Славная традиция мужской проституции в британской армии - особенно в лондонском Гвардейском полку Gards Regiments - бережно хранилась до самого недавнего времени. Еще в начале 70-х гг. полк имел общеизвестную - с историей! - репутацию сексуально доступного: говорили, быть гвардейцем - значить существовать для того, чтобы тебя "поимели". Гвардейцы именовались TBH, they were "to be had"; во времена Гловера иметь секс с голубоглазым блондином-бестией из Гвардейского полка было, по-видимому, самой яркой, будоражащей кровь мечтой... мечтой, которая с магической легкостью и отработанно безотказно становилась реальностью в обмен всего лишь на несколько презренных фунтов...

Желающие ухватить "кусочек ярко-красного", a bit of scarlet - так на гей-арго XIX в. назывался секс с солдатами - как паломники, стекались в расположенные окрест казарм гвардейцев парки и площади Найтсбриджа и Сент Джеймса. Некоторое время Монтегю Гловер снимал квартиры именно в этом районе; пару лет в 30-х гг. он жил на Бэкингем Гейт напротив Веллингтонских казарм и ухитрялся фотографировать солдат в форме и голышом, проникая прямо в казармы.

С гвардейцами соперничали моряки, не столь меркантильные и не столь пресыщенные беспрерывным вниманием публики. Бисексуальность моряков казалась очевидной; о "чрезмерной склонности" к однополым связям во флоте написал однажды даже сэр Уинстон Черчилль. О британском Торговом флоте общественное суждение было еще более определенным: любой погрузившийся на круизный лайнер мог, при желании, на себе ощутить, насколько далекими от привычных условностей могут быть отношения с раскованными стюардами.

Те же, кто не выносил морской болезни, искали утешения в скверах и на аллеях у мьюзик-холлов, театров, клубов, чайных домиков и пивных. Окрестности Трафальгарской площади были самыми популярными; Гловер бывал тут, вооруженный камерой, бесчисленное множество раз, снимая и полисменов, и тех, за кем они приглядывали, - мальчишек, охотно позировавших потенциальным потребителям их нехитрых услуг.

Геи собирались также у известных публичных домов: легендарный Моли Хаус пригревал мужские парочки с XVII в.; на Черинг-Кросс и на Стренде; в пабах лондонского Сити, число которых особенно посещаемых геями еще в 30-е гг. минувшего века достигало полудюжины. Самые известные из них, The Running House на Shepherd market и Mayfair, служили в этом качестве сравнительно не долго, другие - например, Golden Lion в Сохо - остались такими поныне. Некоторые старые gayfriendly пабы - The Salisbery на St.Martin's Lane, The Lamb Flag в Ковент-Гарден или Fitzroy Tavern на Фитцровии - по-прежнему, принимают у себя смешанную публику. Вплоть до 1970-х гг. в кинотеатре Biograph у вокзала Виктории бойко расходились билеты на знаменитые "сдвоенные кресла", обладатели которых ухитрялись проводить в относительном уединении друг с другом, укрывшись плащами, часовые сеансы...

Летом Монт брал с собой камеру на речные и озерные пляжи, разбросанные поблизости его дома в Уоруикшире, на Темзу в Докленде, в Гайд парк и парк Виктории в Восточном Лондоне. Гловеровские образы купающихся юношей во множестве деталей перекликаются с классическими постановочными фотографиями и сюжетами современной романтической живописи; мальчишки Монта - это и кокни-эквивалент юных сицилианцев, обнажавшихся перед камерой барона Вильгельма фон Гледена сорока годами раньше, и "урбанистичный римейк" юных, мускулистых, желанных купальщиков Генри Тюка.

Чаще остальных Гловер фотографировал своего бойфренда Ральфа - белокурого, высокого, обаятельного, встреченного им семнадцатилетним где-то в рабочих кварталах Восточного Лондона и с тех пор неразлучного с ним. Фотографировал без устали - то в образе мальца-трудяги на подработке в доках и на почтовой разноске в городе, то в заряженной до предела сексуальностью форме офицера армии Ее Величества, то обнаженным наподобие героя "Мелампуса и кентавра" Глина Филпота, то в саду и в доме - таким, каким видел его ежедневно, таким, в которого был влюблен и с которым был счастлив.

Будни пара проводила в лондонской квартире Гловера, на праздники и выходные семья перебиралась в коттедж в Уоруикшире. Гловер чувствовал себя в Уоруикшире дома: этот неспешный, патриархальный мир был известен ему с самого детства. На все руки мастер, Ральф помогал обустраивать быт, возился в саду, ухаживал за любимым, водил машину, готовил. Короткими, теплыми летними ночами бредя в местный паб, Монт учил Ральфа отыскивать в небе Полярную звезду; зимними вечерами парни сидели у камина, младший читал детективы Агаты Кристи, а старший возился со своей коллекцией почтовых марок.

