Лучше бы я тогда застрелился. И не было бы этой скверной истории, остался бы в живых человек, не тратил бы я сейчас ваше время..... Разрешите закурить? Спасибо.

Начну, пожалуй.

Истории этой уже около года. В один из сентябрьских дней я просматривал дела заключенных, поступивших с нового этапа. Всегда стараюсь следить за расселением новеньких, чтобы в каждом корпусе колонии были сидельцы с разными сроками. Таковы у нас инструкции.

Среди других папок с делами была и такая: молодой паренек двадцати двух годков от роду попал к нам в колонию по статьям "грабеж" и "непредумышленное убийство". Судим впервые. Убитый - владелец одного достаточно известного в узких кругах гей-клуба. Парнишка под видом партнера на ночь затесался к мужичку домой и распил с ним спиртное, подлив тому в рюмку сильное снотворное. Потом обчистил квартиру и был таков. У потерпевшего оказалось больное сердце, он так и не проснулся. Спустя пару дней труп обнаружили родственники. Делом занималась Петровка, там быстро отработали все версии и знакомства покойного, и по приметам нашли преступника, которого привезли к нам этим этапом. Позвонив администратору, я попросил привести нового заключенного ко мне в кабинет. Там ответили, что он еще не прошел санобработку, что означает: новоприбывший еще не был в душе, не побрит и не переодет в казенную одежду.

Я решил - тем лучше, посмотрю на него, как он выглядел на воле.

И вот парня привели. Вошел он походкой легкой и небрежной, словно и не под конвоем вовсе, а так - погулять вышел. Среднего роста, стройный, с широкими плечами и узкими бедрами. Одет в серенький заношенный свитерок и джинсы. Как только ему сообщили, что сейчас надо будет заполнить досье, стоять передо мной столбом, как большинство новеньких, он не стал: сразу сориентировался и подвинул стул, стоящий в углу. Аккуратно, я бы сказал грациозно, приземлился на него. И уставился на меня.

Фамилия у него была татарская, но по виду он больше напоминал цыгана. Смуглая кожа, темные глаза под густыми бровями, сросшимися на переносице, трехдневная щетина, прикрывающая нижнюю часть лица, лохматая грива чуть вьющихся черных волос. Я мысленно сразу ему кличку дал - Цыганок.

Когда начал задавать ему вопросы для заполнения досье, на его лице не возникло ни тени напряженности, которая обычно бывает в первый день в нашем заведении, скорее напротив - весь его вид подтверждал, что основные события закончены, а эта колония - просто рутина на несколько лет и не более того.

При ответе на один из вопросов он пожал плечами и улыбнулся. Обычно у меня в кабинете заключенные не улыбаются, а в лучшем случае ухмыляются. А Цыганок улыбнулся как-то особенно, широко, от души. И в этот момент я обратил внимание на его губы. Первый раз в жизни видел, чтобы у мужчины были губы столь безукоризненной формы: в меру полные с ярко выраженными верхними изгибами. Ох, такими губами - да девок целовать! Но, судя по характеру преступления, женщины этого парнишку мало интересовали. Так же, как и меня.

Мы имели несчастье быть с ним одного роду-племени тех бедолаг, которых питают страсть к лицам своего пола. Конечно, свою природу я ото всех скрывал. Ни отец, ни сестра, ни друзья, не могли взять в толк, почему я не женился. Пожалуй, только мать догадывалась, да и то уже ближе к смерти, когда не дождалась внуков. Возможно, что сам бы я никогда не выбрал военную профессию, ибо в ней для меня велик соблазн - постоянно находиться рядом с лицами своего пола. Но отец, не спрашивая, отправил меня с одиннадцати лет в военное училище. Он считал, что я обязан продолжить династию. Находясь среди военных, я вынужден был давить в себе сладостные чувства, возникающие при виде молодых красивых тел. Получив чин полковника, я пришел работать в тюремную систему, а два года назад был назначен начальником колонии. Я искренне надеялся, что рядом с ворами и убийцами сумею до конца подавить в себе пагубные соблазны. Но, взглянув на новенького, окончательно понял, что ошибся.

Его губы, стройное тело, грива черных волос - все это великолепие вселилось в мою голову и покидать ее никак не хотело.

Начиная со следующего дня, я стал исподволь за ним наблюдать. Во время утренних и вечерних построений я подходил к окну и высматривал его среди других.

Одетый в арестантскую одежду и обритый наголо, он уже мало напоминал недавнего посетителя. В мешковатой темно-синей куртке и такого же цвета широких брюках он выглядел нелепо. Цыганок был зачислен на работу в цех по производству рыболовных снастей, как и большинство заключенных. Но легкая походка, с которой он каждое утро шагал на работу как на прогулку, напоминала мне его первый образ и выделяла из остальных.

