Стюарт стоял в смятении перед открытым шифоньером. "Нужно брать с собой кардиганы, Дэниел? - крикнул он. - Похоже, необходимости нет". "А если вечером будет холодно?" - ответил его партнер. "Но ведь не будет, а?" "Возьми один или два. Возьми свой любимый, черный от Calvin Klein. Тот, который тебе купила Лаура. Будет выглядеть как своеобразный жест". "Я знаю, какой бы хотел сделать жест в ее сторону, - пробормотал Стюарт себе под нос. - Она умышленно покупает вещи не того размера, чтобы выказать свое неодобрение".

За последние несколько месяцев у них появилась привычка разговаривать через стену. Похоже, они всегда все делали по-разному. Дэниел работал на кухне, слушая радио. Стюарт скачивал свою любимую музыку и смотрел на реку из маленького, идеально квадратного окна в спальне. Вздохнув, он вытащил стопку пахнущих плесенью свитеров и выбрал один.

Обшарпанный кожаный чемодан принадлежал его отцу - даже пустой он был тяжелый - но Стюарту не нравились нейлоновые чемоданы с молниями. Он любил структуру и порядок, списки и иерархию, - элементы, которые почти исчезли из его жизни за последние несколько лет, за исключением жесткого графика приема лекарств. Похоже, что по мере своего взросления человек начинает постепенно отставать от развития событий, пока практически не потеряет связь с прогрессом. Все стили и мода теперь проходили мимо него. В телешоу участвовали крикливые, грубые люди, которых он раньше не видел, и знакомиться с которыми у него не было ни малейшего желания. Он шел по Олд-Комптон-стрит, и никто из нескольких поколений мальчиков Сохо не замечал его. Ритуалы и церемонии молодежи казались ему такими же таинственными и пугающими, как масонские обряды. Даже дети стали ему чужими, превратившись из миниатюрных копий своих родителей в затаившихся злых лилипутов.

Открыв чемодан, он потрогал внутреннюю обивку из коричневатого атласа, напоминание о качестве давно ушедшей эпохи. Ему было 38 лет, и в таком возрасте он был старым - он всегда был гораздо более зрелым, чем его партнеры, и был уверен, что стремление к спокойствию и целостности делало из него старпера. Он не был уверен в своих чувствах по отношению к предстоящей поездке. По его предположению, это напоминало поездку в лагерь скаутов, когда аккуратно укладываешь в угол чемодана носки и брюки.

Он поднял большую, коротко стриженную голову и в задумчивости рассеяно посмотрел на календарь с работами Херба Ритца (Herb Ritts) над кроватью. Над надписью "1987 год" была монохромная фотография мускулистого молодого мужчины, который нес пару автомобильных шин: абсурдно идеализированное представление о молодости и здоровье, как будто этот нескладный парень-модель поднимал в своей жизни что-нибудь тяжелее штанги в спортзале. "Сколько же мне тогда надо взять с собой рубашек?" - беспомощно крикнул он. Дэниел всегда принимал решения, опираясь на здравый смысл. В каждых отношениях есть прагматик. "Возьми столько сколько надо. Ради Бога, неужели ты хочешь, чтобы я сделал это вместо тебя?" "Я только спросил".

Восемнадцать месяцев тому назад он прошел курс лучевой терапии, после того, как у него в горле обнаружили опухоль. Страх был неожиданным и перевернул их совместную жизнь. Если из этого и получилось что-то хорошее, так это, по мнению Стюарта, то, что Дэниел наконец-то научился пользоваться микроволновкой. До этого приготовление еды полностью лежало на Стюарте.

Он вычистил пару оксфордских туфель и положил их в хлопчатобумажный мешочек для обуви. Рубашки, брюки - он не любил джинсы - и тщательно сложенный пиджак, - все поместилось в чемодане. Набор для бритья, фотография в рамке Кристины, его сестры, два галстука без всякого рисунка - что же он забыл? Приличная книга, которую он мог бы перечитать, на тот случай, если там не будет библиотеки. Он пробежался по полке и выбрал выгоревший на солнце "Холодный дом" (Bleak House) Диккенса. И книга отправилась в чемодан. Опасность заключалась в том, что он возьмет слишком много вещей и не будет ими пользоваться. Он ненавидел бесполезность.

"Не могу решить, что брать, - озвучил свои мысли Стюарт. - Ведь эта поездка отличается от наших каникул в Америке, на Саут-Бич. Во-первых, тебя не будет со мной". "Я не могу, ты же это знаешь. Ты должен сделать это сам".

