Герои популярного в середине 2000-х годов сериала "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

Как и положено орнаментальной натуре, поначалу Марк обрадовался. А как же?! Родина оказала прием, достойный личности такого калибра. Не успел заезжий гость сообщить о своей исключительности - и тех звезд он видал, и там подглядывал - как в дверь заколотили, телефон затрезвонил, а в окна заскреблись с требованием "прокомментировать полученные сведения".

- Мне выйти в белом или в бежевом, вы как считаете? - вот первое о чем Марк спросил, узнав о столпотворении у нашего порога.

- Ну, если ты хочешь по-настоящему осчастливить своих поклонников, то лучше всего тебе выйти в голом, - сказал я. - Это как раз то, чего от тебя ждут.

Вначале сильно обрадовавшись, затем Марк также сильно приуныл. Если уж и есть у меня жизненное предназначение, то в том оно, вероятно, и состоит, чтобы возвращать лазоревых птенчиков на грешную землю: приходится объяснять, что здесь вам не заграница с ее свободами и правами; Россия - это безальтернативная родина, пусть и прожившая 20 лет без гомофобного закона, но так и не сумевшая толком набраться ума.

- Причем тут это? - сказал Марк, сделав упор на последнем слове. - Что у меня на лбу написано?

Я посмотрел на Кирыча, Кирыч посмотрел на меня. Мы дружно заквохтали, пытаясь сдержать смех.

- Ну, чего вы? И вы туда же? Даже вы? - сказал Марк.

- Прости, "это" у тебя вытатуировано. И не только на лбу, - сказал я.

- Правда, Киря? - Марк глянул на Кирыча своим фирменным взглядом, который в годы бурной московской молодости пригождался ему при общении с контролерами, вахтерами и милиционерами. Марк называл эту гримасу "олененок", а я - "чудище пучеглазое".

Кирыч в ответ только руками развел.

- Никуда я не пойду, - сказал Марк. - Я боюсь.

- С другой стороны, - сказал я. - Если ты выйдешь в голом, то поклонники, ослепленные твоей неземной красотой, возможно, забудут о цели своего визита. Надеюсь, у тебя проколоты соски? Что же, и даже бусинки в пупке нет?

Следующим номером Марусиного балагана была беспросветная тоска. Выражалась она молча, но выдавала себя погромче иных слов. "Меня никто не любит!" - транслировал Марк волну невыносимой силы.

- Не грусти, - сказал я, погладив его по утлой спинке. - Тебя так сильно готовы полюбить, что если ты выйдешь в голом... - под хмурым взглядом Кирыча я был вынужден замолчать.

- Не понимаю, как вы живете в такой атмосфере? Того не скажи, этого не сделай. Вы, наверное, на улице даже за руку друг друга взять боитесь.

- Милый, мы с Кирычем уже давно взяли себе за правило совокупляться прямо на станции метро. В просветительских целях. А вокруг нас полицейский кордон поет хором "люли-люли-стояла". Прямо посередине зала. Приходи - увидишь. Каждую третью пятницу месяца, а также в дни всех важных футбольных матчей.

- Освенцим какой-то, - страдал Марк.

Дело близилось к обеду, а мы, укрывшись за тяжелыми шторами от назойливых глаз, все никак не могли принять решение. Кирычу пришлось отпроситься с работы, сославшись на "дела личного порядка", я тоже отменил все встречи. Марк... - ну, его мобильник трещал, не переставая, и нам не оставалось ничего другого, как телефон отключить.

- Ой, господи, ну, поболтают, да успокоятся. Подумаешь, - исчерпав весь свой небольшой запас беспросветной тоски, сказал Марк. - Собака лает, ветер носит.

- Да, и Вирусу пора бы на свежий воздух, - сказал Кирыч. - Не наделал бы бед.

Наш пес и впрямь уж как-то слишком нервно осматривал хорошо знакомые ему окрестности. 

- Друзья, вы правда не понимаете, в какую историю мы вляпались?

- И в какую же? - спросил Кирыч.

- Вроде, еще никто не умер, - добавил Марк.

- Пока нет. Но это временно, - сказал я. - Сейчас нет прошлого, понимаете? Все, что попадает в интернет, сохраняется там навсегда. Вы представьте, что будет, если туда попадет наша частная жизнь?!

- Можно же удалить, - возразил Кирыч. - Делов-то. Наверное, есть какая-то кнопка.

