Одной из самых живучих лондонских легенд - декоратору, редактору британского "Татлера", открытому гею Ники Хэслему (Nicky Haslam) - исполнилось семьдесят. Он по-прежнему живее всех живых: новый имидж, новая любовь, новые заказы.

Королеву Ники приглашать на юбилей не стал. Намеревался пригласить - но раздумал. "В принципе я в некотором смысле должник Елизаветы. Самая крутая вечеринка в моей жизни - свадьба Дианы и принца Чарльза. И я должен ответить любезностью на любезность. Но как представлю себе всех этих парней в гражданском, с собаками и металлоискателями, такая тоска охватывает... А ей ведь наверняка охота потусоваться".

"Тоска" и "обычный" - хуже этого для Ники Хэслема ничего нет. Продолжая тему королевской семьи, он с ужасом всматривается в будущее: "Принц Уильям совершит страшную ошибку, если женится на этой Миддлтон. Он обречет себя на вечную скуку". Хэслем и сам был бы не против предложить красавцу Уильяму руку и сердце, но не может: к очередному юбилею добродушная судьба преподнесла ему еще один подарок - начинающего режиссера, которого Хэслем обожает. Обожать - это не тоска, в обожании нет ничего обычного. Обожание, которым Ники заменяет много слов, в том числе и вышедшую из употребления "любовь", лучшее лекарство от депрессии. "Депрессия - это так тоскливо, так обычно. Я не могу себе ее позволить".

Свою порцию депрессии Хэслем выхлебал в детстве. В возрасте семи лет наследник графа Бессборо и леди Дианы Понсонби, крестницы королевы Виктории, совершенно неожиданно упал с пони. И три года обездвиженный провел в кровати. Единственным его развлечением были входившие тогда в моду мюзиклы да размышления над тем, что подадут на ужин. "Думаю, примерно так чувствуют себя военнопленные".

Но он вырвался из плена. Уже в Итоне, куда абсолютно закономерно определили выздоровевшего отпрыска благородной фамилии, стало ясно, что Ники не намерен превращать свою жизнь в серые будни. Два скутера - розовый и салатовый - и искусственный газон вместо пола в его студенческом жилище немедленно стали предметом бурного обсуждения. "Голубой", - раздался взволнованный шепоток.

Ну а какой еще? "Мой первый опыт был с очаровательным юношей, приставленным ко мне родителями. В один прекрасный день учитель наклонился и поцеловал меня. До сих пор с трепетом вспоминаю этот поцелуй. Мы даже спали вместе, но секса не было. Правда-правда".

С сексом у Хэслема и впрямь непонятки. Такого послужного списка, как у него, нет больше ни у одного современного Казановы, и тем не менее постаревший Ники утверждает, что его никогда не интересовал собственно секс. "Я даже больше того скажу: лучший способ разлюбить - это переспать с предметом своих чувств". К этому выводу Хэслем шел методом проб и ошибок. Многих проб. Ох, многих. Неслучайна ведь его слава главного звездного ухажера - хотя, конечно, не только ухажера.

Ники было всего (или уже?) пятнадцать, когда мать взяла его с собой в Нью-Йорк. Там Хэслем познакомился с неким Реймондом, начинающим актером. Начинающий актер был не промах: потряс воображение юного Ники личным знакомством со скандальной актрисой Таллулой Банкхед (Tallulah Bankhead), крутившей роман одновременно с Марлоном Брандо и Гретой Гарбо. "Таллула медленно сняла темные очки, и показались невероятные зеленые глазищи... Душ-ш-шка!" - вспоминает Хэслем. Кроме душки было и тельце: Реймонд с готовностью отдал себя во власть юного британца. Всю обратную дорогу Хэслем проплакал. Его многочисленные любовные письма Реймонду остались без ответа. Ники впервые узнал тогда, что такое разбитое сердце. Ну а его мать впервые задумалась над тем, суждено ли ей нянчить внуков.

Хэслем вообще любит всплакнуть - не уйти в депрессию, не психануть, а именно всплакнуть, растрогавшись какой-нибудь безделицей. Он может облиться слезами над книгой. Прослезиться на последних кадрах фильма. Он плакал, когда уронил часы в море. Когда Барак Обама выступал с речью о национальном вопросе, Хэслем просто рыдал. "Потоки слез трудно было остановить, - Ники до сих пор удивляется, когда кто-то не разделяет его эмоций, обижается даже. - Я раздал речь своим сотрудникам. Но им все по барабану. Лишь бы сидеть в "Фейсбуке". Удивительная сентиментальность для человека со столь бурным прошлым.

Отрыдав по Реймонду, так и оставшемуся досадной точкой с запятой в обширной гей-биографии, Хэслем стал жестче. К моменту окончания Итона он был готов к любым испытаниям - в том числе и романтического толка. Они не заставили себя ждать.

