Когда я в Афгане служил, был у нас в части прапорщик один. Потапыч звали. Так он вообще молодежь не любил: все к высшему комсоставу клинья подбивал. То ли по службе хотел продвинуться, то ли еще что. Я-то под полковником был, так что для Потапыча интереса не представлял никакого.

А к нам тогда по обмену много иностранцев приезжало. И вот однажды прибыл на стрельбы генерал Иссимус, итальянец по национальности. А уж красавец! Потапыч, как его увидел, аж в лице переменился весь. Он и в обморок бы упал, да по уставу не положено.

Ну и завертелось. Потапыч ухаживать умел и любил: то незабудку засушенную в рапорт подложит, то портянки духами французскими надушит, а то и махоркой трофейной табельный пистолет генералу набьет.

Долго терпел генерал, а потом вдруг как рявкнет:

- Сакро минетто в ротто беруччо!!!

Потапыч аж побелел весь. Из кабинета выскочил, холодный пот со лба надушенной портянкой вытирает, а что дальше делать - не знает: языкам-то не обучен. А потом с отчаянья побёг в пустыню, топиться. Там колодезь был на всю округу единственный.

И ведь нашел-таки, шельма, свое счастье! Не среди своих: один душманский полевой командир на него глаз положил. Он там, бабай этот, у колодца на судьбу гадал. Вот Потапыч и подвернулся под горячий норов. Потом они вместе в Саудовскую Аравию убегли. Командир шейхом там стал, а наш Потапыч в гареме живет. И бабай его любит, а кастрировал токмо для порядку.

Служил я на заставе. И было у нас в заведении, как только отбой проиграют (на бис), страшные истории в казарме рассказывать. Майор Е. Карась главный рассказчик у нас был. Да такие коленца выкидывал, что мурашки по спине прыгали, а иногда и на другие части тела заскакивали. А страшнее всего про Голого и Босого было, что в нашем Зюзинском лесу обитали и по контрольной полосе ночами бегали. Я аж калачиком сворачивался и голову под подушку прятал. А все равно веселее не становилось.

Ночью после рассказов этих я и в туалет страшился выйти. Но однажды не стерпел: припекло. Иду, а у самого сердце в пятках бухает и очко сжимается. Да и дневальный меня отговаривал, как знал:

- Вы бы, - говорит, - лучше на двор до ветру сбегали, а то неровен час...

Обидно мне стало: я ведь - герой, а боюсь бабьих майорских сказок. Ну и пошел. Захожу в клозет - мать чесна! И вправду у окна кто-то Босый стоит. Да и Голый перед ним на карачках!!!

Взревел я, как сирена, вверх взвился. Да и в туалет не надобно уже.

Нашли меня под утро. Семь седых волосьев на голове. А сам - голый и босый. Майор тогда меня и пожалел - командирский именной горшок подарил. А рассказывать стал токмо про Черную петлю.

Пришло в часть сообщение: едет высокая комиссия с проверкой. Ну, то бишь, чтобы стол мы накрыли, выпивкой запаслись и, главное, рыбалочку сорганизовали. А места вокруг у нас сказочные: с севера нефтезавод, с юга свалка, по бокам то кладбище, то погост, а речка наша, Таракановка, вообще из-под атомной станции вытекает. Какая уж там рыба, когда и у местного населения жабры пухнут! Однако, комиссию хошь не хошь, а ублажить надо.

А был у нас Мишка-лейтенантик, младшенький. Румяный такой, крепенький. Одним словом, раскрасавец-парень! Да еще и смекалистый. Он и надоумил.

- Вы, - говорит, - дяденьки, дайте мне деньжат побольше, а я в зоомагазин сгоняю, живности разно-всякой накуплю. А потом обряжусь в костюмчик водолазный, да стану улов прямо на крючки комиссии насаживать!

Обрадели мы такому повороту событий, Мишку-лейтенанта деньгами ссудили, а сами за военный план засели. Напились тогда страшно! Да еще и с комиссией добавили. Словом, когда до рыбалки дело дошло, решили с удочками не мучиться, а динамитом глушить.

Бабахнуло, конечно, знатно - нефтезавод потом три дня тушили, а после плюнули. Зато из рыбы только Мишка кверху брюхом и всплыл. В водолазном костюме.

Шуму он наделал много, конечно. Кто кричит "Черт морской!", кто "Чур меня!", а кто и: "Господи, помилуй!" затянул. Но потом шлем свинтили с него ножиком консервным, разобрались, что к чему, да и вздули по первое число, чтобы впредь на линию огня не совался. Короче, славно погуляли. И ведь довольны остались все, словно и впрямь уху ели...

Захотелось нашему Замполиту устроить настоящий бал, с танцами. Он и доложил мне об том прямо на утренней поверке.

- Как, - говорит, - Вы на это смотрите?

Я отвечаю:

- С Вами, товарищ Замполит, спорить - себе дороже. Вы же у нас такая эмансипе, все равно сделаете по-своему.

На том и порешили: балу - быть! И сразу, конечно, вопрос встал: где бы нам для солдатни благородных девиц раздобыть. И, желательно, легкого поведения. Все окрестности облазали - дорого, да и без благородства особого. Тогда порешили так: балу все равно быть, хоть ты тресни. А танцевать будем друг с другом.

Замполит поначалу взбеленился:

- Только чур, - говорит, - без медленных танцев! А то и так в казарме черт-те что творится. Того и гляди, после бала в открытую ухлестывать друг за другом начнут.

- Не начнут, - успокаиваю. - Мы им перед балом двойную дозу брома вкатим. Враз будут смирные.

- Вот это да! - Замполит опять недоволен. - Мы ж из общего котла едим. А в нашем возрасте на бром налегать ой как опасно!

- Ничего, - говорю, - я нам в компот нарочно "шпанской мушки" накапаю. Авось, снивелируется.

На том и порешили. И все бы хорошо, да подслушал наш спор ординарец мой, Васька. Я ж забыл совсем, что он под кроватью у меня от Замполита прятался. А Васятка мой ушлый парень был, даром что рыжий. Взял он, да флаконы и подменил.

В результате не танцы у нас получились, а подлинное Ледовое поебище. Только мы с Замполитом, как старухи какие, весь бал в креслах продрыхли, да потом еще, почитай, года три жили безо всяких желаний, словно ангелы небесны. Даже Ваську били без особого удовольствия.

Только я эти строчки дописал, Замполит сзади подкрался, через плечо в мемуары заглянул, да и говорит:

- Что ж ты, дурила, в заголовке букву "Е" пропустил?

Как по грибы ходили

А вот еще был случай. Пошли как-то мы всей частью в лес по грибы. И ведь ничего, кроме лукошек с собой и не взяли, а вернулись все вдугаря пьяные и перетрахамшись. Вот и рассуждай теперь, откуда что берется.