Родственники Петра Ильича, имевшие доступ к подлинникам его писем в архиве Дома-музея, предпочитали зачеркивать или вымарывать соответствующие "интимные" места в его переписке. Легче всего обвинить в этом непосредственного собирателя архива и долгое время (до 1916 года) единовластного его хозяина, Модеста Ильича Чайковского. Однако при внимательном анализе подлинников оказалось, что многие гораздо более откровенные, чем зачеркнутые и вымаранные, эпизоды остались нетронутыми. Это наводит на мысль, что Модест Ильич, будучи по природе также гомосексуальным, мог достаточно лояльно относиться к письменным свидетельствам брата о своих склонностях.

Иное дело - позиция остальных родственников. Отношение их к данной проблеме было более болезненным, а значит, естественной выглядела и заинтересованность в сокрытии "греха", бросающего тень на великое и одновременно родное имя. Круг таких лиц легко угадывается, если вспомнить, кто еще, кроме Модеста Ильича, имел непосредственное отношение к архиву.

В первую очередь, это младший брат композитора - Анатолий Ильич (близнец Модеста), который был ярым сторонником уничтожения всех "очерняющих" Петра Ильича документов. Свидетельством тому - строки одного из его писем к М.И. Чайковскому в скором времени после смерти композитора (от 6 декабря 1893 года): "Относительно Клина я сам хочу, чтобы никто кроме тебя или меня не прикасался к оставшимся бумагам и письмам, покуда не будут уничтожены те, которые могли бы в какой бы то ни было степени компрометировать его память". К тому же, многие зачеркнутые "откровения" Чайковского содержались именно в письмах к Анатолию, и он - как непосредственный их хозяин - перед отсылкой Модесту в архив вполне мог наложить свое "вето" на определенные эпизоды.

Известна позиция и двух других родственников, работавших в свое время в архиве Дома-музея - еще одного брата, Ипполита Ильича (послереволюционные годы), и племянника, Юрия Львовича Давыдова (послевоенный период).

И.И.Чайковский, например, специально сочинил "мемуары" (1925) о женитьбе Петра Ильича - истории, где в действительности некоторые поступки композитора выглядели далеко не безупречными с морально-этической точки зрения. С помощью явных фальсификаций автор воспоминаний доказывал абсолютную "чистоту" своего старшего брата. Кстати, и Анатолий Ильич, за двадцать лет до этого, просил М.И. Чайковского, начинавшего работу над биографией композитора, позаботиться о том же. 7 апреля 1894 года он писал: "Было бы очень печально, если женитьба бы его и всё, что за этим следовало, не было бы разъяснено как следует, так как в этом деле много может быть случаев для очернения его святости".

Ю.Л.Давыдов тоже не остался равнодушным к подобным вопросам. В 1949 году он счел своим долгом написать специальную заметку по поводу хранящейся в архиве незаконченной "Автобиографии" Модеста Ильича - искренней исповеди человека с гомосексуальными склонностями, где приводились интимные подробности личной жизни как его, так и Петра Ильича. Племянник резко осудил "циничные", по его выражению, откровения дяди, пытаясь закамуфлировать их значение.

Что касается старшего из братьев Чайковских, Николая, то свидетельств о его отношении к архиву не найдено. Зная строгость его взглядов и образа жизни, можно предположить, что он разделял точку зрения Анатолия. Зато имеется свидетельство об участии в разборе документов композитора его двоюродного племянника, Александра Николаевича Литке (см. письмо А.И. Чайковского к М.И.Чайковскому за февраль 1894 года). Можно отметить и Владимира Львовича Давыдова, долгое время жившего в клинском доме своего покойного дяди, а значит, всегда имевшего доступ к его архиву. Впрочем, известно, что он, как и А.Н. Литке, также был гомосексуален, и их позиция, скорее всего, была ближе к Модесту, нежели к Анатолию.

