Я оказался на Gay.Ru неслучайно, меня привела сюда интуиция, точно так же как она всегда вела меня по жизни. Даже когда я задаю себе вопрос, как можно было столько лет отворачиваться от самого себя, понимаю, что на самом деле я и не отворачивался, а просто в каждую минуту своей жизни делал то, что мог, всегда ступая по грани между собственной природой и обстоятельствами, внешними и внутренними.

На это ушло много сил. Наверное тогда, в начале семидесятых, для меня было бы трудно найти какой-нибудь другой путь для того, чтобы просто выжить. Может быть поэтому теперь я мучительно пытаюсь понять, когда и какие ошибки я совершил, почему позволил гомофобии так долго владеть собой. Может быть это просто такая жизнь, и я далеко не один такой в этой жизни?

У меня был единственный друг, которому я должен был рассказать о себе всё. Мы встретились, когда мне было двадцать два, а ему восемнадцать. Тогда, увидев его в первый раз, я по его глазам понял, что нужен ему, а он нужен мне. Ему было тяжело, он перенёс серьёзную травму, которая осложнила всю его последующую жизнь. Ершистый, гордый и упрямый, он презирал всякое сострадание, но мне удалось его приручить. Он растаял. Мы стали близкими друзьями. Я находил всякие уловки, чтобы как можно чаще быть с ним вдвоём. Мы вместе проводили время, путешествовали, у нас были общие интересы. Но он никогда не давал мне приблизиться к нему: все мои непроизвольные порывы пресекались самым грубым и жёстким образом, он просто причинял мне физическую боль.

И всё же он был моим! Однажды я признался ему в своих чувствах, назвав их братскими. Он воспринял это настороженно, но я почувствовал благодарность с его стороны, хотя скорее это ему просто польстило. В дальнейшем он не раз пользовался моим расположением в своих целях, но я ни в чём не мог отказать ему, хотя с каждым разом мне становилось от этого всё тяжелее и тяжелее.

Последние годы у него изменились интересы и круг знакомых, мы мало общаемся. Сейчас у него двое детей, он получает богословское образование. Когда я рассказал ему о себе, он долго думал, затем стал пытаться прочитать мне нечто вроде проповеди об "исправлении", но не оттолкнул, поблагодарив за откровенность. Я глупо надеялся на поддержку и продолжение диалога, ведь других друзей у меня нет, но он перестал мне звонить, от него ничего нет в моём почтовом ящике. А я написал ему длинное письмо, которое теперь уже никогда не отправлю. И я подумал, если уж письмо написано, может быть оно адресовано совсем не ему, может быть оно станет полезным ещё кому-нибудь? И тогда я решился, чуть подправив, показать его Вам.

Разумеется, в нём нет ни слова о наших отношениях - это совсем другая история. Немного о себе. Я программист, математик, преподаватель. Хотя мне сорок семь, мой сын учится в университете, я всё ещё вижу маленький лучик света, лучик надежды в конце длинного тоннеля. Но надежды на что? Не знаю. Может быть на то, что встречу еще того, кому я буду нужен. Если бы этого лучика не было, я бы, наверное, не смог жить дальше ни прежде, ни теперь.

Наверное, я всегда знал, что я голубой, хотя понял это совсем недавно. Знать еще не означает принять, согласиться и обозначить себя тем или иным понятием или определением. Я пишу об этом потому, что хочу разобраться, отчего так сложно бывает обрести право быть самим собой, что такое взаимное понимание между людьми, и где проходят границы терпимости.

Мы в этой стране считаем себя христианами. Мне хочется верить, что понимание является основой, без которой не может возникнуть любовь к ближнему в широком значении этого слова. Не имея такой основы, любовь не сможет быть любовью, а будет лишь игрой, скрывающей за собой стадное чувство избранной общины, в которой легко "любить" таких же избранных; либо превратится в снисходительное милосердие, возвышающее человека над окружающими в его собственных глазах.

