Они шли вместе, но чувства каждого из них текли в различных руслах. Они отличались как "да" и "нет", как "за" и "против", противореча друг другу, и были далеки как небо и земля. Один хотел любви, другой колебался в непостоянстве. Их звали Дима и Олег.

Подойдя к небольшому, но известному на всю гей-Москву ресторанчику "У Nicolya", они встретили у его дверей Стаса, переминающегося с ноги на ногу от холода и сквозного ветра. "Он похож на зяблика", - почему-то подумал Дима. Низко опустив голову, Стасик старательно изучал свои замызганные ботинки. Дима с Олегом опоздали на целых 40 минут. Олег, на ходу придумывая извинения, подскочил первым и с чувством пожал руку предмету своей недавней страсти. Страсть же нынешняя стояла в стороне, наблюдая сцену, и старалась держаться невозмутимо.

Легким кивком головы Стас приветствовал Диму. Оба чувствовали себя немного не в своей тарелке. Стасик, замёрзший от длительного ожидания, поскорее пропихнулся вперёд и первым всучил одежду молоденькому гардеробщику. Получив номерок, он стал в сторонке и ждал, пока Дима и Олег повесят одежду. Олег тут же улизнул, чтобы привести себя в порядок. По своей пижонской привычке он всегда считал, что недостаточно хорошо выглядит - словом, уделял своей внешности слишком много внимания. Диму иногда это раздражало. Он подошёл к Стасу:

- Пойдём?

- Ага... - едва выдавил из себя Стас.

Не умея начать разговор с Димой, он решил избрать самую банальную и вполне безболезненную для своей неловкости тему - погоду.

- Как-то не по-осеннему сегодня... - сказал Стас, поёживаясь, как бы в подтверждение того, насколько ему холодно.

- Да.... А Николину гору совсем завалило снегом, - ответил Дима, копируя его мечтательный тон.

Вскоре перед ними, словно факир, возник Олег, бодрый, приятно пахнущий и, как всегда, готовый на подвиги.

Компания уселась за угловой столик. Олег деловито подозвал официанта и заказал что-то из еды. В свойственной ему, нагловато-непринужденной манере он начал рассказывать Стасу последние новости о каких-то их общих знакомых. Пустое "ля-ля" длилось около получаса. Принесли заказ. После пары бокалов вина разговор стал оживленнее. И тут Олег выпалил свою идею:

- Представляете, мы с Алешкой Воропаевым хотим снять мальчика на Китай-городе и порисовать на его теле красками.

- Кажется, это называется бодиартом... - ехидно вставил Дима.

- Нда... А потом поить его коньяком и вести с ним буржуазные беседы. Хахаха! Каково? - Олег плутовски подмигнул Стасу и с видом эстета подлил ему еще вина.

- Ой, да если вы мне дадите 600 рублей, - отчего-то Стасик стал сильно тянуть гласные, - можете на мне что угодно рисаавать! - он быстро захмелел, и в его глуповатых глазках загорелась алчность.

- Ну что ж, если Магомет не идёт на Китай город, Китай-город идёт к Магомету! - тем же хабальским тоном парировал Олег.

Все обернулись, потому что в этот момент вошёл Алеша Воропаев. Его тут же усадили за столик, шумно вводя в суть разговора. Алешенька Воропаев, милый интеллигентный мальчик с розовым женственным личиком, сын московской богемы, захваченный всеобщим авантюризмом, произнес свой штрафной тост и выразил горячее желание осуществить эту идею сегодняшней же ночью! В течение следующего часа, они обсуждали, что и как они будут рисовать на худощавом теле Стасика, которое судя по его залихватским рассказам, немало повидало. От его первоначальной робости не осталось и следа.

Дима отстраненно наблюдал за всеобщим весельем. Глядя, как Стасик смешно жестикулирует, он тихонько хмыкнул и про себя заметил: "Парнишка явно переигрывает...".

Поскучневший и немного забытый своим бойфрендом, Дима все чаще поглядывал на часы. Он понимал, что больше не может здесь находиться. Не доев свое клубничное суфле, он встал и сказал:

- Мне надо домой.

Он был обижен и раздосадован - Олег как всегда, в своем репертуаре...

- Сейчас мы тебя до метро проводим, все будет окей. Ну, малыш? - Олегу явно не хотелось уходить так рано.

- Ребят, короче, сейчас проводим Димку и едем ко мне в Мытищи!

- Наа тачке?

- Ну не на метро же, Стасик...