Указать точно, кто из перечисленных родственников взял на себя роль добровольного цензора, сейчас вряд ли возможно. К тому же, разный "стиль" и способы уничтожения авторского текста (вычеркивание, заштриховывание, густое затушевывание, вырезание ножницами, отрывание вручную, использование карандаша, разного цвета чернил, туши) показывает, что таких "цензоров" было несколько.

В крупнейших публикациях писем Чайковского в 30-40-е годы - Переписке с Н.Ф. фон Мекк, Переписке с П.И.Юргенсоном и Письмах к родным - проблема "склонностей" решена иначе. Редакторы перечисленных изданий (Н.Т.Жегин и В.А.Жданов) впрямую говорят о физиологических особенностях композитора в примечаниях, а в текстах писем оставляют массу прямых или косвенных подтверждений его "аномалии". Но количество купюр оказалось все-таки очень велико. Зачастую это связано не только с этическими или политическими соображениями, а и с чисто техническими вопросами. Большинство вымаранных мест в оригиналах писем не были расшифрованы - иначе часть из них неизбежно была бы опубликована. Подтверждением этому служат многочисленные редакторские пометки к купюрам: "не поддается прочтению", "неразборчиво" и т.п. (Восстановление таких текстов закончено лишь недавно.)

Наконец, в последнем издании (ЛПСС) редакторы - а у каждого тома они были разные - пошли самым простым путем: все мало-мальски способное навести на мысль о гомосексуальности Чайковского вынесено "за скобки". Вместо решения проблемы - полная видимость ее отсутствия! Впрочем, и в данном случае винить кого-то по отдельности вряд ли стоит: в стране, где до недавнего времени гомосексуализм считался уголовно наказуемым пороком, тема эта была нежелательной для печати вообще, а не только в отношении Чайковского. Поэтому "ошибки", допущенные Жегиным и Ждановым, были с лихвой "исправлены" в ЛПСС. Перестраховка позднейших редакторов доходила зачастую до абсурда: даже невинные поцелуи и объятия, адресованные лицам своего пола, воспринимались как "сексуальный намек" и, соответственно, изымались из текста.

Задачи, стоящие перед современными исследователями Чайковского, гораздо сложнее. Необходим детальный анализ психофизиологических сторон его личности, а это невозможно без поднятия самых сокровенных пластов сложнейшего внутреннего "я" композитора.

Проявления гомосексуальности связаны отнюдь не с одними только "низменными инстинктами". В истории мировой цивилизации - с античности до наших дней - широко известны имена выдающихся деятелей искусства, науки и политики, имевших подобную необычную ориентацию. Но в разные времена и в разных странах отношение государства и общества к гомосексуализму было совершенно различным: от брезгливого неприятия его как "греха", "порока", "дьявольской печати" и т.п. (не без мощного влияния церкви) до признания этого "отклонения" совершенно естественным, имеющим природные, а не социальные или тем более "сатанинские" корни. Развитие медицинской науки привнесло ясность в данный вопрос: люди с однополой ориентацией (а их по статистике -10 процентов от всего населения) ни в чем не виноваты перед обществом, и, следовательно, карательные санкции против них, предусмотренные в законодательствах некоторых стран, - несправедливы и бессмысленны. Мало того, в последние годы сделано важнейшее открытие: у этого явления - генетическая природа!

Между тем, о любви в жизни Чайковского мы мало что знали и до сих пор могли лишь догадываться о силе и глубине чувств, на которые он был способен, по его гениальным музыкальным откровениям. В этом плане безусловный интерес представляют эпизоды переписки, где композитор говорит о своих чувствах.

Содержание

В постели с Чайковским - 1 """
В постели с Чайковским - 2 """
В постели с Чайковским - 3 """
В постели с Чайковским - 4 """
В постели с Чайковским - 5 """
В постели с Чайковским - 6 """
В постели с Чайковским - 7 """
В постели с Чайковским - 8 """
В постели с Чайковским - 9 """
В постели с Чайковским - 10 """