Дмитрий Лычёв. С 1991 года издатель и главный редактор газеты, а впоследствии и журнала "1/10". Кроме всего прочего, автор романа "(Интро)миссия" (1998) и многочисленных статей о нарушениях прав человека в России и других странах бывшего СССР. В конце 2004 года получил политическое убежище в Чехии.

---

- ...Начнем с того, что это именно политическое убежище, ориентация в моем деле не играла роли, проходя по касательной. Я не устаю повторять, что в России любой, даже участковый мент может абсолютно любого человека сделать диссидентом всего за пять минут. В моем случае это были менты с Петровки, 38, и понадобилось им на это больше времени, часов десять.

- Знаю, ты много об этом писал, поэтому расскажи коротко...

- В начале мая 2000 года я приехал на пару дней в Москву, и тут же ко мне домой нагрянули с обыском. Скорее всего, целей было несколько. Я уже тогда забрасывал многие международные правозащитные организации письмами, в которых сообщал о конкретных случаях нарушений прав человека в России. Вот меня и пугали разными сценариями, типа "Посидишь во время праздников (дело было накануне Дня Победы, Формулы-1 и инаугурации Путина) в камере с быками-осеменителями, мы уж позаботимся о том, чтобы они узнали, с кем имеют честь пребывать в одной камере. Вряд ли ты выйдешь оттуда живым или в лучшем случае здоровым". Но, представь себе, мне тогда ну ни капельки не было страшно, страх пришел позже. Когда я, спустя сутки, ехал по мосту через Буг (белорусско-польская граница), я вдруг осознал, что этого могло не быть никогда, не окажись мой загранпаспорт в куртке у брата. Ну а во время допроса я едва сдерживал улыбку, потому как в голове вертелась Манька-Облигация с ее бессмертным "Не бери на понт, мусор". Да, значит, во-первых, запугать хотели. Во-вторых, судя по тому, как рьяно они искали списки подписчиков "Одной десятой", это их тоже сильно интересовало. Обломались, все списки я хранил в пражском компьютере, удовлетворились моей записной книжкой. Тусовка на Петровке закончилась моими уверениями, что непременно приду к ним после праздников, и мы вместе будем изучать мою записную книжку. Внутренний паспорт они на всякий случай оставили себе, про заграничный я соврал, что приехал в Москву только затем, чтобы сделать новый, мол, в ОВИРе лежит. Вот так мне и удалось избежать дальнейших посиделок. Архива жалко. Я уже начал писать книгу о наших бурных (или буйных?) девяностых, много было интересного материала, теперь, может, кто на Петровке займется беллетристикой...

- Коротко у тебя не получается... Если я правильно понял, не будь ментов с Петровки, ты бы не просил убежище?

- Правильно ты понял. Сама процедура прошения убежища унизительна. Сначала мне пришлось свыкнуться с новой для себя ролью, всегда я что-то требовал, а здесь надо было просить. После того, как я с этим смирился... Нет, неверно, снисходительно терпеть не значит примириться... Скажу иначе: после того, как я это проглотил, легко было совладать с мелочами типа снятия отпечатков пальцев, трехнедельного пребывания в карантине в лагере для беженцев, куда пришлось податься несмотря на имеющийся вид на жительство... Но больше всего меня угнетало не это. Решение по твоему прошению принимается либо одним человеком (в Чехии), либо небольшой кучкой людей (во многих европейских странах). Значит, твоя судьба зависит и от того, выиграла или проиграла чья-то любимая футбольная команда, дала ли ночью жена... от настроения, короче. Сгущаю краски, но доля правды в моих словах звериная.

- Я слышал, что лагеря беженцев - заведения не для слабонервных?

- Вся наша жизнь не для слабонервных. Я спросил у одного парня, который "топтал зону" на Украине, есть ли что-то похожее между оным лагерем и зоной. Он ответствовал, что отличие только в том, что беженцы живут не "по понятиям", и работать их не заставляют. Но не везде такая идиллия. Один мой корреспондент, который сейчас находится в лагере для беженцев под Цволле (Голландия) пишет, что там бывшие зэки начинают болтать по фене и учить других жить по понятиям. Но в чешском приемном лагере ничего подобного не было. Иногда возникали мелкие инциденты между элементами, которые использовали прошение убежища для получения временного разрешения на пребывание в стране. Что поделаешь, в подобных заведениях собирается отнюдь не цвет нации. Но меня они мало интересовали. Я познакомился с чеченцами, у которых погибли жены и дети от рук русских солдат, и с русскими семьями, которых не могли или не хотели защитить свои, и они вынуждены были спасаться бегством за границу. Гражданская война во всей своей красе! Кстати, чеченцы с русскими вполне мирно сосуществовали и даже, насколько я видел, обедали за одним столом, дружили семьями.

- Почему ты выбрал именно Чехию?

- Для меня ось зла, о которой неустанно говорит Буш-младший, выглядит иначе. Ее составляющие - это, прежде всего, Россия с ее попиранием прав любого конкретного человека, и Америка с ее ненавистью к целым народам. Вот так методом исключения и осталась старушка Европа, спокойная, умиротворенная и слегонца зажравшаяся... В Прагу я переехал еще в конце 1995-го. Почему именно Прага? Друзей здесь много было, это "а". "Б" - еще в детстве меня в школе украшали синяками из-за того, что я болел в хоккее за чехов. Если верить в реинкарнации, я, наверно, был в прошлой жизни чешским котом.

