Один день из жизни парижского гея

Недавно Папа римский объявил о своей отставке, и несколько дней все обсуждали эту новость. Я завариваю себе кофе. Я не очень хорошо спал прошлой ночью. Я открываю свой почтовый ящик. В нем - очень странное сообщение. Текст письма гласит: "Дорогой сэр, Господи, пожалуйста, прости этого человека, который занимается хулой! Я наткнулся на твой блог, который подарил мне возможность молиться за тебя. Брак для всех? А почему в таком случае не с козой?" И подпись: Пастырь заблудшей овцы. Что ж, мне стало гораздо лучше от того, что кто-то за меня молится, пусть и анонимно. Случаются в жизни дни, которые начинаются именно так. Пытаясь окончательно проснуться, я заряжаю в плеер "Увертюру" Этьена Дахо.

Я принимаю душ, варю еще кофе и возвращаюсь к компьютеру. Захожу в Фейсбук и вижу там все ту же новость: Папа Бенедикт подал в отставку! Читаю, что последний Папа, который добровольно отрекся от престола, звался Григорием XII. Это произошло в 1415 году в попытке положить конец расколу Западной церкви. Я смотрю в окно: голубое небо рассекает солнечный луч. Абсолютно ясное утро.

Я получаю текстовое сообщение от приятеля, который просит меня как можно скорее пройти тест на ВИЧ, потому что ему хочется секса втроем без презерватива. С участием его нового бойфренда. Я не отвечаю, потому что даже думать обо всем этом не хочу. Вместо этого отправляю сообщение своему возлюбленному. Мне интересно, как у него дела. Он отвечает сразу же: все хорошо, он скучает по мне так же, как я скучаю по нему. Мы договариваемся встретиться сегодня вечером. А потом я отправлюсь к нему. Мне нравится засыпать, прижимаясь к его мягкой коже.

Я снова плюхаюсь в кровать, полностью одетый, залезаю под покрывало и чувствую себя готовым к тому, что люблю больше всего на свете: писать. Когда я пишу, у меня возникает ощущение, что я - ничто, и одновременно с этим - всё. Я и мужчина, и женщина, и мальчик, и девочка, и молодой, и старый, и гей, и гетеросексуал. Я абсолютно свободен. Когда я пишу, я чувствую себя подобно "неустановленному адресату", потому что у меня больше нет фиксированной идентичности. Это - ощущение абсолютного счастья.

Мне звонит мой друг Франсуа. Его звонок застает меня на середине абзаца, с которым возникли проблемы, поэтому я не отвечаю. Он оставляет сообщение на автоответчике, интересуясь, планирую ли я принять участие в сидячей забастовке против гомофобии, которая состоится сегодня в 2 часа дня перед Национальным собранием Франции. Я перезваниваю ему и говорю, что не уверен, что раньше ничего не слышал об этой акции, что я работаю, что я вообще не активист, и так далее и тому подобное. Но Франсуа очень настойчив: "Это важно", - убеждает он меня.

Я живу в Париже, в хорошем районе. Мне 37 лет. Я веду образ жизни, который можно назвать защищенным. Честно говоря, я очень давно не сталкивался с откровенным проявлением гомофобии. Даже мои родители себя перебороли и приняли мою ориентацию. Все, кто меня окружают, о ней тоже в курсе, и им абсолютно все равно. Я словно нахожусь в пузыре вежливого безразличия к гомосексуальности, где этот вопрос волнует людей не больше, чем цвет моих волос. Но кое о чем я не забыл.

Мне было лет 13, или 15, и я тогда жил в своем родном маленьком провинциальном городке. Однажды вечером эти парни стали меня преследовать, пока наконец, за одним из поворотов не напали на меня в общественном парке. Их было четверо, а может быть, пятеро. Я до сих пор помню боль от первого удара, которым они опрокинули меня на землю, и звон в ушах. Я до сих пор слышу их крики: "Грязный гомик! Мы убьем тебя, ты это знаешь? Мы убьем тебя, педрила!" Я по сей день не забыл об ударах ногами в живот, об оскорблениях и плевках. То, что я тогда чувствовал, было ирреальным и абсолютно животным. В тот день мое сознание словно раскололось. Когда я пришел в себя, их уже не было, а я валялся на земле, насквозь промокший, потому что они на меня помочились.

Я снова перезваниваю Франсуа: "Хорошо, я приду на сидячую забастовку. Окей. В два часа дня? Да, я там буду".

Удары в живот и оскорбления могут сделать тебя сильнее. Конечно, они могут тебя и убить - физически, или психологически. Но ты можешь возродиться из пепла и снова жить, открыть себя заново. Рана никуда не исчезнет и никогда не заживет, а твой юношеский идеализм уйдет навсегда, но ты можешь вернуться к жизни. По крайней мере, мне хочется в это верить. Гомофобия - это мир оскорблений, страха, унижения, всех видов насилия, вплоть до избиений и даже убийств.

В два часа дня я был на месте. И очень обрадовался, когда увидел перед зданием Национального собрания целую толпу. Окружение было дружественным, доброжелательным. Мы все очень разные, мы часто не ладим между собой, можем даже не разговаривать на одном языке и придерживаться каждый своей точки зрения, но, несмотря на это, в гей-движении я всегда нахожу дух товарищества. Другой гей, даже если он является моим личным врагом, всегда будет мне братом, когда речь заходит о нашей борьбе. Может быть, даже в большей степени братом, чем мой лучший гетеросексуальный друг. Иногда такое случается. Это - братство меньшинства, братство тех, кто ведет борьбу против мира оскорблений. Мы молча разделяем общую культуру и сексуальность, которая одновременно является ярко выраженной и скрытой: с одной стороны, это могут быть Гриндр, плешки, сауны, кусты и туалеты. А с другой - Марсель Пруст, Жан Жене, Андре Жид, Эрве Гибер и многие другие.

Франсуа знакомит меня с Хьюго, который работает в одной из гей-организаций. Хьюго очень привлекателен: у него теплые глаза и длинные ресницы. Мы заводим разговор о браке. Он спрашивает, хочу ли я вступить в брак. Я отвечаю, что нет, и он смотрит на меня очень удивленно. Я уточняю: сам я замуж не собираюсь, но хочу жить в обществе, где у меня будет такая возможность, понимаешь? Вот почему я решительно выступаю за равенство брака и усыновление - и для других, и для того, чтобы самому иметь это право. Он кивает в знак согласия. Мы улыбаемся друг другу. Я задаю ему множество вопросов. Хьюго хочет заключить брак, и завести детей, и все остальное. Мне кажется, что в этом смысле между нами - целая пропасть, но я понимаю, что он будет хорошим мужем и отцом. Наверное, странно об этом говорить, но ты действительно в состоянии почувствовать это. Девушка рядом с нами держит плакат, на котором написано: "Если тебя лишают прав, это заставляет тебя заявить о своем праве иметь права!"

После демонстрации я возвращаюсь домой. Пять часов вечера, акция протеста окончена. Я собираюсь вернуться к работе. За окном темнеет: зима как-никак. Я борюсь со смутным чувством тоски, которая охватила меня неизвестно почему. Мне хочется уснуть и забыться. Что это - релаксация? Сегодня вечером у меня свидание с возлюбленным, которого я не могу дождаться. Наверное, я расскажу ему о том, как провел этот день. После того, как он расскажет мне, как провел свой. И мы будет слушать Этьена Дахо. В постели. Под теплым одеялом. Перед сном.

Оливье Стейнер
Парижанин, блоггер, писатель

Поделиться линком

Настоящий ресурс содержит материалы 18+