть. Правда, люди из моего профессионального мира в этом отношении несколько жестковаты. Но в целом я не чувствую себя притесненным, мне непонятно, за что мне надо бороться, если я гей.

Моя семья не знает, что я гей. Я много раз порывался признаться маме, но решил оставить все на своих местах. Мне так спокойней. Мне достаточно того, что я знаю, что я гей.

Негативные реакции на мой сексуальный выбор, конечно же, бывают (и было много), но я не рохля, могу ответить. Чувствую ли я себя в безопасности? Как это ни странно, да. У меня нет нужды никому ничего доказывать. Тем, кто относится к ЛГБТ негативно, мне сказать нечего. И я не считаю, что я должен что-либо говорить.

Отношение россиян к людям нетрадиционной сексуальной ориентации, безусловно, меняется, но в какую сторону - зависит от конкретного места. В маленьком городе или глубинке гею, безусловно, будет тяжеловато. В большом городе все обстоит иначе: здесь много специальных заведений, больше возможностей познакомиться с такими же, как и ты.

Как сделать российское общество более толерантным? По мне, как это ни банально, начинать нужно с самого себя. Каждому из нас. Кто я и зачем в этом мире, какую пользу могу собой принести? Мне кажется, эти вопросы поглубже и поважнее, нежели кто какой ориентации и кто с кем он спит.

Даша, 31 год, садовник, столяр; лесбиянка (Петербург):

- О том, что я лесбиянка, знают далеко не все, с кем я общаюсь. Во-первых, моя личная жизнь - это не та тема, на которую я готова говорить с первым встречным. Во-вторых, я боюсь. Я знаю, как наше прекрасное общество относится к гомосексуалам и квирам, сколько в нашу сторону льется ненависти, презрения и насмешек. А еще я знаю о насилии над представителями ЛГБТ - как парнями, так и девушками. Знаю об убийствах геев. Все это звучит страшно.

Я стараюсь не проявлять нежных чувств к моей девушке на людях. Не хочу всех этих косых взглядов, хихиканий и дурацких вопросов типа "а кто из вас за мальчика", не хочу привлекать к себе ненужного и, возможно, грозящего неприятностями внимания.

Раньше мне было еще сложнее - о моей гомосексуальности не знала моя семья. Я не рассказывала ничего, потому что боялась, что мама не примет меня. Но однажды я поняла, что это невыносимо - молчать и жить в страхе, что кто-нибудь случайно расскажет обо мне моей маме.

Мой каминаут произошел чуть больше двух лет назад. Это был самый счастливый день в моей жизни: мама сказала, что любит меня любой и желает мне счастья. Ее фразу: "Бедная моя девочка, как же ты все эти годы с таким грузом жила?!" - я запомню навсегда. Потом я поговорила с младшим братом, он воспринял все совершенно спокойно. После этого моя жизнь как будто начала набирать обороты: я бросила журналистику, из-за которой заработала много расстройств, стала садовником и столяром, прекратила тяжелые отношения и встретила человека, который как будто заново открыл мне меня саму.

Но все это счастье очень сильно омрачается постоянным страхом. В российском обществе и на уровне государственной политики такие люди, как я, считаются маргиналами, чем-то мерзким, развратным и позорным. Некоторые люди даже считают геев угрозой обществу, угрозой детям. Я могу понять, почему так много людей полностью скрывают свою гомосексуальность: так безопаснее.

В России ситуация не становится лучше. Чтобы хоть как-то изменилось отношение общества к ЛГБТИК [ЛГБТ и интерсексуалы], мне кажется, должно вырасти не одно поколение, воспитанное на принципах равноправия, уважения личности и неотъемлемых свобод, а не только на идеях о великом прошлом страны. Не уверена, что в России это возможно. Наверное, людям здесь проще молчать, бояться и ненавидеть. Хотя всегда остается надежда на молодежь.

Михаил, 25 лет, бизнесмен, дизайнер; гей (Петербург):

- В какой-то момент я устал жить закрытой жизнью: приходилось прятаться, изворачиваться, на это уходило много сил. Когда я открылся родителям, мне стало проще открываться другим людям и принимать себя. Мама нормально восприняла, отец ушел в затяжную депрессию, он старается больше не поднимать вопрос о личной жизни.

Трудностей много. Во-первых, это невозможность чувствовать себя в безопасности: это какое-то перманентное ощущение угрозы. Во-вторых, невозможность проявления чувств на улице: когда есть какое-то ограничение, это сильно подавляет, это вводит в депрессивное состояние, вызывает ощущение, что я не такой, как все, и со мной что-то не так.

С агрессивной реакцией я пока не сталкивался. Но поскольку я не ощущаю себя в безопасности, то стараюсь не кричать об этом.

Людям, которые против ЛГБТ, я бы посоветовал пойти на курс терапии и заняться своей личной жизнью. Но для этого нужна храбрость и смелость, а часто те, кто негативно относится к ЛГБТ, трусы.

У нас в России все становится очень печально, не только с ЛГБТ. На мой взгляд, все, что связано с темой ЛГБТ, будет еще больше дискриминироваться с политической точки зрения.