Он испытывал отвращение от этой мысли. За шесть лет их отношений он расставался с Дэниелом только трижды, и это были деловые поездки. Их семья строилась на доверии, вопреки окружающей действительности. Он оглядел комнату ярко-желтого цвета и только теперь увидел, насколько она была загромождена. Практически каждый предмет в ней наводил на воспоминания о прошлом. Стеклянная модель Ford Prefect, наполненная разноцветным песком, сувенир с курсов по поиску окаменелостей во время отдыха в Вентноре, коробка из оникса, которую он купил на свою первую зарплату, его серебряное крестильное колечко, которое отец вмонтировал в экстравагантную полку для писем, металлический поезд зелено-серебряного цвета, купленный в Кельне во время их первой совместной поездки на уик-энд. Все эти штуковины не были красивыми, но они представляли собой символы целостности, непрерывности, робкие знаки надежды и веры.

Он решил взять с собой несколько украшений и тщательно упаковал каждое в носок. На улице острые лучи зимнего солнца пробивались сквозь листья дуба и падали во двор, создавая мозаику на старом газоне. На окнах спальни высветилась пыль. В квартире давно не было ремонта, и поэтому было много сквозняков. Но они купили ее вместе, без всякой помощи и влияния со стороны друзей или родственников. Она была только их, как и самодельная лампа, стоявшая на столике у кровати. Стюарт научил Дэниела, как ее смастерить: они засыпали весь пол опилками, пока творили этот неуклюжий светильник. Стюарт решил взять и ее.

Он открыл стенной шкаф и встал на цыпочки. Там были старые картонные коробки, заполненные фотографиями - он не мог оставить их. В конце концов, он не знал, как долго они будут вдали друг от друга, и беспокоился, что забудет лицо Дэниела. И коллажи из фотографий их друзей ему тоже понадобятся. Он начал снимать фотографии в рамках со стен и укладывать их в чемодан, одну за другой. Он хотел взять только одну или две, но, в конце концов, упаковал все шесть. Вдобавок он положил вылинявшего плюшевого мишку, который был с ним с раннего детства. "Ты теряешь время, - крикнул Дэниел. - Ты опоздаешь. Чем ты там занимаешься?"

"Ничем", - отозвался Стюарт, проверяя, не забыл ли он что-нибудь еще. "Не бери слишком много. Тебе придется самому нести чемодан всю дорогу, а ты знаешь, какой он тяжелый". Он осознал, что все утро провел в размышлениях о том, какую одежду и личные вещи взять с собой, и просто был поражен своей нерешительностью. Глядя на часы, он понял, что ему надо выехать через несколько минут. "Я пытаюсь проверить, не забыл ли чего, - сказал он. - Я не опоздаю". Дэниел возразил: "Время отъезда нельзя передвинуть, сам знаешь".

"У нас слишком много вещей, - вздохнул он. - Не могу решить, что важнее". "Тебе не надо ничего с собой брать, только одежду, которая на тебе. Какая разница. Скорее всего, ты сможешь там купить все, что тебе нужно". "Понимаешь, мы живем в этой квартире всего несколько лет, а она выглядит так, будто мы прожили в ней всю жизнь". Он снова огляделся, потирая глаз. "Каждая комната в этой квартире так выглядит. Я просто не могу все это оставить здесь. Если я это сделаю, то для чего все это было?" На полке под окном в алфавитном порядке стояла его коллекция музыкальных журналов - жизненная порнография, как называл ее Дэниел. Охваченный неожиданной паникой, он начал складывать журналы в чемодан, по двадцать штук за раз.

"Не надо сентиментальничать, это всего лишь вещи, - ответил Дэниел с небольшим раздражением. - Считай эту поездку отпуском, чем она в сущности и является. В Америку же ты никогда не брал все это". "Я вернулся из Америки, - возразил Стюарт. - А сейчас я уезжаю отсюда навеки. Подумай об этом. Поначалу ты будешь обо мне скучать". "Это же не навсегда, глупый ты педик. Если бы я только мог представить, что из-за такой короткой поездки ты поднимешь столько шума..." Дэниел появился в двери, прислонившись к косяку в той же сексуально дерзкой позе, которая привлекала внимание Стюарта в первый вечер их знакомства. "Боже мой, сколько же ты натолкал в этот чемодан?" "Он даже еще не полный. Там осталось немного места". "Ладно, что еще ты хочешь взять? Что-то из мебели? Складной столик твоего дедушки? Ну же, опомнись. Давай проверим, все ли ты уложил. Со всем этим барахлом ты будешь похож на краба-отшельника, который таскает на спине свой дом".

Дэниел подошел ближе и с раздражением положил руки на плечи Стюарта. "Иногда с днища корабля надо соскрести прилепившихся к нему моллюсков, чтобы корабль пошел быстрее. Ты берешь слишком много багажа. Все эти вещи - это не наша совместная жизнь". Он коснулся своего сердца, а затем прижал палец к груди Стюарта, избитый, но милый жест, который он делал почти бессознательно.

"Ладно, - наконец решил Стюарт, - еще пара кроссовок, и все". "Молодец. Я буду ждать тебя у входа, чтобы помахать на прощание рукой. Такси, наверное, уже пришло". Но как только Дэниел ушел, Стюарт увидел стопку книг в углу, и нервы сдали. Он хотел взять их все, все до последней, как воспоминание об их совместной жизни.