- Это только кажется. Следы все равно остаются. Любая оплошность фиксируется, любая глупость становится неотменимой. Интернет - это вечное, абсолютное "сейчас". Всякий мальчик, который в данный момент, вот буквально сейчас, на каком-нибудь сайте размещает свою фотографию, должен учитывать, что его морда может быть многократно скопирована, растиражирована, изгваздана: смазливое личико может украсить собой порносайт, или анкету какого-нибудь маньяка; мальчику могут пририсовать бороду и приделать заячью губу. Соообщая о себе всему миру, надо понимать, что мир может распорядиться тобой по своему собственному разумению...

Не спрашивайте меня, почему я вдруг впал в этот бессмысленный пафос. Наверное, сказались переживания последних дней.

- Какое мне дело до каких-то непонятных мальчиков? - справедливо заметил Марк. - Я что ли виноват, что они такие дураки?

- А вот появишься ты сейчас перед журналистской публикой в образе шпионки Хари-маты с пупком в соске, и этот образ будет связан с тобой всю твою жизнь. Еще неизвестно, как твоя жизнь повернется, а у журналистов всегда будет наготове нелепая история - стоит им только забить пару слов в каком-нибудь "Гугле" или "Яндексе".

- Вот и пожалуйста, мне нечего скрывать, - повел Марк плечиком.

- Тебе нечего, а нам есть чего. Мы не хотим, чтобы все узнали, чем мы занимаемся в метро в дни футбольных матчей. Ты слышал, что вчера Коля рассказывал?

- Про театр? - уточнил Марк. - Да, уж слышал. Ужас-ужас. Что-то там нехорошее в Интернете показали про человека, и он в отставку ушел. Какие подлые бывают люди.

- Вот! В России нужно триста раз подумать, прежде чем выставлять на всеобщее оборзение свою фотку с павлиньим пером в заднице.

- У меня нет фотки с пером, - обиженно сказал Марк.

- Ну, чтобы тебе не было скучно, человечество придумало фотошоп. Хочешь перо - будет перо. Не хочешь пера - все равно будет. Надо только, чтобы журналисты были в тебе заинтересованы. А они, вон, - я кивнул в сторону зашторенного окна, - уже который час ждут.

- А чего им от меня надо? Что я им, Мадонна? Я даже не танцую.

- Зато как поешь?! Кто вчера кому попало хвастался своей райской заграничной жизнью? Кто пел песни, что и в Лос-Анджелесе бывал, и в Лондоне в разные веселые дома вхож? Вот теперь получай. Сожитель хренов.

- А что я поделаю, если и бывал, и вхож? - жалобно сказал Марк. - Я же не виноват. Звезды, между прочим, тоже люди.

- И у них тоже есть крышки от унитазов, которые можно загнать за большие деньги, потому только что к ним прикасались знаменитые зады. Вот ты и есть такая крышка. Стульчак Мадонны.

- Это ты виноват, - сказал Марк.

- С чего бы?

- Это ты говорил, что я шпионом работаю.

- Конечно, кто ж еще, - охотно согласился я. - Это ж я свалился, как снег на голову. Явилась харя-с-матом. Ты-то - птица залетная, приехал, да уехал, а нам с Кирычем жить в этой свинцовой стране, работать, - "страдать", чуть было не добавил я, но от крайностей решил воздержаться, у Марка и так был довольно бледный вид.

- Ты все равно виноват, никто тебя за язык не тянул. Но, Киря, он точно невиновный. Тогда пусть выйдет и скажет...

- А ты знаешь бабу Любу? - спросил я.

- Нет, а кто это?

- А страна ее знает. Она - домработница у одной русской суперзвезды. А у бабы Любы наверняка есть и сватья, и братья, и дети, и внуки...

- Причем тут какая-то баба?! Отстань ты от меня со своими бабами! - закричал Марк. - Я ни с какими бабами не знаком!

- Ты светишь отраженным светом, а мы попадаем в твое поле. Есть Земля. Она греется от Солнца. А вокруг Земли кружится Луна.

- Он еще астрологию какую-то приплел... - Марк застонал.

- Так вот, если ты - стульчак Мадонны, то Кирыч - стульчак стульчака. Понял? Пока ты интересен, то интересно и все, к чему прикасалась твоя наманикюренная жопа.

- Как жопа может быть наманикюренной? - возразил Марк.

