"Юность долго не блестит", - с таким предостережением обращался Лермонтов к юному барону Тизенгаузену. Юнкер Тизенгаузен, у ног которого валялись многие, этого еще не сознавал, его приятель Лермонтов сознавал вполне.
Конечно, и гетеросексуалов не радует старение - жена утрачивает сексуальную притягательность, а молодые женщины перестают обращать на тебя внимание. Если у гетеросексуалов удельный вес житейских проблем гораздо выше, чем сексуальных - дети, семейные заботы и другое, то у гомосексуалов по крайней мере семейных проблем обычно нет, поэтому вопрос о долгом сохранении сексуальной привлекательности стоит для них очень остро.
"Я не похож на принца, которого все так упорно стремятся найти через вашу газету, - пишет Ян в журнал "1/10", вполне нормальный и самостоятельный парень. По объявлениям посмотреть, то все ищут молодых, красивых, спортивных, денежных и материально обеспеченных, хотят получить всё, взамен не отдавая ничего, кроме своего холодного и голодного тела. А время идет, и скоро, очень скоро, эти самые разборчивые ребята окажутся у той самой черты, которая называется ВОЗРАСТ, и им тоже будет 30-35 лет. И, может быть, поймут они, что лучше "Синица в руках, чем журавль в небе". И не лучше бы опустить этим заинтересованным ребятам свой взор пониже, оглядеться вокруг и реально посмотреть на себя со стороны. Ведь пока они выбирают и выискивают, время-то уйдет, и останутся они (не дай Бог, конечно) у разбитого корыта".
По мнению многих геев, 40 лет - это предел, после которого наступает "старость". Правда, как сострил один гей, "вы должны знать, что любой гомик, признающийся, что ему сорок, на самом деле не моложе шестидесяти". Трудно забыть унизительную картину молодящегося и подкрашивающегося гомосексуального старика, подмазывающегося к стайке молодежи, в рассказе Томаса Манна "Смерть в Венеции". Печальная трансформация происходит с пожилым писателем Ашенбахом, главным героем "Смерти в Венеции". Вначале он ужасается при виде старого гомосексуала, увивающегося вокруг стайки молодежи и старающегося уподобиться им. Он с омерзением отмечает его накрашенное лицо. Но, влюбившись в юного Тадзио, он убеждается, что ему страшно не хватает юности, и надеется, что разные ухищрения помогут ему ее вернуть. Он кончает тем, что сам красит волосы, тщательно выбирает галстуки, использует духи и, в конце концов, прибегает к косметике. Ради возможности видеть Тадзио он не покинул Венецию, пораженную эпидемией холеры, заболел и умер. Но в сущности автор даровал ему смерть, чтобы спасти от страшного унижения: столкновения его фальшивой, поддельной юности с настоящей. Рассказ, написанный в 1913 г., отражает собственные переживания писателя. Он был в Венеции в 1911 г. и был там тайно влюблен в польского мальчика Владислава Моеса. Когда тот вырос и прочитал рассказ, он удивился, как точно Томас Манн описал его полотняный костюм.
По данным Даннекера и Рейхе, верхней возрастной границей предпочитаемого секс-партнера только два процента опрошенных указали свыше 50 лет, еще 8% - пятое десятилетие (41-50 год), еще 16% - отрезок между 36 и 40 годами, и 23% - предшествующий отрезок (31-35 год). Остальные 50 процентов хотели бы партнера помоложе. Молодость немецкие гомосексуалы ограничивают 30 годами, потом следует 5 лет переходного периода, а с 35 начинается старость, так что длительность ее получается минимум в три раза больше, чем юности. Более 90% молодых предпочитают партнера до 25 лет, только 3 процента 20-летних готовы иметь секс с человеком старше 35 лет, и в любой возрастной группе предпочтение молодого (до 25 лет) партнера составляет свыше 66% (Dannecker und Reiche 1975: 123-131, Tab. 35).
В 1870 г. Уолт Уитмен, которому перевалило за 50 отметил в своем дневнике, что пора прекратить связь с Питером Дойлом, который моложе на 25 лет, не давать дурачить себя, прервать эту недостойную и бессмысленную мороку. И дал себе зарок: "С этого часа на всю жизнь". Тщетно.
Философ Ролан Барт к 64 годам столкнулся с той же проблемой: он пылал страстью к красивому юному гостю Оливье, но тот не реагировал. Барт пришел в отчаянье: "Мне хотелось плакать" - записывает он в дневнике. Он отправил юношу домой, "зная, что это конец и что в моей жизни закончилась еще одна вещь: любовь к мальчику" (Barthes 1987: 115-116). Это была последняя запись в его дневнике. Вскоре он умер.