Экстравагантный владелец антикварной лавки Саймон Флит (Simon Fleet), познакомившийся с Ники прямо на улице, с энтузиазмом ввел нового друга в свой ближний круг. Круг был еще тот - великий (это, впрочем, выяснилось позже) хореограф Фредерик Аштон (Frederick Ashton), фотограф и художник, главный денди ХХ века Сесил Битон (Cecil Beaton), к тому времени уже прославившийся костюмами к "Моей прекрасной леди", и леди Диана Купер (Diana Cooper). Актриса-аристократка потрясла Хэслема тем, что допивала спиртное за остальными, могла поднять и съесть еду с пола - для юного поклонника это была прививка от пошлой звездности, прививка, действие которой Хэслем, ненавидящий условности, чувствует по сей день.

Любовь к мюзиклам обернулась для Ники сексом с их автором. Уже после второго представления "Вестсайдской истории" Хэслем разделил ложе с сорокалетним сценаристом Артуром Лоренцем (Arthur Lorenz). "Очень красивым, на орлино-еврейский манер, - вспоминает Хэслем. - Клянусь, я и пальцем для этого не пошевелил". Да и незачем было шевелить: к красавцам и так все льнут, что уж тут. Сам Хэслем, однако, красавцем себя не считал: "Я почти ненавидел свою внешность и всю жизнь пытался что-нибудь сотворить".

К счастью художника Майкла Уишарта (Michael Wishart), к тому времени со своим правильном лицом и атлетичным молодым телом Ники еще ничего не успел сделать. "Апофеоз юношеской красоты", "обладатель тайны, которая присуща только детям", "я бы скорее пожертвовал чистилищем, чем отдал его" - художник был явно настроен на вечную любовь. Драматург Жан Кокто и его возлюбленный Жан Маре (слово "бойфренд" тогда еще не было в ходу), живописцы Фрэнсис Бэкон (Francis Bacon), Кристиан Берар (Christian Berard) и Люсьен Фрейд (Lucian Freud), главный тогдашний специалист по обнаженке, радовались за своего друга: наконец и на его грустную улицу, позволим себе такую метафору, пришел праздник.

Но Уишарту мало было радости от обладания юным телом будущего декоратора: он плотно сидел на наркотиках и алкоголе, и Хэслему стало невмоготу. В жизни Ники многое похоже на сказку, и ровно в тот момент, когда он с грустью подумал о тяжкой своей участи, на горизонте появился Дэвид Бейли (David Bailey) - молодой фотограф из Ист-Энда. "Мы были на разных полюсах общества, - вспоминает Бейли конец 1950-х. - Он - богач-аристократ, я - бедняк-пролетарий". Вскоре, однако, уже Хэслем выглядел в точности как предмет его обожания - такой же нечесаный-небритый, такой же самоуверенный и счастливый. "Главное, мы нравились сами себе. И не сомневались, что все остальные от нас тоже в восторге". "Фотоувеличение" Антониони, снимавшееся в квартире их общего друга, запечатлело то время с документальной точностью.

В 1962 году Хэслем отправился вместе с Уишартом и Бейли в Нью-Йорк. В голове бродили смутные планы: то ли ночной клуб, то ли журнал, то ли еще что-нибудь. Закончилось все банально: в первый же вечер Хэслем познакомился с архитектором Филиппом Джонсоном (Philip Johnson); неделю спустя переехал в белую от пола до потолка квартиру нового любовника. Ночной клуб был забыт, и вместо работы в новом журнале талантливый авантюрист, пройдя собеседование у могущественного редакционного директора Conde Nast Александра Либермана (Alexander Liberman), получил должность в лучшем из старых - в Vogue. Тогда даже ассистенты отдела моды ходили в белых перчатках, редакторами были великосветские дамы, а тексты писала знаменитая (в будущем, в будущем) романистка Джоан Дидион (Joan Didion), которая - внимание! - всегда плакала по утрам.

Хэслему нравилось работать в Vogue - но не нравилось в нем зарабатывать. Так что Джимми Дэвисон (Jimmy Davison), семье которого принадлежало пол-Арезоны, случился весьма кстати: в жизни Хэслема "некстати" было не так уж много - и ревность со стороны хореографа Джерома Робинса, с которым Ники тоже успел испытать чувства на прочность, была именно таким досадным недоразумением. Дэвисон умел ухаживать: в карман лучившегося признательностью Хэслема опускалась то дорогая зажигалка, то запонка с бриллиантами. Пара поселилась в доме в Ист-Сайде, их соседом снизу оказался молодой актер по имени Вуди Аллен (Woody Allen).

Молодые, впрочем, не сидели на месте. В романтическое путешествие по Европе вместе с Дэвисоном и Ники отправились "мерседес", "ягуар" и четыре борзые. В парижском "Ритце" до сих пор помнят явление Хэслема: он стал первым в истории отеля человеком, которому разрешили осквернить священные покои джинсами.

В 1966 году Хэслем с Дэвисоном затеяли, как сказали бы сейчас, дауншифтинг - перебрались на ранчо в Аризоне. Однако довольно быстро ковбойской идиллии пришел конец: потомок Ротшильдов Дэвисон увлекся нищим автостопщиком. Любовь зла. В один не слишком прекрасный вечер автостопщик принялся жечь личные вещи британского аристократа. Аристократ, опасаясь за свою жизнь, оседлал "Харлей-Дэвидсон" и взял курс на Голливуд. В тумане слез, разумеется.

Окончание >>>