Он свалился на меня как снежный ком.

После того, как вечер был распланирован и обещал самое приятное времяпрепровождение, выяснилось, что в нашей компании еще двое. Этих двоих никто не звал и не ждал: какая-то мягкотелая девица, танцовщица стриптиза из ночного клуба, которая потом всю дорогу растирала меня по стеклу машины, прижимаясь податливым, сладко пахнущим телом. И странный долговязый юнец.

А потом все закрутилось с бешеной скоростью, будто чья-то сильная рука запустила сумасшедшую карусель. Широко распахнутые удивленные глаза, слишком яркие краски. Все превратилось в один безумный всплеск событий. Отчаянная радость вперемешку с глупой ревностью. Сердце заходится от ужаса и восторга. То вверх, то вниз. Великое счастье: рядом! И страшное горе: без тебя!

Меня всегда удивляла его манера, не делая ничего специально, оставаясь безучастным и молчаливым, располагать к себе окружающих.

Я не знаю о нем ничего!

Все что я знаю - результат наших неторопливых разговоров, его прозрачных намеков, недомолвок и странных тайн.

На самом деле он не умеет ничего скрывать.

Если бы он не был временами слишком откровенен, мне было бы легче воспринимать его таким, какой он есть. Все его искусно сплетенные интриги завершались тем, что он не выдерживал и делился со мной самым сокровенным, видя во мне только друга, а на самом деле разбивая мое сердце.

Если бы мне пришлось узнавать его как-нибудь иначе, черед призму чужих эмоций и чувств, я представить себе не могу, какая бы тогда картина была нарисована моим воображением.

Я и сейчас то люблю, то ненавижу его.

Я не знаю никого другого, кто был бы так непринужденно обаятелен и изящен.

Я почти обожествляю его, делая это так глупо и наивно. Я люблю его и не могу прожить дня, чтобы не слышать его чуть протяжный, мягкий и чувственный голос.

Время работает на него.

В начале нашего знакомства он мальчик-подросток, высокий и немного нескладный. Я не могу понять кто передо мной: зрелый и рассудительный мужчина или это тонкая игра очень молодого человека в зрелость и многоопытность.

Я никогда не узнаю его по-настоящему.

Я ненавижу его.

Каждый раз сталкиваясь с его откровенностью (а держать дистанцию, чтобы все оставалось красивым и иллюзорным я не могу и не хочу), я узнаю нечто, чего не хочу знать, но что живет в нем и вместе с ним, и неотделимо от него. А я абсолютно ничего не могу изменить и исправить.

Я боюсь его правды, боюсь себя. Боюсь однажды не сдержаться и уничтожить всех вокруг, кто мешает мне оставаться с ним один на один, кто вторгается в нашу жизнь и пользуется его бескорыстным обаянием.

"Эй!", - кто-то с противоположного конца стола, с той стороны, где почти не видно лиц, запустил в меня пластиковым стаканчиком. Я не знаю здесь никого, и никто не знает меня. Но он рядом и от этого мне хорошо и спокойно.

Он на кухне, с толпой подвыпивших и шумных друзей, как обычно в центре внимания, весел и многословен. Тихая ярость не оставляет меня.

Через полчаса никто уже не обращает на меня внимание. А еще через четверть часа, когда все выпито и съедено, они собираются и уходят.

Он уходит последним. Я прошу его остаться.

Крепко и грубо обняв меня, он запрокидывает мою голову и целует, почти кусает губы. Коротко и горячо. Щетина царапает кожу, становится жарко. Он резко отпускает меня и уходит, не сказав ни слова, громко хлопнув дверью. Горло сжалось от спазма. Вздох, как всхлип, вырвался наружу, но слезы замерли где-то внутри, обжигая глаза...

Я даже не знаю, что меня возбуждает больше - само действие или то, что его предваряет? Тот момент, когда длинные пальцы сильных мужских рук скользят по тонкой упругой коже бедер, совсем ненадолго задерживаются на дорожке упрямых, шелковистых волос, а потом опускаются все ниже. И эти руки на ноющих от предвкушения боли и нежности ягодицах.

Поцелуй жестких губ, которые могут быть такими нежными. И грубая, почти животная, поражающая и сотрясающая все тело страсть. И еще - аромат тела, тонкий и едва уловимый. Аромат дорого одеколона с легкой примесью табака. Я чувствую его на своей одежде, на руках, на подушке. И скучаю, и плачу.

Как-то мне приходилось снимать квартиру. Как-то! Это и было-то всего один раз в жизни, и было это вместе с тобой. Мне зачем-то понадобилось залезть на антресоли нашего старенького и скрипучего шкафчика. Там лежали письма, написанные хозяйкиной дочкой. Она писала их и не отправляла, так бывает с романтичными барышнями. Мне не хотелось их читать, но глаза сами зацепились за слово, за фразу, а потом уже нельзя было остановиться.

Меня потрясло и удивило, то, как глубоко и полно может испытывать любовь девушка, девочка в семнадцать лет. Так, будто у этого чувства физическая природа и до него можно дотронуться рукой. Будто это река в самом бурном и живом ее месте, где нет дна, и волны-чувства увлекают за собой попавшего в ее поток.

Мне было стыдно оттого, что я читаю чужие письма и не могу оторваться. Эта девочка давно вышла замуж, родила ребенка, развелась и живет в другом городе, в другой стране, на другой планете. И, наверное, смеется над своими воспоминаниями. Источник, казавшийся когда-то неистощимым, иссяк, и ничего не осталось. Только полувоспоминания, полусны и эти письма.

Когда-нибудь я тоже все забуду. Ничего от того что мучает и убивает меня не останется. Я тоже буду смеяться. Я это знаю.

Одного я не могу и не хочу понять: почему сейчас мне так хочется умереть?

Почему другие не чувствуют моего горя?

Моя боль ощутима физически. Это она заставляет мои мысли постоянно возвращаться к одному и тому же. Я почти наяву вижу, как ногти рвут синие прозрачные ручейки вен на руках, а пальцы тянутся к лицу и впиваются в кожу. Я хочу расцарапать его до крови, чтобы эта боль погасила другую - в сердце.

Почему в сердце? Его нет. На его месте зияющая пустота, открытая рана, черная пропасть - рваные края, по которым гуляет холодный зимний ветер. Пронизывающая каждую клеточку стужа.

Снег - пушистый и мягкий, падает и не тает на моих щеках.

Меня больше нет. Я больше не хочу быть.

Мое тело - черная точка на белом и пустынном поле. И моя душа, грустная и чистая от пролитых горьких и безутешных слез, улетает в небо. Ее большие грустные глаза заглядывают в твое лицо. Но меня и раньше не было для тебя, а сейчас и подавно.

Это не ты уехал. Это меня, как сказочную девочку Элли унесло в неведомые дали. Я брожу по улицам чужого города, где никто не знает меня. И я не знаю никого.

Для тебя во мне есть только один недостаток, который ничем и никогда уже не оправдать и не исправить. Он перевешивает все мои достоинства, существующие, и те, которые мне бы пришло в голову приобрести, имей это хоть какое-то значение.

Все мои другие недостатки тобой прощены заранее, какими бы страшными и безумными они ни были. Ты все мне простил, кроме одного. И это перечеркнуло всю мою сумасшедшую, глупую, дурацкую, никому не нужную жизнь.

Я не нужна никому - я не нужна тебе.
Потому что я не мужчина.