В основании этой проблемы, острой для гомосексуалов всегда и везде, лежат два фактора. Один - это общее предпочтение юности в сексе, характерное для всех мужчин, да и вообще для всех людей, другой - особый культ юности в геевской субкультуре.
Первый фактор интуитивно понятен, потому что мы почти все ему подвластны, но понятен лишь эмоционально. Что касается культа юности, специфического для геевской субкультуры, то он сложился под действием ряда причин. Первая - органическая. Именно у юноши уровень выработки сексуальных гормонов - самый высокий, соответственно сексуальность чрезвычайно велика, а это придает ему особую сексуальную возбудимость и привлекательность. Вторая причина - ситуационная. Она связана с общим ростом молодежного самосознания и усилением позиций молодежи в обществе как раз в годы становления геевской субкультуры. С конфликтом поколений, с молодежным бунтом 1968 года. С лозунгами "Не верь никому после сорока". С нередкими тогда пожеланиями "жить только до сорока". Это тогда произошла смена киногероев - на смену зрелым и прошедшим войну мужчинам пришли мятежные и упивающиеся любовью юноши. А третий фактор характерен именно для геевской субкультуры. Это возведение сексуальных качеств в ранг высших ценностей, выше всех других, оценка человека прежде всего с точки зрения его сексуальных качеств, нередко - чисто физических (большой член, неутомимость в сексе, высокая техника секса).
Геи, можно сказать, существуют в атмосфере вечной юности. Они видят себя юными и хотят, в большинстве своем, общаться только с юношами.
"Для многих геев,- пишет Силверстайн,- старение это тема, которую немыслимо упоминать. Они считают, что после сорока жизнь кончена. Это достойный сожаления признак низкой самооценки, ибо приравнивает сексуальную идеализацию к человеческой ценности вообще (Silverstein 1981: 266).
В журнале "Адвокат" приводится отзыв молодого гея о его пожилом соседе: "Я никогда не знал его имени. Он жил где-то этажом выше нас, скорее анонимно... Я только знаю о нем несколько вещей. Он носил слишком много колец. Он любил кошек и Моцарта... И он отпугивал меня до полусмерти. Это потому, что он был тем, кем, как я боялся, я становлюсь - бабушкой" (Kantorowitz 1976).
Можно сказать, что геи создали субкультуру, неуютную и убийственную для них самих, хотя многие из них начинают понимать это только по мере взросления, становясь старше и мудрее. Тогда они открывают для себя ту истину, что и помимо секса есть то, ради чего стоит жить, и более того - что и для старых людей в интимной жизни вопреки геевской субкультуре и вне ее сохраняются возможности сексуальных утех.
В очерке "Эти вымирающие поколения" Сеймур Клайнберг восхищается группой пожилых гомосексуалов, продолжающих почти до самой смерти сексуальную практику друг с другом. Он рассуждает: "Когда кто-то одновременно старик и гей, он всегда и везде несет груз общественного безразличия или презрения вдобавок к пожизненному притеснению как гомосексуала или лесбиянки. В обсуждении этой темы с людьми, которых я интервьюировал, один вопрос был главным: Труднее ли геям встречать старость? Ответ звучал ободряюще: "Нет, не особенно". Даже если учесть пресловутую увлеченность юношеством среди геев. В некоторых случаях принадлежность к геям даже делает старость более легкой. Для людей, которым далеко за шестьдесят или семьдесят, жизнь в качестве геев в этом столетии и то, что они выжили после таких несчастий, облегчает травму старости. Долгая жизнь в подполье часто закаляет человека; некоторые даже более счастливы, чем их гетеросексуальные сверстники, для которых вдовство и одиночество, как и утеря социального места - заключительное горе" (Kleinberg 1984: 178).
Однако многим сексуальное общение со сверстниками - такими же стариками - весьма слабое утешение, хотя сейчас есть и журнал, специально пропагандирующий такой "утешительный" секс. Но есть и более сильные высказывания в пользу оптимистической перспективы старения - о том, что и общение с молодежью не для всех закрывается.
"Понятно,- пишет антрополог Шнеебаум,- что на подходе к шестидесяти Джордж начал беспокоится насчет своей привлекательности для других, насчет того, что его станут воспринимать как старого и нежеланного. Это время, когда большинство мужчин и женщин чувствуют, что их сексуальная жизнь убывает или приходит к концу, как бы их железы ни твердили им о противоположном. В течение всей жизни нам приходится верить, что старение означает уменьшение сексуальной тяги и желания. Лично я, в мои шестьдесят один, более удовлетворен собой, чем в любой другой период моей жизни и нахожу, что молодые люди льнут ко мне так, как никогда до того. Неважно, как эта перемена произошла - что пришлось пройти через разные болезненные "обряды перехода"; факт состоит в том, что по крайне мере сейчас в моей жизни кое-что созрело из того, что было посеяно" (Schneebaum 1969).
