Одна из самых таинственных фигур поздней империи - мальчик Гелиогабал (или, как его иногда называют, Элагабал). Он был связан с культом восточного божества, и без учета этой связи разговор о нем невозможен; поэтому все, что мы можем сказать о Гелиогабале, могло быть сказано при обсуждении религиозных представлений римлян. Однако мы обладаем таким количеством ярких и конкретных сведений об этом мальчике-императоре, что нам показалось более уместным рассказать о нем в сопоставлении с другими, не менее интересными личностями эпохи империи.
Чтобы понять его жизнь, нужно четко указать на один момент: в Гелиогабале соединились три несочетающихся элемента. Он был четырнадцатилетним мальчиком. Он был жрецом культа, "в рамках которого вели непримиримую борьбу глубокий мистицизм и безумная непристойность", как выразился Дитерих. Наконец, он был римским императором, предпринявшим безумную попытку внедрить в Риме свой сирийский культ, в сущности, заменив им все остальные религии. Мы сразу же поймем, что личность, объединившая столь противоречивые элементы, несла в себе ярко выраженное трагическое начало.
Но помимо этого, Гелиогабал получил в наследство предрасположенность к развратной и чувственной жизни. Он был сириец, внучатый племянник императора Септимия Севера и сириянки Юлии Домны. Историк того времени Геродиан, похоже, в своей "Истории" говорит о Гелиогабале правду (v, 3, 7): "Был он в цветущем возрасте и красивейшим из юношей своего времени. Вследствие того, что в нем соединялись телесная красота, цветущий возраст, пышные одежды, можно было сравнить юношу с прекрасными изображениями Диониса". Происходя скорее от семитских, а не от римских корней, он, видимо, обладал почти женской красотой, за что им особо восхищались мужчины того времени. Геродиан продолжает (v, 3, 8): "Когда он священнодействовал и плясал у алтарей, по обычаю варваров, под звуки флейт и свирелей и аккомпанемент разнообразных инструментов, на него более чем с обычным любопытством взирали прочие люди, а более всего воины, знавшие, что он царского рода, да и к тому же привлекательность его притягивала к себе взоры всех... И вот воины, часто бывая в городе, заходили в храм для поклонения и с удовольствием взирали на юношу".
С помощью этих солдат и под давлением своей амбициозной бабки Мезы он провозгласил себя римским императором в своем родном сирийском городе Эмеса или Гемеса. Пробыв недолгое время в Никомедии, он, опять же под влиянием бабки, перебрался в Рим. Он все так же хранил верность своему богу и, "справляя культ местного бога, в котором он был воспитан, с упоением плясал, одеваясь в самые пышные наряды, украшая себя золочеными пурпурными тканями, ожерельями и браслетами, надев венец в виде тиары, покрытой золотом и драгоценными камнями. Одежда у него была чем-то средним между финикийским священным одеянием и мидийским пышным нарядом. Ко всякой римской и эллинской одежде он испытывал отвращение, говоря, что она сделана из шерсти, вещи дешевой; его удовлетворяли только шелковые ткани. Он выступал под звуки флейты и тимпанов, якобы священнодействуя в честь бога" (Геродиан, v, 5, 3). Его благоразумная бабка, которая благодаря ему надеялась вернуть себе власть при императорском дворе, предупреждала его, что такой костюм не понравится римлянам, "так как они непривычны к такого рода утонченности и думают, что она к лицу не мужчинам, а женщинам". Но Гелиогабал, почти не знавший жизни, не последовал совету опытной бабки: он прислушивался только к льстецам, которые, естественно, не говорили ему правду. Все же он велел изобразить себя на портрете в жреческих одеяниях так, как он появлялся на жертвоприношениях. Портрет был заранее послан в Рим; там его повесили в Сенате над статуей богини Победы, чтобы ему могли приносить жертвы и совершать возлияния, а также для того, чтобы римляне успели привыкнуть к чужеземному облику их нового императора.
Одновременно он распорядился, что любое жертвоприношение любому богу сопровождалось молитвой "к новому богу Элагабалу".
