Необходимое предисловие. Это интервью готовилось для журнала "Мир школы". Но в нем оно так и не вышло. По какой причине, выяснить не удалось. Наверное, личность известного театрального режиссера кому-то показалась слишком "скандальной", чтобы откровения о его школьных годах читали простые учителя школ.

Когда Роман Григорьевич Виктюк был просто Ромочкой, которого обожали родители и учителя в школе, однажды на улице к нему подошла цыганка и предложила погадать на будущее. Изучив руку, она сказала: "Ты будешь великим дирижером". "Она, скорее всего, не знала слова "режиссер", - объясняет Роман Григорьевич.

Так была определена его судьба. Впрочем, нет. Судьба его была предначертана мамой еще до его рождения. Она любила театр, оперу. Ходила с еще не родившимся Ромой на "Травиату" Верди. В увертюре, когда начинали играть скрипки, мама чувствовала, как комочек внутри нее начинал ворочаться, стучать ручками, ножками, стараясь быстрее появиться на свет, а потом стать Королем театральной рампы. "Травиата" должна стать точкой в его карьере. Так решил сам мастер, вернее, так предначертано его судьбой.

Жизнь Виктюка, который сегодня одевается только от Версаче, Кензо и Ферре, легкой не была. В театральном вузе многие подшучивали над его украинским акцентом. Из театра города Калинин (ныне - Тверь) его уволили по решению обкома партии после того, как гениальный Марчелло Мастрояни, побывав на его репетиции, в газетном интервью похвалил начинающего режиссера. "Раз спектакль понравился буржуазному актеру, значит это может вызвать неконтролируемые ассоциации у советских людей", - решили в обкоме.

Самый выдающийся свой спектакль "Служанки" Виктюк ставил, приходя на репетиции в простеньком свитере и потертых джинсах. Его любимый ученик Ефим Шифрин говорит, что это была самая лучшая одежда мастера. Со "Служанок" началась слава Виктюка. Теперь он ходит в других одеждах, его дом освещает свет звезд Кремля, но до сих пор Роман Григорьевич - такой же простой и абсолютно "не звездный".

"Гениальный славянский режиссер", так называет его сокурсница по ГИТИСу Народная артистка России Валентина Талызина, Роман Григорьевич Виктюк всегда с удовольствием общается с журналистами. Ему есть что сказать.

- Все, что я тебе сейчас расскажу для журнала "Мир школы" категорически не годится. Потому что, если с меня брать пример, это - самый правильный путь к тому, чтобы в жизни хотя бы чего-то достигнуть. Но это - неправда. Потому что если бы в школе понимали, что ждет школьника в будущем, если бы педагоги или коллектив педагогов, умели расшифровывать предназначение того, кто приходит к ним в первый класс, то совершенно по-другому была бы определена структура учебы.

У меня был совершенно замечательный учитель по литературе Евгений Яковлевич Козинец. Это был человек, похожий на греческого бога. Седой, с длинной бородой, с длинными волосами. На костылях - у него не было ног. И зимой и летом он ходил в городе Львове в тужурке, волосы - растрепанные, на нем никогда не было шапки. Он шел от своего дома на костылях до школы. Евгений Яковлевич был пророком, он сказал учителям, которые мучили меня по арифметике, геометрии, тригонометрии: "Оставьте его в покое".

Это было в пятом классе. Учитель по математике, чтобы повысить знания своих учеников, давал каждому ученику совершенно разные задачи. Как только я получал листочек с задачей, я его тут же закрывал. Он меня сразу спрашивал: "Уже все? Ты закончил?" Я отвечал: "Даже не начинал". Учитель вызывал родителей, мне давали репетиторов по арифметике. Но логический ум во мне отсутствовал напрочь - одни сплошные двойки.

- Чтобы меня "спасти", этот учитель по математике начал давать похожую задачу ученику, который сидел впереди меня. Я постоянно приподнимался и честно списывал. Но все равно - учитель упорно ставил мне на оценку ниже, нежели тому, кто сидел передо мной. Тогда он понял - этот путь не идентичен моей "тупости", и стал давать похожие задачи рядом сидящему со мной за одной партой ученику. И вот тогда - было счастье. Я не только списывал, я начал советовать, исправлял у него ошибки, не понимая в этом абсолютно ничего. Вот тогда у меня стали появляться пятерки.