Геевская субкультура предлагает геям в старости только одну панацею - проституцию, то есть секс без взаимности, секс без любви, даже без простой привязанности. Это отмечают Даннекер и Рейхе: "Проституция - оборотная сторона фетишизации юности (Dannecker und Reiche 1975: 131). Многих это не может устроить. Гарвардский психолог Браун жалуется, что в старости пришлось пользоваться услугами хаслеров (Brown 1996). Что же способно дать другую перспективу?
Прежде всего, конечно, сохранение здоровья, силы, опрятности и чувства собственного достоинства. Во-вторых, старик становится привлекательным для молодых в том случае, если он накапливает к этому возрасту богатые знания и умения и щедро делится ими, если с его именем связаны выдающиеся достижения, словом, если он оказывается чрезвычайно интересным человеком. Тогда эти качества компенсируют всем известные недостатки старости и создают образ, к которому неудержимо тянет молодых. В том числе и сексуально. Ведь сексуальной притягательностью обладают не только свежесть и красота, но и духовная сила, ум, воля. Разумеется, также слава и власть. "Слава - большой афродизиак",- говорил Трумэн Капоте (Clarke 1988: 422). Словом, общая аура авторитета и величия.
Если в юных и красивых влюбляются сразу, с первого взгляда (а потом нередко быстро разочаровываются), то чем старше человек, тем больше времени должно пройти от первой встречи до восприятия его как возможного объекта любви, тем больше внимания он должен тратить на иные, не сексуальные стороны контакта, тем больше сдержанности и такта должен проявить. Но стать по-настоящему интересным человеком в рамках геевской субкультуры также очень трудно, потому что это предполагает широту интересов личности и ее активность в общей культуре, а не жизнь, в которой много свободного времени и оно всё проходит между барами и банями.
Есть и в самих характеристиках гомосексуальной популяции некие заглушаемые субкультурой, но всё же наличные константы, которые способны внушить надежду старикам. Это нормальное разнообразие видов гомосексуальной ориентации. Очень многие гомосексуалы не имеют обыкновения выбирать партнеров из ровесников. В обследованной Кинзи выборке у 41% белых гомосексуалов большинство партнеров были, правда, ровесниками и еще 20,7% имели много и очень много таких партнеров. Но у 33% преобладали старшие партнеры, а 41% вовсе не имели младших партнеров. Правда, в большинстве случаев разница невелика - в среднем 5-6 лет.
Но если большинство пристрастий делится между юношами и зрелыми "мачо", то на краях кривой распределения всё же существуют маргинальные группы тех, кто влюбляется в препубертатных мальчиков,- это педофилы,- и тех, кто увлекается стариками,- геронтофилы. По Гиршфельду, как уже говорилось, эти группы составляют по пяти процентов всей гомосексуальной популяции. Вслед за Фрейдом психологи строят гипотезы о причинах, вызывающих такое уклонение пристрастий,- недостаток внимания в детстве от отца, безответная сексуальная влюбленность в отца или, наоборот, сексуальные притязания отца. Могут быть и другие причины.
Член редколлегии журнала "Риск" Д. Кузьмин рассказывает: "Был у меня один приятель, всё время влюблявшийся в сорокалетних бородатых мужиков; любопытно то объяснение, которое он - мальчик очень неглупый - этому нашел: общая идея была та, что он внутренне, психологически, принадлежал к этому поколению - поколению его родителей. Думаю, во многом это было недалеко от истины - во всяком случае и некоторые другие его жизненные проявления были не лишены налета архаичности: увлечение туризмом и бардовской песней, сугубо романтический выбор профессии ...".
По данным Реймонда Бергера в Америке доля молодых друзей (более чем на 20 лет моложе) у большинства обследованных им старых геев (54,7%) составляет менее одной пятой, но у 21,7% - от 1 до 2 пятых, у 17,0% - от 2 до 3 пятых (то есть почти сорок процентов старых геев имеют немало молодых друзей), у 6,6% - до 4 пятых и выше. У какого гетеросексуала столь высокая доля молодых подруг (или даже друзей)?
Объяснения могут быть разные, да и причины разные - духовная близость старшему поколению, инфантилизм и нехватка самостоятельности, ностальгия по отцовской нежности и т. п., но факт налицо: явление существует.
