Было уже почти два часа ночи, когда телефон истошно затрещал. Вообще-то, Павел привык, что его трудовой день никем и ничем не нормирован. Редкая неделя обходилась без ночных разговоров с пациентами или их встревоженными родителями, которых Павел привычно относил к категории "хуже детей, ну, чесслово". На свою нужность и профессиональную востребованность Павел не роптал, во-первых, потому что свою работу любил (а что еще важного было в его холостяцкой жизни?), а во-вторых, за удовольствие самореализовываться Павел получал и очень приличные гонорары, не в пример своим коллегам, работающим в государственных поликлиниках.
"Доктор, Павел Андреевич, помогите!" - после первого "алле", девочка закричала так, что Павел чуть не выронил трубку. Когда вопль захлебнулся рыданием, Павел опасливо поднес трубку к лицу и сказал: "Пожалуйста, не кричите так, я чуть не оглох. Я вас внимательно слушаю, дорогая, и, конечно же, помогу, чем смогу".
Девочка рыдала.
"Успокойся, дорогая моя, успокойся. Я здесь..." - Павел говорил тихим и ласковым "профессиональным" голосом, - "Я здесь, я рядом, я тебя слушаю. Расскажи спокойно, что случилось. Ну же, давай, перестань плакать и расскажи. Я тебя слушаю. Как тебя зовут?".
"Павел Андреевич, это Катя, вы меня помните? Вы меня от воровства лечили, помните?"
Павел, подбадривая, весело охнул: "Ой, ну, конечно, помню, Катя! Красивая, умная девочка, вся в маму! Но совсем даже и не лечил, а беседовал, и все больше с родителями. Разве не так, Русалочка? Ты волосы-то шикарные не отрезала?"
Павел, действительно, моментально вспомнил, как красивая высокая блондинка в леопардовом Ив-Сен-Лоране изумрудными глазами молила о помощи: "Доктор, наша дочь воровка. Что нам делать?! Сделайте что-нибудь! Вылечите её!" На то, чтобы доказать родителям, что никакие самые лучшие гувернантки, шикарные тряпки и дорогие игрушки не могут заменить их Котёнку родительское внимание, любовь и заботу, что мечты-то все дочкины сводятся к тому, что вот они ВСЕ ВМЕСТЕ, ВСЕЙ СЕМЬЕЙ едут куда-нибудь - понадобилось три месяца! Да, это было... это было где-то так года три назад. Значит, ей сейчас пятнадцать. Господи, что теперь-то: наркотики? беременность?
"Да, Катя, я тебя слушаю, что случилось?"
"Я не могу так сказать. Это не со мной. Мой брат... он... он хочет с собой что-нибудь сделать", - вроде бы успокоившийся голос вдруг опять стал срываться, - "и никого нееет! Он там один в своей комнатеее! Закрылсяяя!"
"Так, спокойно, я уже еду, напомни мне адрес!" - Павел быстро одевался, не выпуская из рук телефонную трубку, - "Иди к нему под дверь и спокойно спроси что-нибудь самое простое, ну, например, что-нибудь по математике попроси тебе помочь, подсказать, как пример решить. Поняла меня? Я буду через пятнадцать минут".
Что-то подсказывало, что все очень серьезно, и где-то там сейчас пока еще незнакомого парня "колбасит не по-детски". Дурацкое выражение! Взрослые придумали, точно. Уж Павел-то мог порассказать как "колбасит" детей - какими одинокими, брошенными, забытыми и ненужными порой ощущают они себя! Павел разволновался. Выруливая со двора, он позвонил с мобильного телефона. Катя ответила сразу же: "Да, я здесь!" Она не плакала: "Ну, я учебник какой-то схватила и побежала к нему, стала стучать и просить про математику, как вы сказали..." "Ну, а он? Ответил?" "Сначала молчал долго, а потом сказал: "Ты что, Катька, с ума сошла, лето же - какие примеры?!" "Ну? А потом что?" "А потом сказал, что отстань от меня, ненормальная, я спать хочу. И музыку вырубил".
"Ну, вот видишь, Катя, все нормально! Время-то уже позднее... человек спать хочет, ничего страшного".
"Да нет, вы не понимаете! У него голос, как у мертвого!"
