Хедвиг Лахманн. Уайльд и его характер. Превосходство искусства над жизнью

Основное положение воззрений Уайльда - превосходство искусства над жизнью - глубочайший идеализм, который, вообще, коренится в признании верховенства духовного начала. Жизнь ведет себя, как тиран в отношении искусства. Она хочет, чтобы оно повторяло ее типы, изображало ее чувства, отражало ее настроения, принимало ее моральные суждения и соглашается узнавать себя только в таких изображениях, которые соответствуют ее обычным представлениям. Искусство же ничего этого не делает. Оно заявляет, что ему нужна одна только красота. Но оно может понимать под этим требованием только необычайное, претворенное, освобожденное от своих естественных границ явление. Как можно иначе понять это требование, как не в смысле необходимости создания художественных образов путем постижения, чистого созерцания, от которых недосягаемо далеки обыденные ценности действительности.

Купидон (фрагмент). 1530-е гг. Худ. Франческо Пармиджанино

Красоту создает исключительно настроение художника. Она вовсе не лежит в свойствах изображаемого предмета. Он может быть отвратительно груб, безобразен, и все-таки он будет озарен сияющим отражением того светлого источника, который называется поэзией. Сущность этой красоты - ритм, одухотворенное, подчиненное размеру движение, признак внутренней правды. А так как красота есть исключительная и единственная норма искусства, то совершенно неправильно применять к нему игральные критерии. Правда, как явление, сопутствующее жизни, оно всегда воспринимало нравственны идеалы народов и строило свои прогнозы на основании существующих у них форм миросозерцания, - этим оно только характеризовало свой тогдашний культурный уровень. Например, понятия долга и искупления в трагедии, идеи справедливости, - все эти старинные пережитки драмы, - что представляют они собой, если не схему, поневоле опираясь на которую поэт создает внешнюю судьбу своих героев? Самая же поэзия - это душевные рефлексы, которые, хотя и отражают собой наш нравственный облик, но не требуют непременно выхода, удовлетворяющего наши моральные требования.

Всем, что писал и делал Уайльд в течении всей своей жизни, - он старался убедить жадную к морали толпу в самодовлеющей драгоценности искусства, ту толпу, которая неспособна была понять, что цельная творческая личность соединяет в себе и этические качества, что рядом с ее свободным парением их робкие движения похожи на судороги дергающихся, кукол. Вы думаете, что жизнь управляет искусством? - кричит им Уайльд, - так нет же! Искусство творит жизнь. Оно создает прообразы, копии которых воспроизводит жизнь, словно повинуясь таинственному приказу; оно формирует типы, которым подражает действительность; оно порождает увлечения, за которыми следует жизнь, течения, которые увлекают в своем беге целые поколения. Даже в мире физическом производит оно изменения. Человеческое тело принимает новые формы, подражая предсказанным искусством образцам. Достаточно вспомнить прерафаэлитский тип, с его длинной шеей и четырехугольным подбородком, выработавшийся под влиянием Россетти. Мало того,- здесь Уайльд доводит до крайности свои выводы, изложенные в его "Замыслах", - сама природа, о которой обыкновенно говорится, что она - вечно-юный источник, из которого искусство всегда должно черпать свои темы, чтобы не иссякнуть, - и та считается с искусством. С тонким юмором Уайльд доказывает, что перемена в климате Англии, которая всеми признана за последнее десятилетие, - произошла, в сущности, благодаря импрессионистам. Они создали нежные, серебристые пары над реками, темные туманы с их таинственными вуалями, заслоняющими мерцание газовых рожков, дрожащий солнечный свет, испещренный фиолетовыми пятнами - его уже увидели и во Франции. Конечно, все это существовало всегда, но мы этого не замечали. Так не наше ли создание природа? Существует ли то, что отражается в нашем мозгу. Явления существуют лишь потому, что мы видим их, но то, что мы видим их и как мы видим их, зависит от направляющего нас искусства. "Плохое искусство", обобщает он, "происходит потому, что мы возвращаемся к жизни и природе и возвышаем их до идеала. Жизнь и природа могут служить искусству только сырыми материалами, но действительную ценность они получают для него, лишь будучи претворены в художественные символы. И дальше: "Жизнь гораздо больше подражает искусству, чем искусство - жизни. Это происходит не потому, что жизни присущ инстинкт подражания, но вследствие того, что цель жизни - находить внешнее выражение, а искусство для осуществления этой задача предоставляет ей прекрасные готовые формы". <...>

