Епископальная церковь является американским "отделением" всемирной Англиканской церкви и самым либеральным ее звеном, поскольку епископалы, в отличие от многих своих коллег, весьма лояльно относятся к открытым геям и лесбиянкам. Недавно защитники прав ЛГБТ, отстаивающие интересы верующих гомосексуалов, записали на свой счет еще две победы, которые, возможно, станут поворотным моментом в истории церкви как таковой.
Не стоит забывать, что церквей на свете много, и большинство из них имеет в отношении геев весьма четкую позицию, о которой лучше не вспоминать. Но вспоминать приходится, поскольку всевозможные заявления со стороны руководителей РПЦ или Святого престола в Ватикане звучат с завидной регулярностью, сея рознь и подстрекательство. В отличие от них, Епископальная церковь решила открыть перед гомосексуалами двери и постановила, что геи и лесбиянки не только могут служить Господу, но и посвящаться в епископский сан. Кроме того, лидеры епископалов проголосовали за то, чтобы начать процесс благословения однополых пар, желающих получить таковое у алтаря.
Конечно же, в центре баталий по этим вопросам находился Джин Робинсон - первый в истории открытый гей-епископ. С тех пор, как в 2003 году Робинсон был посвящен в сан епископа Нью-Гемпшира, он стал чем-то вроде живого громоотвода: именно на этого человека сыпались все шишки, которыми щедро заваливали его консерваторы. Параллельно с этим Робинсон превратился в настоящую гей-икону и борца за гражданские права. Он сурово критиковался клерикалами за то, что "стал главной причиной ереси" в Англиканской церкви, и вместе с тем поощрялся либералами и ставился в пример как образец несгибаемого мужества. Все это замечательно, но все же следует помнить, что в первую очередь Робинсон - епископ. И как у любого другого епископа во время соответствующих слушаний у него было право голоса. С Джином Робинсоном побеседовал корреспондент газеты New York Times.
New York Times: Спасибо за то, что согласились уделить нам время. Наверняка, Вас многие просят об интервью.
Робинсон: Да, и я не даю никаких интервью - за исключением этого. Много просьб поступило после первого голосования (когда рассматривался вопрос о возможности посвящения в епископский сан открытых геев). Конечно, возможность назначения еще одного епископа-гея - это очень важная вещь, это то, чего я так долго ждал. Но желания говорить на эту тему у меня не было. Я весьма трезво подходил к вопросу. И понимаю, что наше решение будет крайне сложным для восприятия многих людей - как тех, кто принимал участие в голосовании, так и в епископальной общине в целом.
New York Times: Многие консерваторы, с которыми я общался, чувствуют себя изолированными, даже наиболее прогрессивные из них.
Робинсон: Прогрессивные люди в Епископальной церкви были всегда - и 30, и 40 лет тому назад, когда нас было меньшинство, когда наши голоса никто не слышал, когда мы отталкивались. Мне кажется, что многие консерваторы никогда не чувствовали того, что чувствуют люди, находящиеся в меньшинстве. И вот теперь компания гетеросексуальных белых мужчин сидит там и недоумевает, потому что они, наконец, тоже узнали, что это такое. Думаю, подобный опыт ценен для любого - каждый должен хоть раз нечто подобное испытать.
New York Times: Но консерваторы в течение долгих лет говорили, что Епископальная церковь принимает либералов.
Робинсон: Возможно, это и подтвердилось в 2003 году, когда Всеобщее собрание проголосовало за мою кандидатуру [на посвящение в сан епископа]. Разница в том, что голосовали они не за гея, а за человека. Я был настолько активной личностью в церкви, что сказать "нет" было просто невозможно. То, что произошло сейчас (когда было принято решение о благословлении однополых пар), открыло путь в церковь для других людей - для тех, кого епископы не знают лично. И это - совершенно новая, очень существенная деталь, которая лежит в плоскости теологии и философии, а не суждения о конкретном человеке.
New York Times: Перед тем, как отправиться на Всеобщее собрание, Вы говорили, что ощущаете волнение, поскольку не так давно встретили довольно прохладный прием у епископов, которые Вас поддерживали. Вы ожидали, что они будут голосовать против решений, связанных с гомосексуалами. Но во время голосования по обоим вопросам Ваши сторонники были на Вашей стороне. Так что же произошло?
Робинсон: Наиболее существенная вещь случилась в тот момент, когда на Собрании епископов был сделан перерыв в дебатах по вопросам благословения однополых пар - для того, чтобы мы могли встретиться в кулуарах и обсудить эту проблему подробнее. Было объявлено, что на встречу может придти любой желающий - и оказалось, что епископов, которые хотят обсудить вопрос, немало. Нас было человек 25-30, во время беседы у меня с ними сложилось наиболее плодотворное взаимодействие. Это было замечательно, это очень вдохновляло. Люди рассказывали о своей собственной правде, о своей собственной боли. Все говорили честно - о том, с чем они могут жить, и с чем не могут.