- В 1992-м, если не ошибаюсь, в "Медицинской газете", ты был первым в СССР, кто прогнозировал к концу века миллион ВИЧ-инфицированных. В 2000-м ты предсказал наступление гомофобов, предупреждал, что ельцинские времена вскоре покажутся нам розовыми... Пророк в своем отечестве?

- Для того, чтобы стать пророком, мне и нужно было отечество покинуть... В первом случае достаточно было, несмотря на всего шестьсот тогда зарегистрированных случаев, знать, насколько велика вероятность проникновения СПИДа в наркоманскую среду. Кстати, я был уверен, что это произойдет гораздо раньше, тогда бы и два миллиона было. Ну а в случае с приходом к власти инициатора мочения в сортирах, можно вообще ограничиться народной мудростью: "Из змеиного яйца райская птица не выведется".

- Твой следующий прогноз?

- Тридцать седьмой год вряд ли повторится, но у отдельных граждан проблемы обязательно возникнут. Россия превратится в конвейер, в инкубатор диссидентов, в своего рода товарищество с неограниченной безответственностью власть имущих. Зря некоторые правозащитные организации пишут такие причесанные отчеты о правах человека. Мол, отдельные депутаты что-там вякают, но в целом не бьют, и на том спасибо. Бьют, еще как бьют, пока, правда, поодиночке, а не в целом. Забывается вот что. Ни один депутат просто так и слова не вымолвит, если же это происходит, значит, посланники чувствуют за собой поддежку масс. Например, потуги вернуть уголовное наказание за мужеложство - это не голос райковых, это глас гомофобного народа. Причесывание и кастрация правозащитных отчетов мне напоминает попытку натыкать в дерьмо палочек и провозгласить, что это ёжик.

- Как выглядят твои отчеты? И кому ты отчитываешься?

- Я уже несколько лет не пишу никаких отчетов, несмотря на настойчивые просьбы. Я давно отошел от общих целей и лозунгов типа "Мир - народамъ! Земля - крестьянамъ!", я перешел к конкретике - "Свободу Юрию Деточкину!" Я предоставляю факты нарушения прав конкретных людей, с именами (есть они дают мне на это разрешение) и реальными примерами, подтвержденными документально. Пишу ответственным за права человека в ПАСЕ, королю Швеции, королеве Нидерландов, министрам внутренних дел разных стран, отвечаю на запросы миграционных органов по делам беженцев.

- Тебя не посещала мысль основать правозащитную организацию?

- Я слишком часто общаюсь с подобными организациями и знаю, какой там творится бардак. Любимый вид спорта правозащитников - футбол, тебя, как мячик, пинают от одного человека к другому, а в результате - боевая ничья 0:0. Кроме того, много времени там уделяется борьбе за гранты. Мне не хочется тратить на это силы и время. Делом надо заниматься серьезно или не заниматься им вообще. Разумеется, всегда безвозмездно. На бумагу, связь и заказные письма лично я трачу в месяц меньше, чем на сигареты.

- Многие гей-активисты после отмены 121-ой статьи перестали быть активными...

- ...и стали пассивными. Забыли, видать, Данте: "Самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто во времена нравственных переломов сохранял нейтралитет".

- В своих статьях ты приводил примеры беженцев в Бельгии. Есть положительные результаты?

- Конечно, есть! В Бельгии парню отменили депортацию, его дело по-прежнему на рассмотрении, но уже не как "отказника". Другой парень в США получил статус беженца, еще несколько дел близятся к положительному результату.

- Ты видишь выход только в эмиграции?

- Если не остается иного способа сохранить свое здоровье, свою жизнь, последний выход - Шереметьево-2. Сейчас я пишу статью, в которой хочу подробно рассказать о процедуре прошения убежища, о соответствующих законах, об условиях содержания в лагерях для беженцев, иными словами, о всех плюсах и минусах. Название уже придумал - "Предательство родины". Если кто-то воспримет мой текст как памятку начинающему "предателю", особо возражать не буду.

- Ты получаешь много негативных откликов на свои статьи?

- Да, конечно. Но негатив этот я делю на две части. В части первой это критика, которую можно назвать конструктивной, и за которую я благодарен. Во второй части это письма, состоящие из одного-двух слов, например, "урод" или "педрила". Но и в этом случае я не оставляю их без ответа. На недавнего "педрилу" я ответил словами Марка Твена, мол, я часто получаю письма без подписи, но чтобы подпись без письма...

- А предателем не называли?

- А как же, называли! Даже расстрельные статьи советского уголовного кодекса цитировали. Но я и им ответил. Предателям в кодексе место есть, но почему же там нет ни одной статьи, по которой можно судить родину за предательство своих граждан?

- В твоих словах слышится обида...

- Да, есть такое. Но ни в коем случае не за себя, у меня всё нормалёк. Обидно за друзей да и за незнакомых людей, годами сидящих без права на выбор в лагерях беженцев. Унижают не столько их конкретно, сколько некогда великий могучий Советский Союз, а ныне "Великую Россию". О, кстати, послушай эмигрантов, национальная гордость великороссов канула... в Буг. Редко от них услышишь слово "Россия", чаще это "раша", "рашка", "совок" и тому подобное. Не означает ли это, что обиженных, опущенных Рашкой много?

- Наверно, легко вещать о правах человека из, как ты говоришь, умиротворенной и зажравшейся Европы?

- Конечно, легко! Гораздо легче, чем с лесоповала с Сибири или из КПЗ с ножом у горла вместо микрофона.