Сегодня для многих гомосексуальность ассоциируется с балетом. Но если не уходить далеко в историю классического танца, а вспомнить XIX век, то окажется, что ни о какой гомосексуальности в балете того времени не было и речи. Он был гетеросексуальным.

Богатые дяденьки приезжали в театр, чтобы посмотреть на почти голых молоденьких девушек. Знакомились с ними после спектакля, а дальше... всем известно, что дальше. И училище при театре, и сам театр были институтами для производства благородных девиц для благородных господ. Мужчина на сцене, конечно, появлялся, но он мало кого интересовал. Так, декорация, подпорка для балерины. Тщательно укутанный с ног до головы в тяжелые одежды, такой мужчина вызвать сексуальный отклик у сидящих в зале не мог. Да и танцев, в которых тело могло эффектно предстать перед зрителями, у него не было.

Но с началом века все резко меняется. Меняется, конечно, не в отрыве от жизни, наивно думать, что изменения в искусстве происходят независимо от окружающей действительности. Хотя гений парадоксов Оскар Уайльд считал, что, напротив, жизнь копирует искусство.

Изменения начинаются с появления в художественной жизни сначала Петербурга, а потом Европы и мира реформатора танца Сергея Дягилева. Время рождает своих героев, таким героем стал этот честолюбивый человек. Он не создал ни одного балета, не сочинил ни единого танцевального па, но оказал на искусство танца огромное влияние. Дягилев сделал главным действующим персонажем балетного спектакля мужчину. Причем сначала это делалось с одной прагматичной целью. Ему хотелось удержать подле себя молодого танцовщика Вацлава Нижинского. С этого все и началось, и Дягилев, который успешно организовывал выставки, оперные и симфонические концерты, переключается на балет. Его Русские балетные сезоны явили не только танцевальное действо, режиссерски выстроенное и великолепно оформленное декорационно, но и эротичное. Это то, что так было необходимо двадцатому веку, - чувственность, и век ее получил. А еще почти обнаженного мужчину. Дягилев нисколько не смущался по поводу своей сексуальной ориентации. Он открыто появлялся со своими любовниками в обществе, что также сыграло определенную роль в дальнейшем утверждении гомосексуальности в искусстве и обществе.

Но это не значит, что общество благосклонно принимало полуобнаженного мужчину на сцене. До тридцатых годов искусство танца, например, в пуританской Америке было недостойным зрелищем. Возможно, поэтому в танец шли те, кто изначально находился в оппозиции к обществу из-за своей нетрадиционной сексуальной ориентации. И мог в узком кругу близких людей, исповедующих сходные сексуальные взгляды, найти относительную свободу и спокойствие.

Министр культуры СССР Екатерина Фурцева, категорически выступая против приезда труппы Бежара в Советский Союз, восклицала: "Бежар! Да у него только Бог да секс". "Странно, - удивлялся Бежар, - а разве это не едино?" А когда он впервые показал свои балеты в стране, где не было секса, все задохнулись: кто от возмущения - это порнография, - а кто от счастья. Оказалось, можно не скрывать своего сексуального естества, быть таким, каким создал Бог, и не бояться, что дяденьки из МВД или КГБ отправят в места не столь отдаленные.

Быть гомосексуалом в СССР было смертельно опасно. Существовало две статьи: 121-я (о мужеложстве) и 120-я (о принуждении к сексу малолетних), которые с садистским сладострастием власти использовали против гомосексуалов, держа их в постоянном страхе. Балет, который более всего ассоциировался с голубой темой, был зоной особого риска. Каждый танцовщик должен был иметь жену, жена становилась своего рода защитой от подозрений, и только имея спутницу жизни, можно было стать выездным артистом. Но никогда никакие запреты не могли уничтожить естественные желания человека. Были и во времена СССР смельчаки, которые не боялись своей гомосексуальности. Например, Вахтанг Чабукиани. Этот легендарный танцовщик обладал мужественной внешностью, ярким темпераментом и бесконечной любовью к мальчикам.

