Случай с Владиком Мамышевым-Монро - это вообще художественный феномен и отдельная история, уже обросшая легендами. Владик - абсолютно питерский человек, с питерской ментальностыо, из питерской тусовки, питерской культуры - той новой культуры, которая начала развиваться в конце 80-х. Друг Тимура Новикова, Гребенщикова, Курехина и компании. Мэрилин Монро - это был его первый образ, в котором он объездил весь мир на заре перестройки. Позже он делал художественные перформансы, находясь в самых разных образах - от Аллы Пугачевой до Людовика XIV. Так как его художественные работы, инсталляции, перформансы очень удачно попали в конъюнктуру времени - то он на волне всей этой перестройки уехал на Запад, очень много работал и выставлялся в самых крупных и престижных залах, хорошо и близко знаком со многими западными величинами - от Дэвида Боуи до Брайана Ино и от Эндрю Логана до "Pet Shop Boys"... Для него трансвестизм - это художественное средство, помогающее познать себя через образы разных людей.
Андрей Вульф. Первый вопрос - общего характера. Как твои трансформации связаны с сексуальностью?
Владислав Мамышев. сексуальностью мои трансформации никак не связаны, дорогой Андрей. А вообще это уже тысячу раз пережевывалось, перемусоливалось всякими учеными людьми - Фрейдом, например! Конечно, отчасти невозможность реализовать свои сексуальные потребности, желания приводит к тем или иным трансформациям. Хочется вызвать к себе некий интерес. Знаменитая тема, которая проходит через судьбы огромного количества творческих людей: "недопоняли", "недолюбили", "недоделали" чего-то со мной такого, и жажда того, чтобы все-таки это наконец доделали, ведет к таким бесконечным трансформациям.
А. В. Мне кажется, что тебе, может быть, не совсем уютно в сегодняшнем мире, ведь все твои образы взяты не из сегодняшнего дня, а из более или менее отдаленного прошлого. Значит ли это, что ты себя действительно ощущаешь более уютно в другом временном измерении? И более широкий вопрос: менялись ли взгляды людей на эротику, на секс с течением времени, и если менялись, то как?
В. М. Безусловно, я себя уютнее ощущаю где-то там - далеко-далеко, во временах Людовика XIV, - это мой любимый период, любимая эпоха. Этот человек, наверное, обладал даром предвидения, потому что после его знаменитой фразы "После нас - хоть потоп",- этот потоп и произошел, то есть он его предсказал.
Конечно, все менялось. Камзол, например, подобный моему, только тех времен,- трансформировался и в итоге дошел до наших дней в виде фрака: постепенно срезались нашивки, загибались, заворачивались края- и сейчас мы имеем такой черно-белый ансамбль. Фрак - это самое что ни на есть простейшее. Мне это неинтересно. Я более комфортно, вольготно себя чувствую, мысленно или при помощи всяких подручных средств перемещаясь в пространстве и во времени.
Что касается сексуальности, то ведь крах этой эпохи, продиктованной и обозначенной Людовиком XIV, произошел именно в связи с первым неудачным сексуальным опытом Людовика XIV. Недавно об этом прекрасно рассказал в своей передаче Радзинский: первый сексуальный контакт с женщиной у Людовика XIV не получился, и двор начал над ним смеяться, издеваться. И уже никакие его дальнейшие заслуги не исправили положения; таким образом рухнула империя, и начался тот самый потоп, тот хаос, все эти безобразия, к которым мы пришли и которые нас окружают.
А. В. Образ Луи XIV прочно ассоциируется в сознании людей с пороком, с сексуальным якобинством, вакханалией и вседозволенностью. Насколько близка тебе, исходя, из твоего сегодняшнего образа, эта позиция? И насколько постулаты о свободной любви и свободном сексе ты считаешь приемлемыми в наших сегодняшних урбанистических условиях?
В. М. Дорогой Андрей! Дорогие друзья! Я считаю ни в коем случае неприемлемыми постулаты свободной любви. Я всей душой и телом ратую за целомудренность, скромность, за придерживание чувства...
А. В. Боже мой! Похоже, что Владик Монро выступает за приоритет брака и семьи, как такой классический американец, который спешит после работы в семью, домой, где уже готовы гамбургеры, чизбургеры или что-то другое... Неужели традиционно-консервативные, буржуазные семейные ценности тебе все-таки близки!
В. М. Близки, но ни в коем случае не гамбургеры. Опять же я гну свою религиозную, праведную линию: явление Мэрилин Монро в американской массовой культуре - это как явление белого голубя, почти библейского. Она такая пышная, такая белокурая... Неспроста ведь, когда о ней рассуждают, постоянно говорят, что это сама невинность, это ангел. То есть при всей сексуальной подоплеке, при тысячах, миллионах мастурбирующих на нее в свое время мужчин Америки и всего мира - за ней закрепился ореол великомученицы, святой, в итоге покончившей жизнь самоубийством или даже убитой президентами.
И при всей моей ненависти к Америке, признаю, что она иногда порождает такие чудесные явления, которые возвращают нас к тем самым ценностям, на которые я намекнул в начале нашей беседы.
