Самый экстравагантный и непредсказуемый режиссер современности Роман Виктюк говорит о жизни и о театре, ведь он, как никто, чувствует магические нити взаимопонимания, которые возникают между сценой и зрительным залом, - а это и есть главная тайна театра.

Роман Виктюк при всей своей кажущейся открытости, бесконечной череде интервью и прямых эфиров остается загадочной фигурой. Он много говорит о любви и одиночестве, об отрицании быта и прикосновении к бытию, но никто не знает, есть ли в его жизни любовь, одиноки ли его дни и каков быт режиссера Романа Виктюка. Он уходит от этих вопросов с ловкостью и легкостью. О его жизни можно судить только по его спектаклям, в которых он постоянно говорит о любви и смерти. Любовь и смерть - только это волнует маэстро Виктюка. И одиночество, которое и есть смерть, но преодолевается любовью. А любовь в поэтическом космосе Виктюка - свойство Театра.

- Сейчас период рождения двух "детей". Один ребенок - это спектакль "Антонио фон Эльба", другой - "Заводной апельсин". А потом... Вообще, я убежден, что драматурги прошлых времен сами выбирают режиссеров для своих пьес. И сейчас такой выбор связан с Шекспиром, с его великой трагедией "Ромео и Джульетта". Возможно, спектакль будет называться просто "Р. и Д." Другой автор - Аббат Прево. Нужно вернуться к "Манон Леско". Когда-то мы с Маргаритой Тереховой делали телевизионную версию, а сейчас настало время рассказать историю Манон Леско и кавалера де Грие с помощью театральных средств. Думаю, что опять будет "Лолита" Набокова.

- Те, кто начал готовиться к наступлению нового века три месяца назад, безнадежно опоздал. Век XX был кровавым веком. И для меня новогодняя ночь - это, прежде всего, ночь прощания с этим веком. Мы пытались создать коллективное существо, но оказалось, что человеческая личность настолько сильна, что не поддается коллективной уравниловке. Нужно осмыслить уроки XX века, и только тогда можно будет идти дальше. Пока же мы стоим на пороге перед закрытой дверью. В конце концов, главная проблема XX века - это проблема взаимопонимания людей. Она не была решена. И искусство XXI века, мне кажется, будет стремиться ее решить. Для театра - это соединение актера и зрителя, их контакт друг с другом, их творческий акт.

- Да, нужно каждый день приходить в свой театр и вбивать гвозди. И не важно, что руки окровавлены, а гвозди ржавые и старые: нужно выполнять свою миссию. И здесь не имеет значения, на каком рубеже ты находишься. Рубеж - это время, а миссия - это вечность.

- Я думаю, что она переживает глубочайший кризис, как и все наше общество. Ведь культура имеет как бы несколько этажей. Есть верхний этаж - это передний край культурного поиска, откуда открываются новые горизонты. И есть нижний этаж - массовая культура, которая сегодня называется одним словом: "дискотека". Но беда не в том, что эта "дискотека" существует, а в том, что она захлестывает и верхние этажи. В таком случае прекращается положительная динамика духовной жизни, нет поиска, нет открытий, а есть только бездумное потребление суррогата, выдаваемого за искусство.

- Я думаю, что оно не может исчезнуть, поскольку задано самой природой. Ведь это понятие подразумевает открытость друг другу, снятие масок, а не напяливание их... Долгое время культура - особенно культура, ангажированная какими-то властными структурами, - создавала маски и убеждала нас, что это наше лицо. Сейчас нужно сказать правду о человеке, сбросить маску.

- Игра есть "развоплощение" человеческой души. Не перевоплощение, а именно развоплощение. Постижение себя. На протяжении многих лет мы боялись посмотреть на самих себя и лгали самим себе. Мы называли зеркалом искусство, которое на самом деле было закопченным стеклом. Самое сложное - это посмотреть в глаза самому себе. Затем - в глаза любимому человеку. Это сложно вдвойне, ибо здесь начинается Театр, игра двух людей, которые идут навстречу друг другу. Иными словами, любовь.

- Репетировали спектакль "Антонио фон Эльба". Мы были в Анапе в пансионате "Премьера" и работали почти без перерыва. И мы поняли, что от затмения можно спастись только творчеством и любовью. Мы спаслись.

- Это время, когда мне всегда 19 лет. Время светлого безумия, когда все начинаешь сначала. Это возраст вечности. А есть земной возраст - бестактность природы, на которую не надо обращать внимания. Надо ощущать дыхание вечности. и тогда ты будешь счастлив и спокоен.

- Тот город, в котором я был до своего появления в этой жизни. Вообще, у меня всегда были очень большие проблемы с топографией, но есть только один город, в котором я, не спрашивая, могу найти любую улицу, любой архитектурный памятник, где я не боюсь темноты и ночи. Это Рим. Там я могу ориентироваться даже во сне. Это мой дом. Дома, деревья, свет, сумрак - это все мое. А так как Львов по архитектуре, по атмосфере очень напоминает Рим, то, наверное, поэтому мои дальние итальянские предки оказались именно в этом городе.

- Петербург - это духовность, это культура Серебряного века. Хотя, к сожалению, это место, где есть очень красивые декорации, поставлен свет, подобрана музыка, но спектакля пока нет. Этот город ждет своих артистов и своих зрителей. А Москва - город учебы, соприкосновения с великой православной культурой.

- В разные периоды жизни для духовного роста требуются разные произведения, разные "пророчества", которые были сделаны до твоего прихода в этот мир. Из мира музыки это Антон Вебер, Берг, Шнитке, Малер. Из мира кино - Висконти, Фасбиндер, Феллини. Если сейчас прийти ко мне домой, то можно увидеть записи Шумана и Шуберта, книги Бродского - прозу и поэзию. Конечно же, Тарас Шевченко, Леся Украинка - это мои украинские истоки. Жан Жене, Шекспир. И современная литература - Сорокин, Виктор Ерофеев. Это люди, которые существуют вместе с тобой в одном времени. Их нужно попытаться постигнуть. Поскольку из мира ушла тайна, то меня интересуют те композиторы и те поэты, в которых эта тайна присутствует. Не загадка, а тайна. Таких не так уж много.

- Все мое время - это мой досуг. Ибо досуг есть время роста души.