Кирыч вздохнул:

- Ну, давайте уже решим. Ай! Ты что же делаешь?! - он сорвался в коридор, где Вирус вовсю корячился на ботинке. Моем ботинке, разумеется: с Кирычем наш пес скулит, Марка - лижет, а на мне просто отводит душу. 

- Ну, что же?! Мне нагадили не только в душу, я, можно сказать, готов! Давайте собираться?! - язвительности у меня только прибавилось. - Сейчас нарядимся в перья и блестки и пойдем на фотосессию. Маруся, у тебя не завалялось платья из змеиной кожи?

- Не завалялось!

- Сочувствую. У тебя нет костюма, который почеркнул бы твою гладкоструйную сущность. В чем же ты в свет пойдешь, бедненький?

- Ай-яй-яй, - в коридоре Кирыч отчитывал Вируса. - Как же тебе не стыдно? Что же ты так? - Вирус на него не глядел, изображал стыд. - Ты бы хоть знак подал вначале, что терпеть не можешь. Что же ты втихомолку-то?

- Научи его журналистов облаивать. Не все же им малина, - крикнул я.

- Ну, ты у нас тоже, в некотором роде из той же оперы, - крикнул в ответ Кирыч.

- Только в некотором. У меня журналистика скучная, несенсационная. Прокачиваю руду, отфильтровываю бред....

Я призадумался.

- Знаешь, Марк, есть у меня одна идея...

***

Я вышел на крыльцо, и у меня захватило дух. Было свежо, ветренно. Все-таки март-месяц, а я полдня провел в душной квартире.

- Господа! - откашлявшись, объявил я. - Мне понятен ваш профессиональный интерес. В качестве пресс-секретаря интересующей вас персоны прошу указать, какое СМИ вы представляете. Затем с каждым из вас мы поговорим по отдельности, - я вручил листок бумаги и ручку первому попавшемуся человеку с диктофоном. - Благодарю за понимание!

Вскоре список был составлен. Изучив его, я определил очередность, решив начать с самого бульварного и самого популярного сайта, затем перейти к информационным агентствам, а далее - к редакциям помельче и поплоше.

- Ты все запомнил? - спросил я Марка, декоративно наряженного и в небрежной позе расположившегося в нашем кривом кресле в гостиной со стаканом минералки в руке.

Марк только кивнул.

Я проверил, хорошо ли заперты в квартире остальные двери (знаю я этих журналюг), попросил Кирыча не выдавать себя ни единым писком (он в обнимку с Вирусом засел в спальне) и призвал первого репортера.

- Когда мы с Жаном сидели в Марэ, - проникновенно говорил Марк. - Жан - это Жан-Поль, а Марэ, ну, вы понимаете...

- Не понимаю, - вякала дотошная, натренированная на сенсации дева.

- Ну, Готье, - живописно страдал Марк. - Ну, квартал такой, в Париже, рядом с "Помпиду".

- А что такое Помпиду?...

- Какие тайны? У меня нет никаких тайн, - почему-то заикаясь, говорил Марк другому визитеру. - Если я вам расскажу все свои тайны, вы сейчас умрете от ужаса. У меня такая жизнь. Знаете, я живу у самого Мертвого моря. Вы были у Мертвого моря? А там можно прямо на воде газету читать. А по горам козероги скочут. Вам сколько лет?

- Двадцать пять, - говорил румяный юноша.

- Вы еще мальчик, вы не ведали жизни! - трясясь, кричал Марк. - Мальчик! Если вы хотите вкусить красоты, езжайте в наш кибуц. Там такие девочки! Самый сок, а не девочки. Вот прям все бросайте и езжайте! Немедленно!

- Йа, вообще-то, не настроен говорить на такие темы, - строго и зычно говорил Марк гостю под двузначным номером. - Анбилывыбал, я просто не уполномочен. У меня просто связаны хэндс. Вы понимаете, космос, ракетные технологии, вот э филинг...

Марк ласково улыбался, Марк клокотал, Марк дружески похлопывал по плечу - он легко менял маски, временами вынуждая неметь даже меня.

Я раздумывал, где виновата рюмка коньяку, а где талант виноват, и, не имея сил отделить одно от другого, просто выпроваживал одного гостя и принимал другого.

- Только умоляю вас, - шепотом повторял я. - Это эксклюзивная информация. Только для вас, учитывая нашу любовь к вашему изданию...