Любовь побеждает все (фрагмент). 1600-е гг. Худ. Караваджо

С увлекательным красноречием восхваляет Уайльд несравненные ценности духа. Прометеевской верой проникнуты ого диалоги "Критик, как художник". Высший тип, который способно выдвинуть человечество, художник всех художеств, поистине царящий над миром - настоящий критический дух, способный оживлять в себе исчезнувшие культуры минувших человечеств, будить в бесчисленных формах прошедшее, извлекать из художественных произведений их тайную сущность, разгадывать сокрытое, читать по немым линиям тайны души, называть невысказанное, бывшее в течение столетий схороненным в недрах веков. "Критический дух и дух мира - одно" - раздается мощный приговор Уайльда. Самый возвышенный полет фантазии - когда она, сквозь беспредельность времен, стремится вглубь мировых событий. Когда она восходит к началу вещей, принимает в себя грезы и судьбы бесчисленных поколений, она сталкивается с законом, которому подчинена и она сама - законом наследственности: он дает фантазии возможность соединить в себе, как в фокусе, всю жизнь человечества. "Концентрированный опыт расы" - так называет Уайльд фантазию. Лишь тот поистине современный человек, кто способен рассматривать настоящее сквозь призму всех прошедших веков. Чем для святых и мистиков средневековья было бездейственное созерцание, мистическое слияние с первопричиной, просветленные экстазы таинственного познания божества, - тем для научно-воспитанного духа нашего времени является знание о мире, о законах жизни, о вечном круговороте вещей. Страшная сила, которую мы зовем наследственностью, которой "мы не можем видеть потому, что она внутри нас, даже в зеркале, отражающем душу", - разбила в нас стремление действовать и привела к созерцательной жизни. Созерцательная жизнь, но мнению Уайльда, это - жизнь, цель которой "не действовать, а быть, и не только быть, но и становиться". "С высокой башни мысли можем мы взирать на мир. Спокойно, бесстрастно и отчетливо созерцает критико-эстетический дух жизнь, и ни одна случайно спущенная стрела не пробьет звеньев его панциря". Этот апофеоз духовной жизни, это желание отмежеваться от действительности невольно заставляют вспомнить о романтизме. И для него высшей задачей было самоусовершенствование, и для него искусство было лишь путем достижения господства над всем духовным.

Хедвиг Лахманн. Уайльд и его характер

Эстет и его предшественники

Самостоятельная индивидуальность

Исполненный мистицизма дух Азии

Целомудренная сила любви

"Саломея"

Превосходство искусства над жизнью

Демонически-страстные склонности натуры

"Любовь, которая не смеет называть себя своим именем..."

Уайльд и идеи Христа

Вообще, выступление Уайльда в Англии носило на себе известную печать романтизма. Преобладание в его натуре духовного элемента над всем остальным, отличавшая его подвижность мысли, богатство идей, его общительность, его стремление широко развернуть свою реформаторскую мощь, его любовь к классическому искусству, к шедеврам иных культур, его обширные знания - все это черты, которые в такой же степени встречались у романтиков. Как и они, это была универсальная натура: его художественные способности одинаково стремились обнять все области интеллектуальной жизни - соединение поэта, художника, философа и мыслителя, в котором эстетизм принял специфическую окраску, привнесенную столетием, отделяющим его от романтиков. И для него Гете был идеалом человека, потому что именно в нем соединились творческий гений и мировой дух. Когда Фридрих Шлегель говорит: "Поистине свободный и развитой человек должен уметь произвольно вызвать в себе философское или филологическое, критическое или поэтическое, историческое или риторическое, античное или современное настроение, совершению произвольно, как настраивают инструмент, во всякое время и на всякий тон", - он разумеет приблизительно то же, что и Уайльд, который наделял истинно-критический дух бесконечно гибкой изменчивостью: в нем чередуются сильные и возвышенные настроения и, сам будучи вне времени, он способен равно проникать в образы настоящего и прошедшего.

Продолжение >>

Поделиться линком

Настоящий ресурс содержит материалы 18+