Что же это был за бог, которому так преданно служил мальчик-император? Даже по сей день на эту тему ведутся дискуссии. Уиссова полагает, что это был сирийский бог солнца, более известный как Баал. В Эмесе его культ заключался в поклонении черному коническому камню (фаллосу?). В Риме, по мнению Уиссовы, он был известен со 158 года н. э. под именем Sol Inuictus Deus (Непобедимый Бог-Солнце). В честь этого бога юный император и себя называл Элагабалом, хотя его настоящее имя было Бассиан. (У греков Элагабал превратился в Гелиогабала, так как "солнце" по-гречески - helios.) Новый бог получил несколько храмов с жрецами - один на Палатине рядом с императорским дворцом, другой в римских пригородах. В одном из этих храмов император собрал символы всех прочих известных божеств, тем самым желая продемонстрировать, что культ Гелиогабала включает в себя тайны всех других религий (так рассказывает Лампридий). Разумеется, тогда, в эпоху синкретизма, когда одних богов путали с другими, это не могло никого удивить. Например, Александр Север держал у себя дома изображения всех известных богов, и даже, как утверждают, Христа. Однако Гелиогабал на этом не остановился. Он обдумывал идею (которая нам покажется абсурдной) найти своему богу супругу-богиню. Об этом упоминает Дитерих в эссе "Упадок древней религии", (Дитерих. Эссе и статьи). Он пишет: "Эта церемония, какой бы безумной она ни могла казаться, основывается на глубокой религиозной идее о священном браке Божественного царя и Божественной царицы, которые соединяются ради благословения и оплодотворения земли. Гелиогабал нашел эту царицу в лице великой карфагенской богини, которую иногда называют Юноной, иногда Небесной девой (uirgo caelestis), а иногда просто Царицей (regina). Ее величественная статуя, привезенная в Рим, должна была стать невестой на грандиозной свадебной церемонии, проведенной юным императором".
Итак, мы видим, что в основе религиозных нововведений императора лежало поклонение сирийскому богу солнца. Вот что об этом культе пишет Геродиан (v, 5, 8): "Построив очень большой и прекраснейший храм богу, соорудив вокруг храма большое количество алтарей, он, выходя каждое утро, закалывал и возлагал па алтари гекатомбы быков и огромное число мелкого скота, нагромождая различные благовония и изливая перед алтарями много амфор очень старого превосходного вина, так что неслись потоки вина, смешавшегося с кровью. Вокруг алтарей он плясал под звуки различных музыкальных инструментов; вместе с ним плясали женщины, его соплеменницы, пробегая вокруг алтарей, неся в руках кимвалы и тимпаны; весь Сенат и сословие всадников стояли кругом наподобие театра. Внутренности принесенных в жертву животных и благовония в золотых сосудах несли над головой не слуги или какие-нибудь простые люди, а начальники лагерей и ведавшие важнейшими государственными делами; они были одеты в хитоны с пурпурной полосой посередине, спускавшиеся до пят и имевшие рукава по финикийскому обычаю; на них были сандалии, сделанные из льна, как у пророков в тех местах. Он считал, что оказывает величайшую почесть тем, кому он позволяет принять участие в священнодействии". Летом каменный образ бога торжественно переносили в другой храм (v, 6, 6). "Поставив самого бога на колесницу, разукрашенную золотом и драгоценными камнями, он вывозил его из города в предместье. Колесницу везла шестерка белых коней, огромных и без единого пятна, украшенных в изобилии золотом и разноцветными бляхами; вожжи никто не держал, и на колесницу не всходил человек, вожжи были наброшены на бога, как будто возничим был он сам. Антонин бежал перед колесницей, отступая перед ней, глядя на бога и держа узду коней; он совершал весь путь, пятясь назад и глядя вперед на бога. Чтобы он не споткнулся и не поскользнулся, не видя, где он ступает, было насыпано много золотого песка, а телохранители с обеих сторон удерживали коней, заботясь о его безопасности во время такого бега. Народ же бежал с обеих сторон, неся разнообразные факелы, бросая венки и цветы; статуи всех богов и все, какие только были пышные или ценные приношения, все императорские знаки и ценные сокровища, а также всадники и все войско предшествовали богу".
В этой связи мы должны отметить, что Гелиогабал (сексуально развитый не по годам) женился на одной из девственных весталок, заявив, что "брак жреца на жрице является пристойным и благочестивым". Это был его второй брак, но отнюдь не последний. Вскоре он дал развод своей жене-весталке (которая, вероятно, была намного старше его) и женился на внучке Марка Аврелия.