Процеживая ряды, я с удивлением обнаружил, что среди профессиональных любителей сенсаций нашлось много молодых барышень воздушного вида. Они таращили глазки, говорили тихими сладкими голосами... Представителей мужского репортерского племени можно было поделить на два сорта: вертлявые напомаженные юноши, у которых все впереди, и неряшливые дяденьки с испитыми лицами, у которых все давно в прошлом.

"Какая же редкость - единство формы и содержания", - думал я, понемногу начиная понимать, что же привело в наш дом всех этих людей.

Скучно живем. Серо.

* * *

А вечер был тих. И даже утих ветер. В гостиной без звука моргал телевизор. Кирыч лежал на диване, листая журнал со сложным финансовым названием. В ногах у него лежал Вирус, покусывая себя за хвост. На полу, сплетя ноги корзинкой, сидел Марк и делал какую-то сложную гимнастику. Я скрючился перед компьютером - искал в интернете достойное завершение бурного дня.

- А как вам это?! "В объятиях дизайнера Тома Форда он служил на благо Отечеству". Каково?!

- Мне не нравится Том Форд, мне нравится другой. Он в кино английским аристократом работает, - в перемежку с глубокими вдохами и выдохами сказал Марк.

- А есть вот такое еще? - я пощелкал по клавиатуре, подыскивая в интернете другой "эксклюзив". - "Он не знал о судьбе Белки и Стрелки, но Система уподобила его бедным животным, которые отдали свою жизнь во имя...".

- Ничего не понимаю, - Кирыч пошевелился на своем диване. - Что за бред?!

- Скажи, что будет, если положить в бочку меда ложку говна? - спросил я.

- Не знаю, - сказал Кирыч.

- Будет целая бочка говна.

- Ну, и что? - сказал Кирыч.

- А то, что теперь сам черт ногу сломит, пытаясь разобраться, зачем некий Курчатов Марк, друг звезд и недоделанный шпиён, явился в российскую столицу одной далеко не прекрасной мартовской ночью. А завтра будет другой день, и другие горячие новости. Информация о визите противоречивой особы за неясностью будет отправлена в утиль.

- Илья, а ты не боишься, что журналисты обидятся? - спросил Кирыч. - Они - народ мстительный.

- Людям нужна не правда, а яркий фантик. Уж кому как не репортерам это знать. Мы живем в эпоху подделок. Выигрывает тот, кто врет красивей.

- Не уверен.

"Я, в общем-то, тоже", - норовило сорваться с моего языка, но сейчас было не время для сомнений. Я подумаю об этом завтра.

- А что если они правду узнают? - Марк остановил свои массажные процедуры.

- Боюсь, твоя правда так скучна, что никому не интересна. Людям нужен праздник - да так, чтоб на разрыв аорты. Чтобы тобой стреляли из пушки, и вместе с твоими кишками на голову публики валился дождь из конфетти. Чтобы руки твои прибивали гвоздями, а ты благим матом орал "Пять минут! Пять минут!". Чтобы.... Подожди, - я прервал полет мысли. - Какую правду? - я захлопнул крышку своего ноутбука и провернулся на своем офисном стуле лицом к Марку. - Какую правду? - повторил я.

- Да, кстати, - Кирыч смущенно кашлянул и присел на диване. - Марик, мы понимаем, что это твоя жизнь, но ты и нас пойми.

- Скажи, чем ты занимаешься? На что живешь? - перебил я Кирыча. - Постоянного местожительства у тебя нет. Постоянного друга, вроде, тоже. В общем, что вы, Маруся, делаете в свободное от шпионажа время?

- Я?

- Ты?

- Ну...

- Не юли.

- Работаю.

- Кем? - спросил Кирыч.

- Или чем? - добавил я.

- Это трудно объяснить, - сказал Марк.

Настроение мое вмиг испортилось - одно дело придумывать человеку помоечную биографию, другое дело понимать, что он и на деле угодил в отхожее место. Уехал человек в чужую страну, без языка, без мозгов, с одним ветром в голове. Что ему дома-то не сиделось? В голове замелькали какие-то сложные, гадкие колюще-слизистые образы. Почему всегда сбываются не мечты, а страхи?

- Мне в общем-то, и делать ничего особенного не надо, - сказал Марк.

- Это как же? - сказал Кирыч.

- А вот так. Ты знаешь, что такое блогинг?

Я ухмыльнулся:

- "Стульчак Мадонны" - это случайно не твой никнейм? Видел где-то в интернете...