Как мало иногда надо людям для того, чтобы построить между собой стену. Одного несправедливого замечания достаточно для недоверия к собеседнику, подозрения в некомпетентности, утверждения собственного превосходства и отчуждения. Что же говорить, если у людей разные сексуальные и эротические предпочтения. Можно долго спорить о существовании такого понятия, как сексуальная ориентация, однако факт остаётся фактом: гомосексуальность существовала во все времена и у всех народов, и число людей с гомосексуальным влечением составляет примерно десятую часть жителей планеты.

Большинство, с учётом их ориентации на продолжение рода и "естественности" - по определению святых отцов христианской Церкви, - связанных с их влечением грехов, называется "натуралами". Они имеют своё доминирующее в обществе (как никак большинство!) представление о противоположной группе геев, ориентацию которых и связанные с нею поступки оно, это большинство, кроме как "противоестественными" назвать не может. Уже само слово "противоестественные", используемое в христианском контексте, содержит в себе и приговор, и осуждение: поступки ваши даже не "искусственные", не совершены по нечаянию или прихоти, что ещё можно простить; они - противоестественные, то есть направлены против природы, против Бога! За этим словом - не просто отчуждение, за этим словом скрывается угроза.

Во все времена те, кто чем-то не походил на остальных, вызывали чувство опасения и животного страха. Европейцы, открывая в прошлые века другие континенты, отзывались об аборигенах как о дикарях. Ксенофобия всегда порождает стереотипы и питается ими: "аборигены съели Кука". Хотя на самом деле у них всего-то оказалось другое представление о посмертных воинских почестях: разделив между собой его мёртвое тело на части, вожди оказали Куку величайшее почтение как храброму воину! Но стереотип жив, потому что жива ксенофобия - кто их знает, этих дикарей?

Гомофобия - это ксенофобия по отношению к геям, страх перед гомосексуальностью. Гомофобия рождает стереотипы о геях и пышным цветом произрастает на них. Представление о влечении к человеку одного с тобою пола как о страшном смертном грехе, унаследованное христианским, а затем мусульманским миром, происходит из Ветхозаветной Библии, которая закрепляет определённые нормы мужского поведения. Однако, распространение норм поведения одной группы людей на другую оправдано только в том случае, если различия между ними не имеют никаких объективных причин, а определяются индивидуальным выбором. Кроме деления людей по репродуктивному признаку никакой другой дифференциации у древних иудеев не было. Принцип прост: есть семя - должны быть дети. Ксенофобия маленького народа, окружённого со всех сторон врагами, которому необходимо выжить, рождает стереотип гендерного поведения мужчины. Для женщин ограничений нет. Делайте, что хотите: осеменят - все равно будете рожать. Мужское семя "мимо цели" - потеря народонаселения. Поэтому иудеи и разделили отношение Бога к мужской и женской гомосексуальности, а заодно приговорили к смерти несчастного Онана! Получив форму религиозных заповедей, эти "божественные" установления погубили жизни миллионов ни в чём неповинных людей, установив на многие века приоритет политических целей перед человеческими ценностями.

Невольно вспоминаешь, как противоречиво отношение христианства к Ветхому Завету. Зато как хочется современным "государственникам" и прочим диктаторам прописать пункты Второзакония и Левита в статьях Уголовного кодекса: кому нужно больше налогов, больше пушечного мяса и меньше свободы, чтобы проще удерживать власть, тот больше всех ратует за "чистоту нравов". Не задумывался об этом? Ты можешь сказать, что этими резкими высказываниями я пытаюсь оправдать собственную слабость к красивым юношам, с которой не желаю бороться. Если так, нет необходимости искать ответ на вопрос: в какой степени гомосексуальность является проявлением свободы выбора человека и подчинена его воле, и в какой степени она даётся "извне", как, например, человеку даётся цвет глаз, волос, определённый рост или пол?

Если уж мы заговорили об источниках современной гомофобии, то следует заметить, что вопрос этот имеет прямое отношение к проблеме свободы воли, рассматриваемой в христианской антропологии. Происхождение гомосексуальности человека, к сожалению, не ясно до сих пор. Я, наверное, никогда не смогу (а надо ли?) понять, почему уже в самом раннем детстве, глядя на помещённое в Детской Энциклопедии "целомудренного" советского периода изображение шедевра Микеланджело Давида, я испытывал бурную гамму смешанных чувств восхищения, стыда, страха и... сексуального возбуждения, в то время как какая-нибудь Венера вызывала у меня лишь простое любопытство?