Они честно проводили Диму до автобусной остановки, Олег даже скроил жалостливую рожицу по поводу скорой разлуки, он был мастер на такие дела. А потом все, без Димы конечно, поехали предаваться разврату в Мытищи. Впоследствии выяснилось, что разврат не удался. Стасик их обломал - он слишком напился. Кончилось это все, конечно, банальнейшим групповым трахом и головной болью наутро.

Дима даже почувствовал некоторое облегчение от того, что они так быстро отделались друг от друга. Он достал пачку сигарет - скорее, по инерции. Курить как-то расхотелось.

- Черт!.. - Дима швырнул пачку в урну. Поднял воротник пальто и быстрым шагом пошел в сторону метро.

Он сидел в полупустом вагоне и вспоминал сегодняшний вечер. Все эти мысли, мелькавшие в сознании подобно разрозненным несвязным кадрам, вызывали в нем лишь отвращение, брезгливость и какую-то ужасную усталость. Он все больше понимал, что они с Олегом не смогут быть вместе. Олег совсем не его случай. Теперь ему стало даже странно, что могло их свести вместе, таких непохожих и таких чужих друг другу. Олег - тусовщик и транжира, он был нежадным до денег и охотно тратил на приятелей - но на поверку оказался обыкновенной посредственностью, несмотря на весь свой лоск и мнимую богемность.

Напевая про себя песенку Бори Моисеева, про то как, расставляя в гостиной треножник, кто-то своего добиться умел, Дима обратил внимание на сидящего напротив интересного парня с небольшим этюдником у ног. Одет он прилично, даже дорого. Только странновато как-то, непохоже на то как одевается большинство. На секунду Диме даже показалось, а вдруг это какой-нибудь герой Кафки или Сартра, мистическим образом материализовавшийся в нашу действительность? "Безупречный вкус..." - подумал Дима и почему-то посмотрел на его замшевые ботинки.

Поймав на себе изучающий взгляд Димы, тот не отвел глаз. Было что-то в этом взгляде... что-то, что внушало доверие, желание открыться и принадлежать ему бесконечно и всецело.

И Дима неожиданно для себя завел с ним разговор. Так бывает иногда в жизни: такие разговоры, такие вот странные встречи в ночном метро...

Минут через десять они уже говорили как старые друзья. Удивительно и вместе с тем так хорошо... не нужно было что-то придумывать, не нужно было бояться, что тебя как-то не так поймут. Они просто говорили, говорили и смотрели друг другу в глаза.

Володя, так звали его ночного знакомого, он был художник. Настоящий талантливый художник. Такие люди как Владимир просто по определению не могли быть бесталанны. И дед его тоже был художник, точнее скульптор, какой-то очень известный.

Володя сказал, что сегодня мастерская его деда пуста, что он ночует там иногда, когда хочет поработать или просто побыть один. Дима втайне очень хотел поехать туда, к нему. Где полумрак и мистика теней от скульптур, где по ночам бродит вдохновение. Он желал этого так истово, что ему стало даже немного страшно своей импульсивности. Он не надеялся, что Володя пригласит его, но Володя сказал, что они могли бы...

Дима, слышал его мягкий голос и свой, такой незнакомый, словно кто-то другой говорил за него - он конечно ответил "да".

Вот оно, серое здание сталинской эпохи. Надо было пройти мимо будки консьержки и сделать очень приличное лицо. Ну так, чтобы не беспокоить придирчивую старушку.

Они вошли в темную мастерскую и не сразу нашли свет. Пара секунд замешательства... их руки так смешно путались в темноте... но вот маленький светильник найден.

- Давай-ка сделаем что-нибудь поесть? - сказал Володя, ища спички.

- Да я, в общем, не голоден...

- Ну уж нет, мы обязательно перекусим. Кстати, здесь где-то была бутылка вина. Вермут. Ты любишь?

- Неет... - Дима поморщился.

- Я тоже, - и они рассмеялись. - Просто у деда осталось тут, после гостей. Отмечали его выставку.

Дима посмотрел на стоящую на полу большую картину.

- Твоя?

- Ага... Нравится? - Володя серьезно посмотрел на Диму.

- Да.

Сюжет... да нет, даже не сюжет - просто цвета, экспрессия и это странное лицо с пронзительным взглядом... - Диме казалось, что ему это все уже когда-то снилось. А может быть он просто устал.

- А ты рисовал когда-нибудь?

- Нет, что ты, я не умею.

- Тебе обязательно надо попробовать.

- У меня не получится...

- Прекрати. Обязательно получится!

- Почему ты так уверен?