Широко известна типичная для гомосексуального быта фигура щедрого "папашки", "папочки с презентами" (sugar daddy), который материально поддерживает подростка из неблагополучной семьи в обмен на сексуальные ласки. Но нечто подобное существует и для более взрослых юношей и молодых людей. Тут еще чаще, чем с подростками связь оказывается не чисто коммерческой, а более теплой и искренней. Часто образуются довольно прочные пары, можно сказать, семьи, состоящие из пожилого человека, обычно состоятельного и авторитетного, и молодого гомосексуала, причем старший оказывает младшему не только материальную поддержку, но и профессиональную - помогает его становлению как мастера, передает свой опыт, вводит в недоступные без того круги. Как пишет К. Юнг (Jung 1964: 107), "Гомосексуальные отношения между старшим и младшим мужчиной могут таким образом быть благоприятны для обоих партнеров и обладать устойчивой ценностью".
Примеров много - Андре Рафалович и молодой поэт Джон Грэй, Андре Жид и юный Марк Аллегре, Сергей Дягилев и молодой Нижинский (потом в той же роли Лифарь), профессор археологии Ботто Грэф и молодой (на 22 года моложе) художник Гуго Бяловонс, режиссер Жан Кокто и 15-летний Раймон Радиге, а потом молодой тогда артист Жан Маре, пожилой писатель Кристофер Ишервуд и молодой художник Дон Баккарди, композитор Бенджамен Бриттен и молодой тенор Питер Пирс, крупнейший современный поэт Англии Уистен Хью Оден и начинающий актер Честер Колмен (моложе на 14 лет), молодой гарвардский историк культуры Мэтиессен и опытный художник Рассел Чини (старше Мэтиессена на 20 лет), Аллен Гинзберг и его более молодой "супруг" Питер Орловский, прожившие вместе более сорока лет (до смерти Гинзберга), в России Чаадаев и его наперсник Жихарев, художник Сомов и "Мифетта" Лукьянов, пожилой Клюев и юноша Есенин, поэт Михаил Кузмин и его верный Юркун и т. д. Некоторое исключение составляет пара Трумен Капоте и Джек Клейтон: они жили вместе 21 год, только тут известный писатель был младше на 10 лет - он, вообще, был инфантилен обликом.
Когда великий поэт Уистен Хью Оден и Честер Колмен встретились, Честеру было 18, но у него уже был гомосексуальный опыт, как и у Уистена. Они поселились вместе и прожили так всю жизнь. Честер изменял Уистену, изнурял его своими капризами, но когда Уистен умер в середине своего седьмого десятилетия (в 1973 г.), Честер был совершенно сломлен, запил, раздал все богатство знакомым мальчикам, последние 20 долларов отдал официанту как чаевые и умер, пережив Уистена всего на полтора года (Farnan 1984).
У Чайковского последовательно были слугами братья Софроновы. В отъезде он писал им нежные письма, особенно младшему. "Милые мои Миша и Леничка... Я сплю в той же комнате и очень тоскую, что со мной нет, как в прошлом году моего милого Леньки, об котором я постоянно думаю" (Чайковский 1875/1959: 391). Этот Леничка, Ленька, Алеша Софронов преданно служил у Чайковского до его последнего дня, получил в наследство от Чайковского дом в Клину и стал основателем музея Чайковского.
Писатель Сомерсет Моэм любил многих - и женщин и, особенно, мальчиков. Но основных любовников у него было двое. Первым был грубый мужественный Джералд Хэкстон, алкоголик и игрок. Он стал верным домоправителем и секретарем на вилле Моэма и душой общества вокруг писателя. Они прожили вместе 30 лет. Когда Джералд умер от туберкулеза и рака легкого, Моэм был безутешен и говорил друзьям: "Я хочу умереть". Второй его спутник, интеллигентный и преданный Алан Сирл, сын лондонского портного, стал секретарем Моэма будучи 22-летним, еще при Хэкстоне, а после его смерти заменил его - уже 40-летним. Их отношения продолжались 37 лет, до смерти писателя (Calder 1989).
Типичность этой ситуации даже породила определенное ожидание, определенное представление в гомосексуальной среде, что между гомосексуалами, составляющими пару, непременно должно быть значительное различие в возрасте.
Жан Жене в "Дневнике вора" описывает свой разговор с молодым рабочим Робером, который ему отчаянно нравился.
"Когда Стилитано ушел, Робер залез под одеяло и прижался ко мне.
- Это твой мужчина, да?
- Почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Я вижу, что это твой мужчина.
Я обнял его, собираясь поцеловать, но он отодвинулся:
- Ты спятил. Не будем же мы с тобой этим заниматься!
- Почему?