Или вот Рудольф Нуреев. Он всего три года протанцевал на Кировской сцене, но за этот непродолжительный период проявил себя весьма откровенно. Один из первых на отечественной сцене он появился в бандаже. Вообще, Нуреев стал воплощением гомоэротики на сцене. Он так затягивал себя в трико, что казалось, оно лопнет в паху от раздирающего его мощного аппарата. В его собственной версии "Спящей красавицы" он появлялся укутанный в длинный, до полу, плащ. Чтобы снять его, танцовщик поворачивался спиной к залу, а потом медленно опускал его. Пока плащ наконец не открывал роскошные ягодицы Нуреева. Но это было уже на Западе. В Союзе, в узком и замкнутом кругу ленинградских геев, Нуреев приобрел репутацию горячего татарского парня. При этом, как и все геи Союза, соблюдая строжайшие меры предосторожности. В полную мощь своего темперамента он уже развернулся за пределами Родины.

Но особенно громких скандалов в мире балета, связанных с голубизной, во времена СССР не было. Балет был любимейшим из искусств страны Советов, а многие из артистов балета пользовались покровительством парт. сов. элиты. Можно вспомнить лишь драму, что разыгралась в Киеве. Кому-то из конкурентов нужно было убрать с поста главного балетмейстера Киевского театра оперы и балета Валерия Ковтуна, занимавшего еще и пост главы балетного училища. Откуда ни возьмись появилась видеокассета с записью, на которой человек, похожий на Ковтуна, предавался сексуальным радостям с мальчиками из возглавляемого им училища. И Ковтун, и его жена Татьяна Таякина отвергали подлинность кассеты и даже доказали, что она фальшивая, но несмотря на это, Ковтуну пришлось расстаться с занимаемыми им постами.

А в 1993 голу в России произошло нечто из ряда вон выходящее. Впервые на отечественной сцене появился балет с гомосексуальной тематикой - "Чайковский" хореографа Бориса Эйфмана. Перед премьерой театр осаждали трудящиеся с транспарантами "Руки прочь от нашего гения", поскольку в спектакле предстала не только музыка композитора, но и его бурная личная жизнь, с трагическим поиском мальчика-любовника. В роли Чайковского выступил абсолютный мужчина, танцовщик Альберт Галичанин.

- Тебя не смутила тема балета? - спрашиваю я у Альберта.

- Для меня в этом балете главной становится не гомосексуальная тема, а тема любви. Но сначала, когда Эйфман предложил мне эту партию, была катастрофа. О сексуальных симпатиях Чайковского я ничего не знал и даже не догадывался. В наших книгах об этом не писалось, а западные издания я не читал. Эйфман дает мне книги, изданные во Франции, Англии, и говорит: "Почитай, подготовься". Я читаю, прихожу в ужас и бегу отказываться. Я все время был героическим танцовщиком, а тут такое! Эйфман мне: "Попробуй, не получится, значит, не получится". Начал репетировать - ничего не получается, тема не моя, я переигрываю, фальшивлю. Опять иду отказываться. Но потом, после долгой работы, роль пошла. Сейчас "Чайковский" - мой любимый спектакль. Я много репетировал с Эйфманом, смотрел фильмы. Пластику изучал по "Смерти в Венеции" Висконти, она там скупая, но энергетически насыщенная.

- Альберт, говорят, что в балете много голубых, чем это объяснить?

- В основном на Западе, у нас немного.

- Опять они нас опередили, а я-то думал... Чем это объяснить?

- Во времена СССР балерина, танцовщик были самыми престижными профессиями, поскольку балет был выездным. Тут и суточные в валюте, и постоянные загранпоездки. Особенно настойчиво в балет пристраивали своих детей высокопоставленные родители. Им хотелось и красоты для своих чад, и финансового благополучия. А на Западе в балет шли только те, кто этого фанатично желал. Тянутся же к этому тонкому искусству души хрупкие, стремятся сюда мальчики, у которых подсознательно развита любовь к изыску, потому так много в "их" балете гей-юношей.

Что касается дня сегодняшнего и академических театров, скажем, Большого, то гей-тема, как и во времена СССР, - это табу. Хотя статья и отменена, но страхи и комплексы остались. Танцовщики боятся прессы, зрителей, а более всего себя самих. Некоторых начинает клинить даже при слове "секс". Может быть, поэтому на сцене они все такие диетические. Даже в телескоп не разглядишь не только гомоэротики, а вообще никакой эротики. Самое сексуальное из искусств превратилось в производственную гимнастику. Скорее морозильная камера начнет источать чувственность, чем артисты Большого.