"Катя, у мертвого уже никакого бы голоса не было. Ведь правда же? Сколько ему лет? Семнадцать? Ну, вот и замечательно. Замечательный возраст. Дорогая, ты теперь опять подойди к двери и скажи опять спокойным голосом ещё что-нибудь, ну, например, спроси, покупал ли он сегодня хлеб? Ну, или куда он хлеб положил, а то ты очень проголодалась, а хлеб найти не можешь? Поняла?"
"Поняла, Павел Андреевич", - изменившимся, каким-то слишком спокойным, голосом согласилась Кати, - "значит, вы не приедете? Так?"
"Нет, не так, дорогая моя Русалочка, я уже еду и буду минут через пять-десять. Успокойся и иди к брату. Как его зовут? Ага, вот и иди к Жене".
В половине третьего Павел был на месте. Оказывается, он хорошо помнил этот дом и эту двухэтажную, огромную квартиру - хай-теково шикарную и совершенно неуютную. Катя изменилась. Худющая и стильно-подиумная "барби в джинсах" с испуганными детскими глазами на красном зареванном личике - она схватила Павла за руку и потащила на второй этаж: "Я все делала, как вы сказали. А он молчит. Может дверь сломать надо?"
"Нет, разыграем сейчас твоего Женю. Поняла? Если надо будет, ты мне подыгрывай. О`кей? Если что, я тебе знаки буду делать, а пока - молчи!".
Павел стоял перед безмолвной черной дверью и прямо-таки кожей ощущал за ней беду. Катя крепко держала его за руку, как будто боялась, что Павел вырвется и убежит.
"Все будет хорошо", - неслышно, одними губами прошелестел Павел и вдруг громко и властно, так что Катя вскрикнула от неожиданности и отпустила его руку, сказал: "Давай, детка, одевайся быстрее!! Давай, давай, быстро одевайся и собирай вещи. Мы уезжаем!"
"Ннно, я же ннеее могу", - испуганно блеяла Катя.
"Я что сказал?! Быстро собирайся!" - Павел был груб и нетерпелив. - "Сколько я должен ждать еще?!". Он звонко хлопнул в ладоши прямо перед Катиным носом. От неожиданности она дернулась и стукнулась затылком об дверь. Через секунду дверь щелкнула и распахнулась. "Что здесь происходит?! Катя? Что это? Кто это такой?!" Не давая никому опомниться, Павел, схватил парня за футболку, и, увлекая всей своей массой в центр полутемной комнаты, повалил его на кровать. Минуту в комнате творилось нечто: Катя визжала, парень мычал и яростно отбивался коленями и головой, Павел матерился и, навалясь всем телом, в пылу борьбы незаметно ощупал вены на сгибах локтей "клиента". Все нормально. Женя исхитрился больно укусить "нападавшего" за плечо. Клубок с грохотом распался по разные стороны широкой кровати. Оба, запыхавшись, вскочили на ноги и молча уставились друг на друга.
Павел, не отпуская взглядом глаза "клиента", изобразил холодную ярость: "Катя, это - кто? И что он здесь делает?"
"Я её брат! И я здесь живу!" - срывающимся на фальцет голосом выкрикнул Женя. "А вот вы кто - грабитель?!"
"А я - её муж!"
"КТО-О-О?!"
"МУУУЖ! Гражданский пока, но мы распишемся в ближайшее время. Да, Катя?!"
Наступила почти театральная пауза: июньская ночь, когда за окном уже скоро рассветет, на сцене замерли странным треугольником актеры. Вопросительно-требовательные взгляды соперников - семнадцатилетнего мальчика и сорокалетнего мужчины - обращены на Катю, молчащую и для верности закусившую зубами нижнюю губу... Бог их знает, этих докторов, какие у них методы! Лишь бы помогло...
"Ага! Ну, ты урод, ну ты попал! Значит, жениться решил на ней, извращенец? А ей пятнадцать лет. Да как ты мог, скотина, она ж еще ребенок совсем, ну и что, что дылда?! Эх, Котенок, вот уж я от тебя такого не ожидал, сестренка! Что с родителями будет от такой новости?"
"Я от тебя тоже не ожидала! Такого! А от ТВОЕЙ новости что с ними будет?" - Катя сорвалась на крик. Павел, молча наблюдал, по правде говоря, так и "не въезжая" в ситуацию до конца. - "Я читала твой дневник, Женя, я все знаю!" Она замолчала, а когда заговорила опять, голос у нее был такой... Катя говорила жалобно, просяще, как будто умоляя брата ей поверить: "Это никакой не муж мой, это доктор, Павел Андреевич, он тебя вылечит. Женечка, он тебя спасет, ты станешь нормальным". Женя, так похожий на сестру, высокий и худой, жалкий взъерошенный гусенок, вдруг неуклюже повалился на кровать и заскулил, зарывшись лицом в подушку.
