Холодя ступни и поджимая пальцы, Пепик подкрался сзади к Настеньке, в аромате кофе наклонившейся над плитой и взял ее груди в ледяные от возбуждения ладони. Совершенно не ждавшая такого девушка, в ужасной конвульсии рванулась в сторону, выплеснув темную булькающую жижу Пепику прямо в глаза. Ужасный рев потряс стены кухни - со скрюченными пальцами Пепик побежал, куда глаза глядят - к открытому окну, к низкому подоконнику. Звонко ударили колени по бетону и Настенька увидела мелькнувшие в сумерках белые ягодицы, розовые пятки. Она пыталась крикнуть, но не могла вдохнуть, всхлипывала и пузыри слюны лопались на ее губах. Казалось, прошло минут тринадцать-четырнадцать. Наконец она звучно всосала в легкие воздуху и завизжала, завизжала, развернулась, бухая пятками, метнулась в прихожую, отодвинула собачку замка, распахнула дверь, и тут же в проем вбежали огромные мужчины, повалили Настеньку на пол щекой в паркет. Один из них, надавив на спину коленом, выкрутил руки и объял запястья металлом.
- Ты?! Ты?! - зарычал он Настеньке прямо в ухо, - ты его скинула? Ты толкнула?
- Не-е-ет! - зарыдала Настенька, - не я!..
- Молчи, сука! Ты его скинула?! Ты глаза ему вырвала?
Настенька снова распахнула рот, но страшный удар в затылок заставил ее замолчать.
- Скинула, сука, хахаря свово, а он нам всю тачилу помял, бля-наха-бля, сука, год машине, стойки полетели, лобовуха-а-а... - завыл мужик, и стал раскачиваться, а второй, доселе молчавший, обнял его толстыми руками и стал целовать - в щеку, в шею, приговаривая:
- Не плачь, Витенька, ну не плачь, мы у нее квартирку заберем, а саму ее Вике отдадим, мы с нее две таких машины поимеем, ну миленький Витечка, не плачь, зайчик.
Тут утешающий повернул к себе мясистое лицо Витеньки и, наконец, поцеловал по-настоящему. Витенька некоторое время не отвечал, обиженно посапывая, но природа взяла свое и он сжал своего друга так, что заскрипела кожа отличной итальянской выделки, и повлек того вглубь квартиры, не забыв ногою захлопнуть дверь.
- Ну лана, братишка, - размякая, бормотал он, - хер бы с ней, с Митсубиши Паджеро 99-го года, 4 литра объемом, да с лебедкой, хер бы с ним, братишка, сладкий ты мой Мишенька, иди вот сюда, слышь ты, бля-наха...
И они, встав посреди комнаты друг против друга, стали раздеваться, бросая все на пол - бух, упала куртка Витеньки, бах - ботинки Мишеньки.
Настенька смотрела на это действо широко раскрытым правым глазом, в голове у нее все плыло, спину ломило и она закричала тонким голосом:
- Милиция!
Тут же от страшного удара распахнулась дверь, хлопнувшись о стену и прихожую заполнили собой трое пятнистых омоновцев с автоматами наизготовку.
- Стоять, бля-наха-бля! Рыло вниз! - заорал один из них, ударив Настеньку в бок кованым ботинком.
- Дернешься, сука, башку отстрелю, - заорал другой из них, упирая Настеньке в подзатыльную ямку дульный срез автомата Калашникова.
А третий из них прошел в комнату, бросил оружие на диван и пристально посмотрел на застывших Витеньку и Мишеньку.
- Здорово, пацаны, - сказал он, стаскивая с лица маску, - ну че, покувыркаемся? И подмигнул.
- Ха! Сережка! - улыбнулся Мишенька и подластился к омоновцу, - тебя и не узнать, шалунишка.
- А мы пока эту сучку отхерачим, - сказали хором стоявшие над телом Настеньки, ставя автоматы в угол.
- Дверь прикрой, Мартынов, - приказал Сережка, а то опять мочить кого-нибудь придется.
Только Мартынов пошел к двери, как та полетела к нему, сорванная с петель, и ударила Мартынова в голову, упав вместе с ним.
Это был Пепик - весь в крови, с расплющенным лицом, на котором багрово зияли дыры глазниц, с оторванной щекой. В руках у него был шестиствольный вертолетный пулемет, а между ног болталась лента, исчезая во мраке лестничной клетки.
Ни слова не говоря, Пепик нажал на гашетку и затрясся, как шахтер в забое, посылая тучу пуль. Двенадцатимиллиметровые пули крошили косяки, дробили углы, рвали мягкую мебель. Взорвался телевизор, упал набок шкаф, из которого, будто кишки, полезло нижнее белье. Все, кроме Настеньки, были уже мертвы, вздрагивая от попаданий, а Пепик все производил контрольные выстрелы. Квартира заполнилась едкой пороховой гарью, от огненного выхлопа, сжирающего кислород прямо над Настенькой, становилось все жарче и жарче, горячие гильзы градом сыпались на настенькину загорелую спину, а лента все шуршала плоской змеей.
Наконец Пепик остановился.
- Настя, - спросил он, - ты в порядке? Я ничего не вижу. Ты же выжгла мне глаза!
Не успела Настя что-нибудь сказать дрожащим голосом, как на лестничной площадке открылась дверь и соседка Вероника Петровна, высунув лисий лик, визгливо закричала:
- Да что это такое?! Ни днем, ни ночью покоя нет, сволочи вы! Бам, бам, чтоб по голове вам так долбили, подонки вы! Думаете, управы на вас нет? Да я сейчас в милицию позвоню, они вас быстро успокоят!
Пепик повернулся на звук, выбежал на площадку и та мигом оранжево-желто осветилась.
- Ненавижу! - орал Пепик, стреляя поочередно в каждую дверь, - хамы!
Настенька странным образом потеряла всякую чувствительность, она поднялась, покачиваясь пошла подальше и пришла в кухню.
"Надо перетереть цепочку обо что-то твердое, пришла ей в голову дельная мысль, но вошедший следом Пепик осуществить задуманное не дал.
- Как мне надоела Москва, с ее вечными проблемами, - тихо сказал он, держа голову, как слепой, - да и Россия, честно говоря, надоела. Всюду грязь, кровь...
Отвратительно.
Он открыл кран и наклонился было к нему, но передумал:
- А сделай-ка кофейку, Настенька, мы же так и не попили...