А. В. Все-таки в первую очередь, когда говорят о Монро, на ум приходит понятие секса. Потому что, безусловно, Мэрилин Монро - это абсолютный мировой секс-символ второй половины двадцатого века. И в этой связи возникает вопрос: почему именно Монро, почему именно этот образ оказался для тебя любимым и именно в нем ты себя наиболее уютно ощущаешь?
В. М. Все потому же. Когда идешь, например, по Европе, то там в книжных магазинах, на улицах выставлены открытки с видами городов, портреты знаменитых актеров, что-то еще - все это в куче,- и среди них обязательно есть две или три стойки с фотографиями только Мэрилин Монро. Нет больше другой личности, в такой же степени востребованной на уровне массовой, житейской культуры. И я, безусловно, не мог пройти мимо нее: и произошедшее в свое время попадание точно в ее образ - не знаю, с чем это связано, честно скажу. Отнесем это к Провидению.
А. В. Хорошо ли ты помнишь свою первую любовь и свою первую постельную любовь? И совпало ли это по времени?
В. М. По времени это никак не совпало. Моя первая любовь была к соседской девочке по коммунальной квартире: Очень красивой, интересной была квартира, где завязалась эта любовь. С той девочкой мы танцевали под Майю Кристалинскую, была у нее такая песенка: "Я тебя по-прежнему ревную к обещаньям, письмам и друзьям..." Помнишь?
А. В. Нет, не помню.
В. М.
Вот такое танго мы с ней танцевали: постоянно кружили на коммунальной кухне, изредка встречались и так далее. Моя постельная любовь, конечно, была совсем другой: гораздо позже, гораздо интереснее и гораздо ярче.
А. В. Когда это произошло?
В. М. Это произошло, когда мне было 16 лет.
А. В. И как?
В. М. Ой!..
А. В. В отличие от Мэрилин Монро, образ которой был очень четко полово определен - она была суперстопроцентная женщина, от нее просто пахло женской энергетикой, - многие ее последователи все больше и больше смещались в сторону "унисекса". Взять ту же Мадонну: несмотря на то что она, безусловно, супервумэн - в то же время она абсолютно унисексуалъный образ, точно и четко найденный в конъюнктуре времени. В этой связи хотелось бы узнать твое отношение к "унисексу" как явлению и к Мадонне как к персоналите, верно служащему под этим разноцветным флагом.
В. М. Знаешь, вот Мадонну - люблю. Хотя, конечно, сложные она вызывает чувства, потому что иногда уж слишком кажется простой такой женщиной, - вдруг за всем этим великолепием, за всей этой роскошью нет-нет да и промелькнет обыденность: обычная рутинная работа современной деловой женщины, знающей конъюнктуру. Именно это я впервые заметил в знаменитом фильме "В постели с Мадонной". Постаревшая, она мне гораздо более импонирует. Сейчас она уже немножко теряет форму, а это всегда очень интересно. Безусловно, стиль "унисекс" - это веление времени. Любить его, или возмущаться им, или отрицать его - по-моему, бессмысленно. Надо смириться и существовать.
А. В. А тебя не пугает бум трансвестизма, мода, которая сейчас неожиданно пришла сюда, к нам в Россию, спустя какое-то время после того, как это, в общем, было уже хорошо апробировано на самом высоком уровне на Западе? Насколько это хорошо здесь у нас и как ты к этому относишься?
В. М. Меня очень часто пугают те образы, которые порождают наши трансвеститы. Это какие-то картинки из "Восставших из ада". Я однажды в московском Дворце молодежи встретил бригаду трансвеститов: жены, дети, семьи, какой-то мужчина со шрамом, бывший боксер или бывший тракторист. Они поняли конъюнктуру момента, включились в струю, дабы заработать какие-то деньги на этих выступлениях, - и вот танцуют, выплясывают, порождая совершенно безобразные псевдоженские образы. Это чудовищно! И так много чудовищного в нашей жизни, согласитесь, Андрей. Стараемся от этого отстраняться, не видеть этого, плыть в своем батискафе... Но этот батискаф время от времени нарывается на рифы. И за прекрасным фасадом, вдруг видишь ужасную подноготную.
А. В. Как ты относишься к гей-культуре? И что, по-твоему, включает в себя это понятие?
В. М. Гей-культура... К гей-культуре отношусь, иногда. Иногда меня к ней относят. Почти все ценное и интересное, что сейчас есть в мире общей культуры и искусства, корнями уходит - это всем известно - в гей-культуру. То есть почти все яркие явления общей, массовой культуры порождены этой субкультурой, гей-культурой. Но сама по себе, в отрыве от жизни, в отрыве от общества, это все-таки ловушка, гетто.
А. В. Насколько гармонична твоя личная жизнь и на каком месте у тебя стоит секс по сравнению с карьерой, творческими амбициями?
В. М. То он стоит на первом месте, то отодвигается. Это все происходит полосами, волнами. Сейчас у меня, как у Пугачевой: счастье в личной жизни и успех в работе. То есть абсолютно гармоничное существование в личной жизни и творчестве.
"В постели" с Владиславом Мамышевым-Монро
ТРИЭН ЭКСМО 2001
Кино Фильмы
Кино