Настоящая религия всегда идёт рука об руку с наукой, поэтому просто глупо не принимать во внимание выводы, которые на сегодняшний день являются общепризнанными, заменяя их мнением верующих различных конфессий или обывателей. Тем более, что мнение, согласно учению об аскетизме, есть одна из форм духовного прельщения. Еще Фрейд выяснил, что гомосексуальность не поддаётся "лечению" никакими средствами, включая медицинские, психологические или "духовные". Никакие реабилитационные протестантские центры не избавляют от неё, а "излечения" - это не более чем очередной экзальтированный протестантский шабаш, которыми нас по горло насытили многочисленные телевизионные программы с участием весьма довольных собой американских шоу-проповедников. Поводом к "лечению" гомосексуальности, по-видимому, является тот факт, что сексуальная ориентация человека не остаётся чем-то неизменным на протяжении жизни, но это ещё не значит, что на неё можно влиять. Под давлением обстоятельств можно, наступив себе на горло, достигнуть на время гиперкомпенсации своего влечения.

В ранней юности, испытывая сильные гомоэротические переживания, я по глупости считал, что я один такой, и уж никак не мог связать свои чувства с представлением о гомосексуальности, основанным на бытующих в обществе стереотипах. Мне было неловко даже думать о том, что я имею к этому какое-то отношение. Вокруг не было, да и не могло быть, людей, способных мне помочь разобраться в себе. А если они и встречались, скорее всего я сам прятался от них. Я был до болезненности застенчивым молодым человеком. Я очень хорошо помню те моменты моей жизни, когда на меня обращали внимание мужчины, а я не знал, что делать и смущался, даже не догадываясь о природе такого отношения к себе. Понять себя можно было только самому, а информации, разумеется, не было никакой. Вот так, вслед за отрицанием своей принадлежности к голубому братству в моём сознании восторжествовали стереотипы, подавив первые ростки самоидентификации. Оставалось рационализировать, найти объяснения своим чувствам, и они, разумеется, нашлись: я слишком чувствительный (и это правда!), я слишком возбудимый, гиперсексуальный, я слишком много внимания уделяю своим половым органам... А вообще, как говорят, когда нужно объяснить что-либо неудобное, во всем виноват бес, которого я лично никогда не видел, разве что на картинке в образе того самого Давида...

Долгие годы я пребывал в таком состоянии под воздействием собственного невежества и страха - внутренней гомофобии, проявляющейся в нежелании "видеть себя в зеркале", походить на себе подобных, поступать так, как поступают они, особенно когда такое поведение осуждается, считается порочным. Тяжелее всего было в юности. Беспредельное чувство одиночества, подсознательное опасение заводить более тесную дружбу со сверстниками, нежелание жить и мысли о самоубийстве. А началось всё очень интимно и радостно: были первые инициированные мною самим контакты с друзьями! Один из них нашёл статью в УК, хотя она не имела прямого отношения к нашим действиям. Я испугался, что сделал он это не сам - похоже, у него были доверительные отношения с родителями, геем он не был, хотя признался мне, что ему понравилось. Но я не хотел допускать даже мысли о том, что я пидор и не желал отождествлять себя с преступниками. Может быть именно с тех пор я очень не любил применять к себе любые обозначения. Так провалилась первая попытка моей самоидентификации. Рано или поздно построенная на отрицании самозащита лопается как мыльный пузырь, потому что целиком и полностью основана на глубоком самообмане.

Как оказалось, геи умеют распознавать таких как я, потому что внутренняя организация остаётся неизменной и независимо от воли проявляется внешне в едва уловимых признаках, хотя в целом поведение "социально мимикрированных геев" ничем не отличается от поведения "натуралов". Спустя годы, когда меня совершенно случайно "раскололи", всё моё сложившееся самообладание и уравновешенность улетучились в один миг. Казалось, что меня раздели при всех. Я опускал, отводил в сторону глаза, старался поскорее раствориться в толпе или провалиться сквозь землю, подавляя непонятно откуда взявшийся внутри импульс. В ответ на убийственные как приговор слова "нет, я не мог ошибиться!" с каждым ударом сердца в голове отчаянно стучали страх и недоумение: "Почему я? С чего он решил? Я не такой!" Прошёл день, другой, и сломленное равновесие восстановилось: "Ну, подумаешь... Не стоило так волноваться". А между тем, "натурал" в подобной ситуации просто даёт в морду или посылает... и забывает об этом на всю оставшуюся жизнь. А у меня запало в памяти брошенное вслед "ты пожалеешь..." Этот случай примерно трехлетней давности послужил первым толчком к завершению столь долгого периода моей сексуальной самоидентификации.