Евгений Яковлевич был так умен и так проницателен, что он убедил всех, кто занимался точными науками не мучить меня тем, что мне в жизни никогда не пригодится. Я даже сейчас помню страшный случай. 10-й класс, лето, жара, выпускной экзамен. У меня были все шпаргалки - по 15 штучек на резинке на каждой руке. Поскольку я боялся идти отвечать, я пошел - последним. Мне попался 30-й билет. Этот билет как раз прилип к руке - была жуткая духота, он весь перепечатался на руку. Все, что там было, разобрать уже было нельзя. Я помню состояние, когда я понял, что ничего не смогу ответить... Нужно было измерить объем воды в стакане. Все, что я мог разобрать, было "?", "h", черточка, "два". В страшном сне мне до сих снится это ? h на два. Учитель Костенко знал, что у меня есть шпаргалка, но он просто отупел, когда увидел ? h на два. Он ничего уже не мог сказать. А сидит же комиссия, это же все-таки выпускной... Но меня все обожали. Когда я честно признался и показал, что у меня весь ответ прилип к руке, у всей комиссии началась смеховая истерика.

- Пять!

- Ну я же говорю: меня любили. И я же показал - вот на руке отпечатано все. Если бы не было жары и страха, и я не шел бы последним, я бы им все ответил. Нет, конечно, я не пример. Хотя по литературе, по истории, по всем наукам, которые требовали воображения, фантазии и какого-то метафорического, символического осмысления жизни, я был первым, и был любимцем учителей. В драмкружке я тоже был первый.

- Как можно запретить ходить на спектакли, где воображение брызжет! Евгений Яковлевич Козинец все знал и предвидел. "Оставьте его в покое", - это его цитата. Но когда я сделал в выпускном сочинение ошибку в слове "стриженый", то он в этом сочинении, в черновике и в работе, исправил ошибку, поставил "пять", потом меня вызвал домой и сказал, что он мне не мог не поставить "отлично". Сказал: "Запомни на всю жизнь, как пишется слово "стриженый". Вот такой у меня был фантастический учитель.

- У меня всегда было "хорошо"!

- Я ходил в школу не всегда. Мне было интереснее ходить в драмкружок и театры, нежели с раннего утра заниматься наукой.

- Ко мне это не имеет никакого отношения, потому что у меня были совсем другие учителя. Это - Львов, Западная Украина. Когда пришла советская власть, она не могла сразу привести с собой всех учителей - комсомольцев и коммунистов. Приспосабливали тех, кто был воспитан капиталистической школой. Для них сразу выучить историю как надо и получить коммунистическое мировоззрение - было совершенно нереально. Поэтому Ирина Петровна Луцек, которая читала историю, приходила и говорила нам: "Дети, я совершенно не понимаю истории СССР, я буду вам читать по книжке, как школьница, я буду учить историю вместе с вами". И она читала, хохотала над многими местами, что было непозволительно, там, где хотела возразить - молчала, что естественно, потому что среди Павликов Морозовых процветало стукачество. У меня были учителя, которые приспосабливались к Советскому Союзу, но не принимали его категорически, не могли врать своим маленьким ученикам.

- Конечно. Идеологию мне не насаждали ни-ког-да! Мои учителя были невероятно умны и интеллигентны, на них были "родимые пятна капитализма", которые не удалось выжечь каленым железом коммунистической идеологии. Это сразу передавалось детям. А дети имели родителей, которые выросли вместе с нашими учителями. Поэтому не было лжи и словоблудия ни в школе, ни дома.

- Нужно помнить закон Архимеда, чем больше у них уходит усилий, чтобы что-то остановить, тем больше к запретному тяга и интерес. Есть вещи иррациональные, подспудные, не поддающиеся пресечению. Лучше всего - поощрять. Если человек умный, то он рано или поздно поймет бессмысленность некоторых своих увлечений.