После войны, оставив свой скромный бизнес и дом в Лимингтоне, в уоруикширский коттедж переселилась незамужняя сестра Монта Элен, "Нелли", и теперь пара делила кров и стол с третьим лицом - женщиной! - как минимум каждый уикенд... Какими ей представлялись отношения ее брата и "малыша" Ральфа? Что бы она о них не думала, с парой Нелли быстро сдружилась и с удовольствием возилась с парнями в саду, приглядывала за домом в их отсутствие и преподавала Ральфу уроки классической британской кулинарии, заменив ему умершую несколькими годами раньше мать.

Уютный мир разрушился летом 1940: Ральфа призвали на службу в авиацию, и пара расстались впервые за десять лет - до самого конца войны. Поначалу Ральфу удавалось время от времени вырываться набегами в Уоруикшир; позже, стремясь быть поближе к нему, Монт устроился на государственную службу. Они переписывались едва ли не ежедневно; письма Ральфа Монту сохранились - почти 300 листков, наполненные наивно простыми и искренними признаниями в любви: "I will be with you tonight Darling Love Ralf".

Из писем Ральфа Монту:

"... Мой дорогой... ты не можешь представить даже, как я соскучился по тебе! Я был пьян всю неделю; сказать откровенно, я был готов бежать и звал тебя, любимый! Парни спрашивали меня потом: кто этот Монти? - и я им рассказал, что ты для меня значишь... Говорили, что я, пьяный, только о тебе и кричал... Пойду и опять напьюсь сегодня; прости меня, любимый, но я не в силах терпеть: я так тебя люблю!.. Я забыл о твоем дне рождения, но ты знаешь, что я желаю тебе всего самого-самого на свете, только тебя я люблю и останусь с тобой всегда, до самой старости, дорогой... Мне так одиноко без тебя, мое сладкое сердце, я целую колечко каждую ночь, любимый!.."

После войны Ральф и Монт вернулись домой. Гловер ушел из министерства и, как прежде, занялся архитектурой, открыл офис в новой съемной квартире на Парк Вест, около Марбл Арч, и успешно вел бизнес вплоть до 1953 г. Когда скончалась Нелл; Монт закрыл дело, вернулся жить в коттедж, и они с Ральфом остались в доме вдвоем. Дом, в это время уже 23-хлетний, был основательно переобустроен; сад, в котором пара проводила почти все свое время, вскоре превратился в местную достопримечательность. Летом семья путешествовала по Англии, несколько раз мужчины ездили во Францию и Испанию; однажды Монт повез Ральфа в Италию - в места, где ему доводилось служить в годы I Мировой войны.

Монт не расставался с камерой, но теперь ее объектив ловил не смазливых юношей-подмастерьев и разносчиков газет, как некогда, а ландшафты и архитектуру, гербы пабов и дикие цветы. На снимках отражены смена времен года и течение времени; в саду снят Ральф - постаревший и отяжелевший, но неизменно улыбчивый и неизменно рядом.

В местной общине они пользовались уважением, поддерживали дружеские отношения с соседями и нисколько не заботились о том, что могли бы подумать о них те, кто видел в них не только стареющую пару истинного джентльмена и его преданного слуги.

Они были вместе 50 лет. Монтегю умер в 1983 г., в возрасте 86-ти лет, оставив дом и деньги Ральфу; Ральфа не стало четырьмя годами позже.

Гловер фотографировал парней, которыми, возможно, обладал, и которыми, конечно же, хотел обладать; очевидно, он не делал ни из своего занятия фотографией, ни собственно из самой своей жизни искусства или предмета гей-прайда. Однако теперь, спустя десятилетия, глядя на сделанные им фотографии, мы видим классические, бытующие вне времени образы, детально воплощающие архетипы мужской красоты - будто бы Монт предсказал вкусы эпохи, о которой он, творя эти образы, не мог иметь ни малейшего представления.

Это - настоящий каталог британской социальной системы - общественной иерархии с жесткими границами и ограничениями. Но, вместе с тем, в большинстве образов отразилось воплощение великой гей-мечты - выдержавшей испытание временем любви. Сравнивая фотографии Ральфа 17-летнего и Ральфа-старика, я вдруг понимаю, что парни прожили вместе дольше, чем пока еще мои собственные родители. А ведь мне казалось, что на самом-то деле такого никогда не случается... Такова она, моя сокровенная мечта - личная: я надеюсь, что это произойдет и со мной; и гражданская - мне так хочется верить, что у нас это станет, наконец, возможным; возможным и ценимым так, как эта волшебная мечта сказочно отразилась в фотографиях Монти...