Почему Гелиогабал смог удержаться на престоле лишь четыре года? Историки по-разному отвечают па этот вопрос. Геродиан, самый прозаичный из них, говорит, что Гелиогабала на престол возвела армия и она же, разочаровавшись, свергла его. Его бабка, благодаря амбициям которой он оказался на вершине власти, вскоре увидела, что его странный образ жизни приводит армию в неудовольствие, особенно когда он копировал Нерона (которого он вообще напоминает во многих отношениях), танцуя и управляя колесницей на публике, "портя красивое от природы лицо безобразными красками" (Геродиан). Хитрая и опытная Меза опасалась, что при его неизбежном падении и она лишится власти. Она придумала блестящее и рискованное решение. У Гелиогабала был двенадцатилетний двоюродный брат Алексиан, который по характеру гораздо лучше подходил для выполнения императорских обязанностей и поддержания императорского достоинства. Поэтому Меза убедила Гелиогабала "усыновить и объявить Цезарем своего двоюродного брата" и что самому ему "следует заниматься жречеством и культом, предаваясь религиозным исступлениям, оргиям и божественным делам"; тем временем кто-то другой должен был выполнять светские обязанности, а для них лучше всего годился Алексиан. Соответственно, Алексиан был усыновлен Гелиогабалом и стал его соправителем под именем Александр. Его предусмотрительная мать Маммея позаботилась найти ему учителей, которые бы обучали его греческому и римскому письму, а также самым необходимым физическим упражнениям и некоторым видам спорта. Гелиогабал пробовал увлечь Алексиана культом своего бога, попытался прогнать учителей. Понимая, что армия начала склоняться на сторону честного и разумного Алексиана, он покушался на его жизнь, однако Маммея и Меза защитили мальчика от грозившей ему опасности.
Женоподобная жизнь императора приводила солдат все в большую ярость. "Они чувствовали отвращение к нему, видя его с лицом, нарумяненным более тщательно, чем это подобает даже скромной женщине, не по-мужски украшенного золотыми ожерельями и изысканными одеждами; плясавшего так, чтобы все его видели. Поэтому они более благосклонно обращали свои мысли к Александру и возлагали лучшие надежды на мальчика, прекрасно и разумно воспитывающегося" (Геродиан, v, 8, 1). Когда Гелиогабал безрассудно лишил своего кузена титула цезаря, которым наделил его только что, солдаты возмутились, и наконец разразился открытый бунт. Гелиогабал вместе со своей презренной матерью Соэмией и всеми домочадцами был убит. Его тело и тело Соэмии протащили крючьями по городу и выбросили в Тибр. Всеобщий любимец, юный Александр, унаследовал трон под присмотром матери и бабки. Так излагает события Геродиан.
У нас есть и два других рассказа о Гелиогабале, сильно отличающиеся от приведенного выше. Первый принадлежит Кассию Диону, современнику императора, а второй - Лампридию, дешевому и сенсационному автору поздней эпохи. Оба рассказа контрастируют с безыскусным и прозаическим повествованием Геродиана, выделяя фаллический элемент в жизни Гелиогабала. Этот контраст можно объяснить по-разному. Самое простое объяснение (которое приводится во всех исторических трудах), конечно, состоит в том, что Кассий Дион и Лампридий рассказывали всю правду о жизни этого "выродка". Но как ни удобна такая точка зрения, мы ее не разделяем - по крайней мере, принимаем с очень большими оговорками. Безусловно, верно, что этот юноша полусемитских корней, неожиданно оказавшийся во главе величайшей державы мира, мог позволить себе вести образ жизни, напоминающий Нерона. Например, эти авторы рассказывают, что вскоре после своего возвышения он предал смерти ряд людей, которым был многим обязан, в том числе и своего наставника, весьма отличившегося в войне с предыдущим императором Макрином. Вот как объясняет это Дион: "Он умертвил этого человека, потому что тот упрекал его в неумеренности и неразумном поведении; он лично нанес первый удар, потому что никто из его воинов не решался поднять руку на невинного" (Кассий Дион, 80, 6).