После признания себя таким, какой ты есть, попытка отказаться от своих эротических предпочтений неизбежно приведёт к отказу от своего "я". Представь себе, пожалуйста, на минуту гипотетическую ситуацию: в научных целях ты, нормальный молодой человек, разрешил провести над собой эксперимент - сменить твоё сексуальное восприятие. Предположим, что эксперимент удался: как теперь должна измениться твоя жизнь, что ты будешь чувствовать, как себя вести, что говорить, какими будут твои поступки? Подумай об этом хотя бы минуту! Не получается? Страшновато представить? Противно? Я очень хорошо тебя понимаю. Случись такая перемена, ты не останешься самим собой, не правда ли? Это будет совсем другая личность, твоё прежнее "я" исчезнет. Но ты сам дал на это согласие! А добровольный отказ от своего "я" - это ни что иное как самоубийство! Надеюсь, ты с этим не поспоришь. Тогда ответь на другой вопрос: что страшнее - самоубийство или так называемый "содомский" грех? Первое совершенно неприемлемо. А второе? Если "натурал" с религиозной точки зрения имеет право выбора: отказаться от всех форм сексуальной жизни, приняв, например, монашеские обеты, или жить в гетеросексуальном браке, то для гея выбора вообще нет. Вернее, иудео-христианская мораль предлагает ему в качестве альтернативы ту самую социальную мимикрию: убеждай себя, что ты как все, обманывай самого себя до тех пор, пока сам не поверишь, а там, глядишь, по вере тебе и воздастся. Не воздаётся. Потому что такая мораль лицемерна, а значит сама греховна.

Чтобы как-то скрыть уродливость деления половых отношений на "естественные" и так называемые "извращения", люди вынуждены были отрицать сексуальность как неотъемлемый компонент человеческой личности в целом, оставляя порой в рамках дозволенного только единичные половые контакты ради зачатия детей. Доведённая до крайности, эта идея превратилась в идею общежительного монашества - внешне асексуального, но абсолютно гомосексуального по сути института. Монастыри и монашество всегда были хранителями христианства, являются его историей и традицией, с чем не могут поспорить даже протестанты. Поэтому едва ли можно ожидать, что христианство будет рубить собственные корни и согласится с тем, что гомоэротизм это естественное для человека явление. А значит будет существовать вера в излечение Богом же данной гомосексуальности силою Его же Духа, процветать и поощряться гомофобия, продолжаться лицемерие.

Человек, живущий обманом пусть даже самого себя, не может иметь целостное, не повреждённое трещинами лжи сознание, то есть он не может обладать качеством, которое именуется целомудрием. Как же можно достичь хоть какого-то совершенства или внутренней гармонии, если все твои пути ведут в никуда: либо жить загнанным в клетку самообмана, убивая собственное я, либо быть самим собой и тем самым оказаться в противостоянии с установленными нормами? Первый способ решения этой проблемы - противостояние этим самым отжившим нормам - хотя и кажется естественным, ущемляет человека в религиозной, духовной составляющей его жизни. Не важно, понимает он это или нет, ему из двух зол приходится выбирать меньшее. Возможно ли вовсе исключить конфликт как таковой? Не сомневаюсь, что да, если вспомнить главное: какую любовь проповедует христианство, признаться, наконец, что Евангелие - это полное отрицание Ветхого Завета. Бог всегда оставляет человеку выбор. Если Он создал человека геем (уже предчувствую возмущение, но это не личное предпочтение), значит Он дал ему право выбора. Если мы не видим этого выбора, или любой из вариантов является в нашем сознании грехом - большим или меньшим, но грехом, то, очевидно, мы что-то не поняли или что-то не так истолковали... Многие ли христиане со мной согласятся? Большинство из них оправдается фашистскими предписаниями книги Левита, заодно обвинив иудеев в предательстве Иисуса. Вот уж поистине достойное применение задницы. Головой-то ведь думать надо, а это, извиняюсь, требует некоторого напряжения...