"Ты и вправду можешь опоздать, - сказала Дэниел из холла. - Ты всегда опаздываешь. Давай же, Стьюи, застегивай чемодан и пойдем". Он посмотрел на часы. Было 7.10 утра, а это значило, что ему надо было уезжать минут через пять. Дэнни, их взъерошенный сине-желтый волнистый попугайчик, начал чирикать и прыгнул на дно клетки, разбрасывая корм в попытке привлечь к себе внимание. Они купили Дэнни в одном из зоомагазинов после того, как покрасили стены спальни в желто-канареечный цвет. Канарейки стоили дорого, поэтому они решили ограничиться волнистым попугайчиком. Дэниел не хотел держать его в спальне, и не только из соображений гигиены - ему не нравилось, что птица могла увидеть, как они занимаются любовью. Стюарт улыбнулся сам себе, открыл клетку и нежно взял птицу в руки. Он чувствовал, как в его ладонях бьется маленькое теплое сердечко. Аккуратно вынув попугайчика из клетки, он поместил его в бумажный пакет и бережно уложил в чемодан.

"Приехало, такси приехало". "Хорошо, я иду". Стюарт скрепя сердце закрыл чемодан и попытался застегнуть на нем молнию, но даже сидя на крышке, он не мог это сделать. Что еще хуже, чемодан был такой тяжелый, что он не смог даже стащить его с кровати, как бы ни пытался. Было похоже, что этот чертов чемодан налили свинцом. Он схватил ручку обеими руками и, хотя на его висках и лбу выступил пот, ничто не помогало сдвинуть чемодан с места. Он уперся ногами в ковер и потянул сильнее, но у него только покраснело от напряжения лицо, а по спине побежали ручейки пота.

"Отпусти его, Стьюи. Хватит уже сражаться, отпусти". Это снова пришел Дэниел. Он вытер щеки белой бумажной салфеткой и положил ее на подушку, хотя надо бы было бросить в желтый пластиковый контейнер. Дэниел схватил Стюарта за руку, но покрытые ледяным потом пальцы соскользнули.

"Ну же, малыш, просто отпусти его". Он внимательно посмотрел на напряженное лицо Стюарта и ударил себя по затылку. Капельница с сульфаметоксазолом была почти пуста. Медсестра вскоре придет и поменяет ее, но легкие Стюарта наполнялись жидкостью быстрее, чем лекарство могло их очистить. Его запястья вздулись и почернели от бесконечных капельниц.

Доктор Мэллори сказал, что еще одну ночь он проживет, но предупредил, чтобы все приготовились к худшему. Было около 7.20 утра. Родители Стюарта пытались хоть как-то уснуть на пластиковых стульях в холле. Отец Дэниела не хотел ничего об этом знать. Он был дома, в ярости подстригая кусты в саду. Стало очень тихо, так тихо и бело, что любая трагедия в этот момент была бы неуместна. Наконец он остался один со Стюартом - накануне вечером они перевезли его в отдельную палату - больше из страха, привитого посетителям зловещими газетными заголовками, чем из-за беспокойства о личных чувствах умирающего. Он посмотрел на высохшую фигуру, утонувшую в белом накрахмаленном белье, и сжал руку немного сильнее, но пытаясь не причинять ему дополнительной боли. "Давай же, малыш, - тихо попросил он, - отпусти его".

Стюарт медленно открыл глаза и разжал пальцы. Он стоял в спальне около огромного свинцового чемодана. Он отпустил ручку и отступил назад. Крышку так и не удастся плотно закрыть. Тогда он потянул за молнию и отпустил, чтобы она сама расстегнулась, высвободив все содержимое чемодана. Вещи стали просто выпрыгивать оттуда, разлетаясь по воздуху и застилая кровать и пол. Теперь, когда чемодан можно было сдвинуть, он опрокинул его, вывалив все полностью - одежда, фотографии, подарки, музыка, детские игрушки и их любимые книги низвергались наружу как выпущенные на волю эмоции, свободные от какого-либо предназначения и целесообразности. Он увидел, как радужные цвета, переплетаясь и сливаясь на мгновение, застыли в неподвижном воздухе и заполнили собой всю комнату.

"Это трудно. Когда-нибудь ты поймешь". Уходя от всего этого и огибая переливающиеся всеми цветами радуги кусочки своей жизни, которая проплывала теперь мимо него, Стюарт медленно прошел по затемненному холлу. Дэниел, грустно улыбаясь, стоял перед открытой входной дверью. Он радовался за Стюарта, но сердце его разрывалось. Он на несколько секунд обнял Стюарта и почувствовал тепло его спины, крепкое биение жизни. "Ты прав, - сказал Стюарт на прощание, глядя в глаза Дэниела. - Мне действительно больше ничего не надо с собой брать. У меня есть все, что мне необходимо". Затем он вышел под лучи мягкого и тихого зимнего солнца, к сверкающему морю, в небо, в небо...