- Ничего. Меня дома никто, никогда, ни одну секунду не учил, что курить - это плохо. Я никогда не курил. Я даже не знаю вкуса сигареты, дыма, который ты в себя впускаешь. Мне все разрешали. Я мог делать все. Я мог приходить когда угодно, но я должен был сказать когда я приду. Но не куда я иду. Потому что родители верили, что их сын Ромочка не может пойти в плохое место. И вот это доверие и вера в то, что я стопроцентно идеальный на земле, что бог меня все-таки поцеловал, это оградило меня от всех гадостей мира, от зла.

- Мы все рождены свободными. Мои родители это понимали. Беда в том, что в клетку нас пытается загнать государство. Личность - это свобода, государство - это царство необходимости, царство кабалы. Чем острее противоречия между личностью и государством, тем ярче личность. Чем более тяжелые испытания выпадают на долю личности, тем изысканнее огранка личности, которая может засиять, как самый дорогой бриллиант.

- Художник, учитель может взять за руку молодого человека, ученика и привести его в царство Свободы. Но только в том случае, если учитель любит ученика, а ученик - его. Телевизионная передача "Поэтический театр Романа Виктюка" о Ефиме Шифрине начиналась со следующих слов: "О мальчике с грустными глазами или Путь к свободе. Ефим Шифрин - его ученик". Еще один пример - Дмитрий Бозин и его роли в "Саломее", "Рогатке", других спектаклях.

- Искусство не воспитывает. Искусство может только поставить вопрос перед личностью. Но только перед личностью, индивидуальностью. Художник не может включать в свои произведения нравоучительные вещи, декларируя: делайте это и станете хорошими, и наоборот, не делайте то, иначе будете плохими. Искусство, как цветок, им можно только любоваться. Форма всегда должна быть изящной. Как обертка на конфете, которая всегда яркая и привлекательная. А вот начинка конфеты должна незаметно предлагать нравственный императив. Бывают моменты, когда сердце художника и сердце зрителя начинают трепетать вместе, тогда и происходит резонанс, тогда и начинает светиться аура любви, а внутри человека могут рухнуть стены непонимания, тогда зрителя может посетить откровение, которое когда-то посетило художника, тогда и наступает катарсис, очищение.

- Ходить надо на все фильмы. Чем больше они кричат об агрессии, тем скорее дети туда побегут. Я бы даже специально ходил с детьми на такие фильмы, чтобы после просмотра мы вместе смогли бы обсудить это.

- Но это же искусство, там же никто по-настоящему не стреляет и не убивает. Там же льется кровь не настоящая.

- Ничего не воспитывают. Это - игра.

- Нет, спектакль не об этом. Он о том, что власть хочет вынуть мякоть из апельсина, то есть из души ребенка, и вложить примитивнейший механизм, которым можно будет легко управлять.

- Любви.

- Какие наркотики! Я возбуждаюсь совершенно другими, натуральными средствами.

- Целое воинство этим занимается и не может победить. Пропущено уже столько. Это уже - листья. Надо в корень смотреть. Религию коммунисты уничтожили в 1917 году. Уничтожили дух, тайну о человеке. Низвели все до математической формулы. Все примитивно просто - тайна уничтожена сознательно совершенно.

- Во-первых, нужно ученика любить. Я сейчас веду в ГИТИСе курс режиссуры, поэтому мы в одинаковом положении. Первое, что я сделал, придя на первое занятие, я сказал: "Нет учителя, нет ученика, нет профессора и нет студента. Они садятся на место профессора, а я - на место студента". Вначале эту мизансцену они восприняли шутя, с юмором, потом привыкли, потом увидели, что мы учимся друг у друга. Я ничему не учу. Я раскрепощаю и душевно, и духовно, и телесно, и интеллектуально.

- Терпеть. Школа - это очень короткий отрезок. Дальше жизнь предложит совершенно другое. Нужно совершенно не обращать на это внимание. Я знаю, что люди отчаиваются, знаю, что плачут, хотят бросить школу, не хотят учиться. Самое лучшее - просто плюнуть на школу и самостоятельно заниматься дома. Наверное, нужно больше сил и времени тратить на самообразование, если так сложилась ситуация. Марина Цветаева вообще считала, что отправлять детей в школу категорически нельзя, что школа только уродует, она сама занималась воспитанием своих детей.