New York Times: А как Вы объясните результаты голосования? За оба вопроса проголосовало большинство, и мы увидели, что многие умеренные консерваторы сказали "да", согласившись и с тем, что геи могут посвящаться в сан, и с тем, что однополые пары могут благословляться в церкви.
Робинсон: Все это понимают. Все знают, в каком направлении движется страна, знают, что однополые браки становятся реальностью. Но мы пытаемся воспитывать людей. Один из епископов сказал мне, что он голосовал против, потому что только так - с его позиций - он может отправиться домой и выполнять свою работу, общаться со своей паствой. Этот же епископ голосовал против моего посвящения в сан в 2003 году. Другой епископ сообщил, что в его епархии однополых браков никогда не будет. На это я ему ответил: "Вы просто не понимаете, в каком направлении мы движемся. Вопрос об однополых браках может быть рассмотрен Верховным судом, после чего они могут превратиться в закон и станут частью юридического поля страны. Возможно, Вам стоит проявить ответственность и оглянуться на людей, которые готовы двигаться в одном направлении со страной". В то же время, среди епископов было много симпатиков в отношении тех, кто впервые сталкивается с этой новой для них действительностью - легализацией однополых браков или однополых союзов.
New York Times: Не думаете ли Вы, что после этого голосования из церкви начнется массовое бегство прихожан?
Робинсон: Я думаю, что никакого бегства не будет. После того, как мы приняли столь нерядовое во всех смыслах решение, церковь слишком сильно не изменится. Противники равенства брака предсказывали конец западной цивилизации после того, как гомосексуальным парам позволять вступать в брак. А когда это произошло - никакого конца света не наступило, и какого-то серьезного "взрыва" в обществе тоже не наблюдается.
New York Times: Вчера я слышал выступление епископа Билла Лова из Олбани, который говорил, как сильно он разочарован результатами голосования. Репортеры на этой пресс-конференции стали донимать его вопросами о том, не собирается ли он отделять свою епархию от Епископальной церкви. И он ответил, что нет, не собирается, поскольку чувствует, что так велит ему Бог.
Робинсон: Билл Лов - преданный член Епископальной церкви, очень целостная личность, человек, которого я глубоко уважаю. То же самое касается епископа Эдварда Литтла (также представителя консервативного крыла) - ему я доверил бы свою жизнь, ни на секунду не задумываясь. Именно его я попросил вмешаться в ситуацию, когда [глава всемирной Англиканской церкви] архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс заявил мне, что я не допущен на международную конференцию англикан Ламбет в Англии. С этими людьми я давно поддерживаю отношения. Мы несколько раз в год встречаемся, и отношения наши строились на протяжении всего этого времени. У нас есть обязательства друг перед другом - хотя мы и не сходимся во взглядах на некоторые вопросы. Лишь те люди, у которых не было никаких обязательств, нас покинули.
New York Times: Хорошо, а где, в таком случае, Вы надеетесь увидеть следующего епископа-гея?
Робинсон: Есть две епархии, в которых скоро состоятся выборы. Думаю, что там гомосексуалы могут быть избраны для посвящения в сан. В ближайшее время в Миннесоте будет избираться епископ, в Лос-Анджелесе выбирают двух помощников епископа. Но ни одна епархия не будет выбирать человека на должность лишь потому, что он - гей. Какой епископ человек - вот что самое главное, вот что в первую очередь касается огромного количества людей. И никто не откажется от лучшей кандидатуры. Вопрос о том, где появится следующий епископ-гей, не стоит, потому что лишь великие люди становятся великим епископами.
New York Times: А каковы были последствия Вашего избрания на должность епископа Нью-Гемпшира? От Вашей епархии отвернулось много людей?
Робинсон: За исключением одного округа в Рочестере, который сделал это сразу же после моего избрания, никто не отвернулся. В той конгрегации было около 15 человек, они собирались в течение года, а потом попросили меня о том, чтобы я их закрыл. Это все. Именно так. У нас нет никаких отколовшихся священников или групп. Паства нашей епархии в прошлом году выросла на три процента.
New York Times: И сколько же это в цифрах?
Робинсон: Паства нашей епархии в Нью-Гемпшире - 15 тысяч человек.
New York Times: Кого вы привлекаете на свою сторону?
Робинсон: К нам пришло очень много молодых католических семей, особенно тех, которые говорят: "Мы не хотим воспитывать своих дочерей в церкви, которая не ценит молодежь".
New York Times: А теперь я должен бежать и публиковать это интервью - оно состоялось поздновато, я пропустил все крайние сроки.
Робинсон: Это потрясающе! Обычно мы голосуем, читаем молитву и сразу же после того, как произносим "Аминь", покидаем комнату. Но вчера вечером после молитвы никто не двигался с места минут десять как минимум. Стояла абсолютная тишина. Думаю, все мы осознавали важность принятого нами решения. Люди просто тихо сидели и молились. Это было удивительно. Это было похоже на то, словно мы не хотим расставаться.