Чтобы понять, почему гомосексуальность не является проявлением воли человека и никакие волевые усилия, включая молитву, не могут повлиять на неё, лучше всего обратиться к христианской аскетике! Сексуальные склонности человека можно определить, если проанализировать его сексуальные фантазии и эротические сны. Фантазии допускаемые наяву, естественно, контролируются сознанием и волей, о чём пишут и все подвижники христианства. Сны, наоборот, совершенно не поддаются нашему контролю, сознание и воля в них не участвуют. И вот здесь между "натуралами" и геями обнаруживается интересное различие. Гомосексуалы, особенно если речь идет о неосознавшем себя гее, в своих эротических фантазиях не представляют себе однополого секса. Фантазии такого рода свойственны как раз гетеросексуалам! Эротические фантазии гомосексуалов либо размыты и нацелены на ощущения, либо направлены на лиц противоположного с ними пола. Гетеросексуалы в своих фантазиях любят менять своих партнёров, причём иногда на партнёров одного с ними пола. В эротических снах ситуация становится прямо противоположной. Гетеросексуалам-юношам снятся девушки, в снах гомосексуалов-мужчин на первом месте элементы мужской сексуальной анатомии.

Любые фантазии эротического характера нужно рассматривать, по святоотеческому учению, как первые ступени греховного поступка: прилог и сосложение. Если прилог в соответствии с Православным учением о человеке является первым шагом ко греху, то, как видим, прилоги у "натуралов" иногда бывают "противоестественного" характера, в то время как прилоги у голубых вполне "естественны". Если голубой, предположим, борется с "блудными" прилогами, то его гомосексуальность всё равно проявляется в снах, которые носят откровенно гомоэротический характер. "Натурал" в собственных эротических снах извиняется вполне "естественными" причинами. По святоотеческому учению причинами "ночных искушений" могут стать переедание, зависть и "естественное движение плоти", но только первые две из них зависят от человека и, соответственно, считаются в христианской аскетике греховными. Если человек умерен в еде, укрощает зависть, вины за его эротизм на нём нет. А гей? "Естественное движение" его плоти ничем не отличает его от "натурала", но сны-то всё равно не те! Почему его иной эротизм ставится ему в вину? На что должен он направить свою волю, с чем бороться? С ветряными мельницами неуправляемых гомоэротичных снов? Очевидно, что здесь заложены свойства, неподвластные нашему сознанию, а следовательно, данные нам свыше. Их выявление позволяет определить, какие сексуальные предпочтения характерны для данного человека. Если мальчик признается, что видит во сне линии мужского тела, причём совершенно не обязательно обнажённые, и не может сдержаться..., он - голубой. Просто он этого ещё не понял, или боится в этом себе признаться.

Можно ли, испытывая гомосексуальное влечение, иметь гетеросексуальные контакты, к чему по сути призывает нас христианская мораль, и что из этого может выйти? Я помню, как следуя нормам поведения "нормальных" юношей, общаясь с девушками, вольно или невольно оказывался у той черты, за которой могли следовать более тесные отношения, после чего сам прекращал их, отказываясь от дальнейших попыток сближения. Полагаю, что вызывал у них тем самым далеко не положительные эмоции. Однако я не мог переступить себя и заниматься этим "как все". Каждый раз срабатывал какой-то внутренний механизм отвращения. У меня не было страха. Я просто знал, что ничего не получится, потому что мне это было не нужно. То, что мне это не нужно, я осознал значительно позже, а тогда наивно считал себя высоконравственной личностью, не пренебрегая при этом, разумеется, многочасовыми забавами со своим дружком. Невозможной была и мысль о том, что на месте подруги должен быть друг, хотя одно только произнесённое про себя слово "парень" откликалось в моём теле какой-то удивительно нежной тоской!