"Павел Андреевич!! Женя занимается сексом с мужчинами!"
"Ну и что в этом ужасного, Катя?" - Павел удивился такой развязке, но ничем своего удивления не выдал. Выдержав спокойную паузу, он продолжил, - "Известный тебе Петр Ильич Чайковский тоже занимался сексом с мужчинами. Разве это как-то ухудшило его прекрасные произведения? А вот зато непонимание его близких и родных сделало Чайковского значительно менее счастливым, чем он был достоин. Да. А другого известного тебе человека - тонкого, ироничного писателя Оскара Уальда - такое же непонимание буквально уничтожило. Вот это, действительно, ужасно, Катя. И знаете что, мои дорогие, одно из самых красивых стихотворений о любви, которое мне довелось прочитать..."
Не дослушав, Катя подошла к кровати, встала на колени и, обнимая спину и плечи сотрясаемого рыданиями брата, стала целовать стриженый затылок: "Я тебя люблю, Женечка! Тебя все любят, все! И родителям же можно пока не говорить, чтоб они не волновались? Ты же не сделаешь с собой ничего? Женя! Живи, как тебе хочется. Но ты же не сделаешь, как написал там?! Ну, пообещай, мнееее!" - она уже всхлипывала громче брата. А Павел наконец-то понял, что вот она беда-то, раскрылась окончательно: парень боролся с собой, боролся не на жизнь, а на смерть! Статистика неумолима: количество подростковых суицидов увеличивается. Конечно, думал Павел, я должен быть спокойным и бесстрастным - профессия обязывает - но сколько раз ему хотелось кричать: "Люди! Да что ж вы делаете?! Это ж ваши дети - дайте же им больше своей любви! Не уничтожайте свое будущее своей же глупостью, непримиримостью и жестокостью!" Тысячи Кать и Жень погибают из-за своего детского одиночества, из-за чувства вины за то, что не такой, как надо, из-за страха и унижения, из-за того, что просто не нашлось рядом близкого человека, готового услышать, понять и принять...
"Все хорошо, дорогие мои! Женя, ты совершенно здоров. Еще в 1958 году выдающийся психиатр Гизе доказал, что гомосексуальность - не болезнь! А вот беспорядочные связи - во вред всем - и геям, и не геям. Да, Катя, ты меня понимаешь?".
"А я что, Павел Андреевич? Я ж ничего такого еще..." - обиженно отозвалась девочка.
"Ну, это я так, на всякий пожарный случай напоминаю. Вы ж и сами знаете... Катя, вообще-то читать чужие дневники - тоже не есть правильно, но, все-таки, как нам всем повезло, что ты такая прекрасная у нас есть, правда Женя? Может, лет через пять, когда потолстеет хоть чуть-чуть, я бы на ней женился, как считаешь?"
"Да берите её, Павел Андреевич, лучше сейчас - откормите хоть, а то дома она на диете, ничего не ест, фигуру бережет!"
Ну вот, уже смеются. Дети. А родители, так еще хуже детей, чесслово! С Женей, конечно, придется поработать, ну месяц, полтора, а вот сколько времени уйдет на Жениного папу - Павел мог только догадываться...
* * *
История эта, случившаяся пять лет назад, имела свое продолжение. Родители, действительно некоторое время пребывали в шоке, потом смирились. Женя той же осенью уехал учиться в Лондонский Университет искусств и дизайна (The London Institute of Arts end Design), а сейчас проживает в Париже. Катя учится на третьем курсе факультета психологии МГУ.
Павел наконец-то защитил докторскую. В его кабинете на почетном месте висит картина работы модного нынче художника Эжена Малана (Eugene Malin) "Русский Конфуций" - стилизованный под древнекитайскую гравюру портрет Павла, сбоку выведены "иероглифы":
(Син Хым, XVI н.э.)
Женя нашел свое самое красивое стихотворение о любви. Или о дружбе? Или о благодарности за душевную близость и участие?
Впрочем, важно ли, о чем стихотворение? Женя нашел себя. А увлечение восточными штучками у него с детства - Катя говорит...