- В тебе есть художественное чутье.

- Откуда ты это знаешь? - Дима чуть отвел глаза.

- Понимаешь... Я это вижу.

Дима пытался разгадать его взгляд и все думал, чем же закончится это ночное приключение?

- Так, я даю тебе лист бумаги, краски и только попробуй сказать, что у тебя не получится.

Володя уже придвигал мольберт. Его увлеченность передалась Диме, так что он вскоре совсем перестал волноваться по этому поводу.

- Ты поможешь мне? - Дима неумело взял кисть в руки.

- Конечно! Главное, не думай ни о чем. Просто пиши свои чувства, следуй за настроением.

Дима окунул кисть в какую-то краску и робко провел линию на бумаге. Он обернулся.

- Ты выбрал ультрамарин?.. - Володя обхватил ладонью подбородок и внимательно посмотрел на линию. - Таким цветом можно описать многое: надежду, печаль, даже страсть. Пусть это будет гризайль - никаких других красок - только суть и ничего больше.

- Мне мешает кисть...

- Пиши пальцем.

- ?

- А что, даже техника есть такая. Ну же... давай...

Диме показалось, что в этом его "ну, давай" и в этой странной паузе было что-то большее, что-то, о чем они никак не могли заговорить. Хотя и так все уже было понятно, иначе зачем Володя пригласил его к себе?

Дима отложил кисть в сторону:

- Сними, пожалуйста, рубашку.

- Что? Что ты задумал? - Володя мило улыбнулся в ответ - Ну, пожалуйста... Снимаю.

Володя стоял против света - и Дима, глядя на его темный силуэт, вспомнил его недавние слова: "...только суть и ничего больше...". Он подошел к Володе совсем близко и слегка коснулся его торса.

- Ты хочешь... рисовать меня? - голос Володи стал как-то теплее.

- Я хочу рисовать НА ТЕБЕ.

- Кажется, это называется бодиарт... - они улыбнулись друг другу. И Дима подумал: "Откуда он все знает про меня?".

Дима выдавил немного краски на руки. Грудь, плечи, живот - Дима узнавал понемногу каждую часть его тела, бережно оставляя неразгаданное на потом.

- Я сейчас. - Володя тоже взял краски.

Прямо на глазах их тела преображались, в переплетении линий и фантазийности сюжетов, они все больше теряли привычную человеческую форму, становясь похожими на фигуры каких-то инопланетян. Они растворялись в ультрамариновом пространстве, подобно дымке, проникая друг в друга и в этом единении не было ничего лишнего, только суть.

Это было три месяца назад. А теперь та ночь стала воспоминанием, пронзительным чувством, где-то там, в груди. Она учащенным биением сердца давала о себе знать, делая окружающий мир каким-то чужим и невыносимым без него, без Володи.

Дима изменился за это время. И хотя они с Олегом так и не разошлись, никто из них не выказывал особого рвения к встречам. Да и надо ли?

Каждый раз, когда Дима хотел набрать Володин номер, его что-то останавливало. Он боялся, что все окажется совсем не таким, как тогда, ночью в мастерской. Прежде всего, Дима не был уверен в себе - едва ли он будет интересен Володе, чья жизнь так полна и талантлива.

И вот как-то утром в новостях он узнает, что на Арбате открылась выставка бодиарта. "Молодой художник Владимир Д-ов в очередной раз шокирует общественность, представив на суд публики не полотна, а живые тела моделей, расписанные тут же, на виду у посетителей..." Гомосексуальность темы муссировалась корреспондентом с особым тщанием.

- В своих работах вы широко используете один цвет...

- ...ультрамарин.

- Да-да... Такая графичность несколько несвойственна вашему прежнему стилю. Что это? Дань творчеству Марка Шагала, которого Вы считаете своим духовным наставником, или этот цвет имеет для Вас какой-то особый смысл, что-то глубоко личное?

- Скорее, личное... - Володя посмотрел в камеру прямо, как тогда, в метро, в ту ночь, когда они встретились с Димой.

- Я попытался зафиксировать внимание зрителя на главном. Слишком сложная палитра отвлекла бы от сути того, что я хотел сказать...

И тут Дима все понял. Сомнений уже не оставалось. Он точно знал, что должен встретиться с ним еще раз. Иначе просто не могло быть. И пусть это будет еще одним эпизодом, маленьким полуночным этюдом в сумеречном пространстве старенькой мастерской, но это нужно им обоим, теперь он знал наверняка. Он купит голубых роз, непременно голубых, и поедет туда, где он впервые ощутил себя художником.