Гомосексуальность, казалось, навсегда была отделена цензурой моего сознания от моего собственного "я". Мои гомоэротические устремления в ту пору переживали, пожалуй, наиболее глубокое подавление, и проявлялись в виде похожего на зависть исключительного внимания, обращённого на сверстников, которое прикрывалось тонкой чувственностью и замкнутостью, питаясь ощущением полного несоответствия той гендерной роли, которая могла бы от меня потребоваться. Однако это была форма свободы. Чувства не требовалось подавлять, пока они не должны были выплеснуться действием. Для чувств не существует шаблонов, их не с чем сравнивать и не к чему приспосабливать, поэтому интерес и внимание без ограничений были направлены на таких же как я юношей, за которыми я мог следить часами. Однажды я долго ходил по городу за парнем, который очаровал меня своей фигурой. Это было настолько естественно для меня, что можно было "позволить" себе этого не замечать! Откуда гею знать, что это "противоестественно", пока ему это не скажут? Для начала надо самому осознать, на кого чаще всего устремляются твои глаза. Но любое признание даже самому себе - это страх потери внутренней свободы, свободы твоих чувств, страх раскрытия своего подавленного гомоэротизма. Страх рождает замкнутость, делает тебя чутким и осторожным животным, оттачивает интуицию и углубляет внутренние переживания, которые лёгкой сентиментальностью отражаются в твоём внешнем облике.

Так у меня появилась маска, которая за фасадом внешнего нормируемого поведения скрывала совсем иную сущность. Внешние действия контролировались, потому что есть пример и ожидание окружающих, но внутренние чувства не могли быть подавлены. Моя маска немного утончённого, нежного, чувственного романтика под "натурала", конечно, мало подходила, но свою природу всё равно полностью не скрыть. Да и не нужно было! Вполне можно было позволить себе маленькие вольности - немного отличаться от окружающих: будущий Интернет еще только родился в недрах американского министерства обороны, и еще никто не знал, как "вычислить" гея, как впрочем, и самого этого слова, которое можно было прочесть разве что на страницах единственной английской газеты, продававшейся в провинциальном совковом городе на границе Европы. Да, это было время поиска, который, увы, не увенчался успехом. Для меня так и остаётся загадкой: почему в те годы я не встретил своего бой-френда? Неужели меня всегда привлекали только "натуралы"? Или настолько сильна была моя гомофобия? И не только моя? Маска предполагает наличие роли, а роль, как известно, необходимо играть до конца. Если бы на меня не давило то, что я должен стать "как все", никогда не совершил бы этого поступка. Желание быть "нормальным" настолько укрепилось в моём уме, что я искренне верил в свою "натуральность", и как гениальный актёр вжился в образ своего другого, гетеросексуального "я". Но мне по сей день стыдно за своё лицедейство.

Это случилось впервые: у меня появилась девушка, к которой я оказался сексуально не равнодушен. Каким-то удивительным образом она усыпила мой внутренний гендерный фильтр, на какое-то время став для меня озорным весёлым мальчишкой. Это был римейк моих первых попыток гетеросексуального общения в семилетнем возрасте. Наши "игры" сильно возбуждали меня и давали уверенность, что всё будет "как надо". Переступив, наконец, черту, я обнаружил, что моё тело отказывается реагировать на реальность так, как оно реагировало на фантазии, и мне стало не по себе. Внутреннее чувство неловкости и стыда запрещало мне обманывать себя и других, требовало признать, что я пытаюсь быть не тем, кто я есть на самом деле, не быть самим собой. Я не испытывал больше желания продолжать такие эксперименты. Однако спустя несколько дней после позорного дебюта ранним утром я увидел сон, который мгновенно превратился в шок, пробудив меня в состоянии потрясения.

Интуиция не обманула: у нас будет ребёнок. Так я стал женатым, а затем отцом. Наш союз сложился благодаря сыну, а также глубокому чувству, которое испытывала ко мне моя жена. Так, еще не начавшись, провалилась вторая попытка моей гомосексуальной самоидентификации. Я получил возможность неспеша учиться общению с женщиной. Для этого мне требовалась, как, впрочем, и не только тогда, но и после, постоянная внешняя "подпитка". Больше всего помогали представления о том, "как это делают другие мужчины", и попытки мысленно пронаблюдать за самим собой со стороны. Самые яркие и долгие впечатления от секса я получил после того, как однажды во время ночного ТВ эфира увидел безумно прекрасное в своих ритмичных сексуальных движениях мужское тело... Мои сны на мгновение соединились с реальностью. Даже в своей гетеросексуальной жизни я так и остался абсолютно гомосексуальным.