Мы же прежде всего заметим, что подобное едва ли могло произойти без согласия матери Гелиогабала, которую описывают как жестокую и порочную женщину. Она и амбициозная бабка Гелиогабала, очевидно, играли такую же роль в его правлении, какую играла Агриппина при юном Нероне. Бессердечную неблагодарность, проявившуюся в зверском убийстве наставника Гелиогабала, можно объяснить с точки зрения психологии: юноша гордился своим свежеобретенным мужеством и в попытке окончательно освободиться от оков старых влияний схватился за меч. Но с другой стороны, весь этот инцидент может оказаться лишь злопыхательской и безосновательной сплетней - из числа тех, которые мгновенно множатся после свержения и убийства императора. Мы также полагаем, что все другие ужасы (включая и сексуальные), упоминающиеся у Кассия Диона и Лампридия, можно интерпретировать в совершенно ином ключе - хотя, насколько нам известно, никто еще не пытался это сделать. Возможно, наша интерпретация ошибочна, но мы попытаемся ее обосновать. Вот в чем она состоит.
Как указывает Дитерих (в процитированном выше отрывке), культ сирийского божества Гелиогабала включал крайне непристойные элементы. Мы знаем, что с обоих сторон от входа в его храм в Сирии стояли два колоссальных фаллоса, по преданию, установленные самим Вакхом; символом же бога Эмесы было не что иное, как "огромный конический черный камень", наподобие фаллоса. Нельзя ли предположить, что внедренный Гелиогабалом культ был просто-напросто фаллическим культом, тем более что фаллические культы в самых различных формах характерны для всего Древнего мира? Юный жрец такого культа волей-неволей будет воспринимать себя как женщину. Нашу теорию подтверждает то, что, как нам рассказывают, Гелиогабал хотел оскопить себя, но затем ограничился обрезанием, однако танцевал в честь своего бога всегда в более-менее женском обличье. Он рассматривал себя как женское начало в противоположность к законченной мужественности своего бога. Мы ясно видим, что Гелиогабал видел в своем боге воплощение мужского начала; доказательство тому - устроенный им божественный брак.
Итак, если он был, так сказать, женщиной, увлеченной поклонением мужскому началу, легко объясняется и все остальное. Легко понять, почему этот "развратный" юноша искал всюду мужчин с выдающимися фаллическими атрибутами, а потом и "вышел замуж" за того, который в этом отношении не знал себе равных. Сцены ревности, которые происходили между двумя любовниками, являются лишь дальнейшим развитием этой фантастической идеи. Вполне может быть, что женственные черты (по сути, бисексуальный элемент) были в Гелиогабале необычайно сильно развиты; на это указывает замечание Кассия Диона (80, 14), что он не только танцевал под музыку во время своих празднеств, но и в повседневной жизни отличался необычайной "танцующей походкой".
Наконец, мы должны отметить признаки мазохизма в его характере, что упоминается Кассием Дионом. Он рассказывает (наряду с другими авторами, чья правдивость также остается под сомнением), что ревнивый любовник часто бил Гелиогабала, и тот ходил со следами побоев на теле. Далее Кассий говорит (80, 15, 4): "Его страсть к своему любовнику была не случайной прихотью, а сильной и глубоко укоренившейся любовью: суровость любовника не возбуждала в нем негодования, а лишь усиливала его страсть; он собирался дать любовнику титул цезаря".
Нам хочется представлять себе Гелиогабала красивым мальчиком, чье очарование заключалось в нежном изяществе и женственных чертах. Но если, согласно распространенным представлениям, его изображения на римских монетах (а как нам известно, они раскрывают характер персонажа) правдивы, то мы сталкиваемся с новой загадкой. На этих монетах мы видим весьма уродливого юношу, не слишком, правда, юного, с ярко выраженными семитскими чертами, азиатскими кудрями, тусклыми глазами, выступающей нижней губой и большим горбатым носом - в сущности, полную противоположность "юному Дионису". Но сами эти сирийские черты (практически почти негроидные) вполне объясняют чувственный характер столь молодого человека.
Так или иначе, мы видим из всех приведенных выше фактов и описаний, что загадка Гелиогабала остается нерешенной. Нам представляется, что решение не будет найдено, если принимать за исторические факты все абсурдные и вульгарные россказни Лампридия или сочинять на их основе сенсационные романы, вроде того, что принадлежит перу голландского автора Куперуса. Стоящая перед нами проблема более сложна. По нашему мнению, наиболее близко подошел к правде об этом таинственном сирийском юноше Геродиан; соответственно, и наш рассказ опирается главным образом на его свидетельства.