- Что? Не знаю. Мы с тобой одного возраста, это будет не в кайф." (Жене 1997: 168-169).
В США есть легкий гомоэротический журнал, рассчитанный специально на геронтофилов - "Кирон райзинг мэгазин" (Chiron Rising Magazine) с более крутым приложением "Ки-Ар Классике" (CR Classics). Вот несколько писем читателей: "Во время одной из многих прогулок по книжным магазинам я наткнулся, наконец, на ваш журнал. Должен признать, что он очистил меня от ощущения, что я один такой на свете и что никто не имеет таких чувств, как я. Ибо почти все свои 45 лет я всегда имел влечение к пожилым людям, особенно к тучным, осанистым. Увидеть в вашем журнале шикарные фото, в одежде и без, для меня было просто открытием. Почти каждая модель в вашем журнале порождает во мне желание узнать личность за фото. Должен признать, я семейный человек в счастливом браке, хоть и имею страсть, которая просто сводит меня с ума. С каждым днем всё становится немного хуже. В какие-то дни ощущения просто непереносимы. Идя ко сну ночью, я думаю о пожилых тучных людях; когда я еду на работу, я думаю о пожилых тучных людях; просыпаясь утром, я думаю о пожилых тучных людях. Я знаю, что было бы великолепно иметь кого-то с кем можно было бы поговорить и кто бы понял, но я слишком неопытен. Я просто не могу этого сделать из-за жены и детей." (С. J. 1996).
"Я пишу прежде всего чтобы поблагодарить вас. CR открыл мне новый мир и дал мне осознать, что я должен гордиться своими чувствами. Я студент 21 года, и я всегда любил пожилых людей. Таких, как я, жизнь иногда сбивает с толку, смущает. Для меня было не очень трудно принять, что я голубой, но гораздо сложнее понять, почему мне нравятся пожилые люди. Открывая свои чувства, я имел уйму дурных советов от многих людей, которые не могли увязать это. Один "друг" даже решил, что у меня "не хватает самоуверенности, чтобы подцепить кого-нибудь кроме старого гнома, охотящегося за кем угодно, лишь бы твоего возраста". Это задевало меня, поскольку я не был уверен, что это не так. Так что я решил изловчиться и на сей раз установить контакт с людьми моего возраста. И после походов на свиданки с "привлекательными людьми моего возраста" я понял, что дело было не в нехватке самоуверенности, а что я и в самом деле имею интерес к пожилым людям. А потом в местной книжной лавке я открыл экземпляр Вашего журнала, который дал мне почувствовать еще лучше мое новонайденное самопонимание. Узнать, что есть масса других, таких же, как я сам, было огромным облегчением. Многие не понимают этой привлекательности, но она подлинная, и вы, парни, делаете серьезное дело, встав и провозглашая свое отличие от других." (К. V. 1996).
Хорошо знакомый с американской жизнью геев И. С. Кон (он провел там несколько лет, изучая эту проблему) пишет: "Подавляющее большинство обследованных американских геев между 40 и 70 годами сексуально активны, около 70% удовлетворены качеством своей сексуальной жизни, а некоторые даже говорят, что получают от нее больше удовлетворения, чем в молодости." (Кон 1998:383).
Геевская субкультура со своим воинствующим культом юности стремится подавить эти представления или перевести такие отношения на коммерческую основу. В ней нет места старикам - разве что среди "понтёров". Она хочет быть разновидностью молодежной субкультуры. Но из общей молодежной субкультуры естественный выход ведет в общую культуру взрослых, куда все неизбежно переходят, уступая место новым поколениям. Из геевской субкультуры такого выхода нет. Безжалостно выбрасывая своих стариков и обрывая связи между поколениями, она затрудняет формирование традиций, а это ослабляет ее именно как часть культуры. Ослабляет в противостоянии другим фракциям культуры.
Из геевского сообщества она создает некое подобие российской "малолетки". К этой субкультуре вполне применимо то впечатление о "малолетке", которым Валерий Абрамкин делился в своем интервью.
"Вы знаете, я обращал внимание (особенно это заметно в камерной системе): когда собираются люди примерно одного возраста и одного пола, естественно, у них все отрицательные качества усиливаются, а положительные гасятся. Стоит появиться одному старичку (не обязательно, чтоб он был авторитетным, просто любой старик) - и отношения сами по себе гуманизируются. Разновозрастность создает естественную структуру. Когда они все одного возраста, они не могут из себя социум выстроить, потому что начинается соперничество ("я тебе не подчиняюсь"). А со взрослым, старшим более нормальный социум складывается - это очень важная вещь." (Абрамкин 1993: 222).