Я должен честно сказать, что очень люблю свою жену, хотя это чувство лишено эротизма, и бесконечно благодарен ей за то, что она просто оценила меня как человека. Но я определённо сделал её несчастной. Мой неизбежное равнодушие к сексу, заставляло её страдать и пролить очень и очень много тайных слёз! Как я могу не чувствовать себя виноватым? Вопреки ханжеской морали, обильно питаемой "религиозными заповедями", я считаю, что голубые не должны жениться и тем самым приносить несчастье другим людям, голубым надо жить друг с другом, а для этого надо вовремя понять, кто ты.

Жизнь гея по определению трагична: у него не может быть полноценной семьи, детей и, следовательно, будущего. Скорее всего, о нём некому будет заботиться в старости. Тем не менее, гетеросексуалы продолжают рожать голубых (откуда же им ещё взяться?) и одновременно давить их общественным осуждением, делать изгоями. Геи сопротивляются, стараются стать полноценными членами общества, для чего им приходится тратить порой значительно больше усилий, чем обычным людям. Геи пробиваются в те сферы деятельности, где отношение к ним терпимее. Много лет назад я решил уйти работать на телевидение, но в последний момент испугался потерять и то немногое, что имел. Зато теперь у меня есть сын и любящая жена. Не знаю, сохранятся ли её чувства ко мне, когда она полностью осознает то, что произошло. Когда я думаю, какую жертву принесла ради меня моя супруга, мне становится не по себе. Едва ли я могу чем-то отплатить ей. Вот в этом и заключается "содомский" грех, в котором я повинен. Незнание закона не освобождает от ответственности? Красивое мужское тело остаётся для меня самой совершенной формой из всех, что существуют в Творении. Может быть поэтому хочется самому быть на уровне, не стареть, что, как я очень надеюсь, я не спешу делать.

Я знаю, что есть люди, которые могли бы меня понять. Я не собираюсь ломать свою жизнь, она сама может в любой момент сломать любого. Но и прежним я уже быть не могу. Тяжёлый груз непонимания самого себя свалился с моих плеч. Мне сейчас как никогда легко и радостно. Такое же неописуемое чувство я испытал, когда у меня родился сын! Потому что это было чудо. Потому что этого не могло быть, но случилось! А теперь просто хочется жить, жить также легко и радостно, и быть самим собой. Ощущение жизни вдруг стало целостным, словно из непонятных разорванных кусков она сложилась в единую полную картину. Я чувствую себя так, как чувствовал себя лет в семнадцать. Застенчивым, мягким и шаловливым мальчишкой, готовым до бесконечности впитывать в себя эту полноту. Наверное, потому что слово "gay" означает веселый и жизнерадостный. Потому что гей - это не прихоть, не болезнь и даже не "ориентация". Это образ жизни. Это дар, и только от тебя самого зависит, как ты сумеешь им воспользоваться. Быть может, оспаривая некоторые нормы, которые кажутся непреложными, я внёс смуту в твое сознание. Если это так, ты можешь забыть всё, что я здесь написал. Ты имеешь право жить и оценивать этот мир так, как считаешь нужным. Но не забывай, что и другие имеют на это право. Нет в мире ничего более ценного, чем свобода, и никто не имеет права отнимать её у других. Ибо, как я прочитал в одной из бесед с очень уважаемым мною митрополитом Антонием Сурожским, "свобода это то состояние, когда человек является полностью самим собой, не жалким изображением того, что он думает о себе или чем - ему кажется - он должен быть, а в полном смысле самим собой". Теперь, после этих слов, я вдруг отчётливо понимаю, что вновь пытаюсь обмануть самого себя. На самом деле мне очень плохо. Хотя рядом есть близкие люди, родившееся вместе со мной чувство бесконечного одиночества не оставит меня уже никогда.