Проходили дни и недели. С того момента, как в колонии появился Цыганок, жизнь моя как будто ускорила темп. Чувства обострились, мысли прояснились, энергии прибавилось. Я рассматривал дела, расселял людей, следил за графиками работ и проверок, и вся эта конторская текучка не приносила никаких хлопот.

У меня появилась привычка приурочивать окончание своей работы ко времени возвращения с работ заключенных, чтобы какое-то время курить у окна, наблюдая за событиями на территории колонии.

Я следил, активно ли Цыганок общается, с кем именно, а главное - пытался угадать - знают ли сокамерники о его ориентации.

По тюремным понятиям гей будет растерзан, если он в самом начале, с первых минут пребывания в камере, не признается в этом публично, а об этом станет известно позже. Даже прикоснувшийся рукой к такому сам переходит в касту "петухов", которых нельзя касаться руками, а бить можно только ногами.

Судя по тому, что Цыганок шагал в первых рядах при построении в столовую, никто о его тайне не знал. Что же, это делало честь его сообразительности. Утаить такой факт для арестанта крайне трудно. Сведения о делах разносятся с первых же дней пребывания новенького, и надо иметь немало ума и сноровки, чтобы истолковать свое дело в более выгодном свете.

Я, конечно, приложил руку к тому, чтобы сразу спрятать его дело: просто запер эту папку в одном из ящиков стола.

Но этого же мало! Цыганку важно было ничем не обнаружить своих сексуальных предпочтений ни взглядами, ни действиями, что крайне сложно для молодого человека.

Мне до боли становилось жалко Цыганка. Насколько же надо быть осторожным, чтобы не превратить свой восьмилетний срок в сплошное хождение по мукам!

Где-то ближе к зиме я стал замечать, что Цыганок водит дружбу с одним из зеков по кличке Казнокрад, который попал сюда за финансовые махинации и был одним из немногих имеющих высшее образование. Раньше Казнокрад предпочитал держаться особняком, по наблюдениям "стукачей" был достаточно угрюм и неразговорчив. Что общего было у него с Цыганком? Но они всегда уходили с работы вместе. По дороге шли неспешно, всегда что-то оживленно обсуждая. Казнокрад бесконечно улыбался и с удовольствием прикуривал у своего товарища.

Может быть, они раньше знали друг друга? А что если предположить, что Казнокрад такой же "затихаренный" гей? Во мне зашевелилось что-то вроде ревности.

Я серьезно задумался над тем, как бы незаметно приблизить Цыганка к себе и, подробно его изучив, либо решиться на дальнейшее сближение, либо разочароваться в нем и, наконец, успокоиться.

Как иногда бывает, помог случай. В середине ноября мой тогдашний секретарь вышел по амнистии за примерное поведение, образовалась вакансия, которую я предложил Цыганку.

Вызвал его к себе и рассказал о работе, суть которой сводилась к тому, чтобы

сортировать корреспонденцию, отправлять пришедшие почтовой машиной посылки по корпусам колонии и печатать письма в разные инстанции.

Пока я рассказывал, Цыганок молча слушал, разглядывая помещение. Когда я закончил свой инструктаж, он посмотрел на меня и спокойно сказал:

 - Мне у вас нравится. Я согласен.

При этом улыбнулся той самой улыбкой, которая застряла у меня в памяти в первую нашу встречу. И у меня возникло ощущение, как будто это он выбрал меня, а не я его.

На следующий день он пришел ко мне к восьми утра, как и было оговорено. Вернее, он даже не пришел, а как будто влетел, принеся с собой заряд молодой энергии. Деловито подошел к столу, подвинул к себе одну из стопок корреспонденции и спросил:

 - Можно приступать?

 - Можно.

Мне стало смешно от такого рвения. Конечно, чистая конторская работа гораздо комфортнее, чем шумный и грязный цех по производству рыболовных снастей.

А может, он испытывал ко мне симпатию? Как бы то ни было, его настрой не мог не радовать.

Так проходили дни. Цыганок работал быстро и справно, но никогда не лебезил. И до того времени, когда я разрешил называть меня по имени и отчеству, обращался ко мне исключительно "гражданин начальник". На мой вопрос о семье он кратко ответил, что матери лишился в 14 лет, а отца не знал никогда. Он избегал обсуждать сокамерников или подробно рассказывать о себе. Тем временем, я все больше и больше убеждался, что Цыганок неглуп и с ним можно иметь дело.

В административном корпусе издавна имелся подвал. Одно время он использовался для хозяйственных нужд: в нем хранили запасы строительных материалов. Через какое-то время пора ремонтов закончилась, материалы были использованы и, как это бывает, частично разворованы, а подвал остался пустовать, всеми благополучно забытый.

Вот в этом подвальчике с помощью Цыганка я начал оборудовать комнату.

Мы вкрутили лампу, отмыли стены, притащили в комнату широкий диван, стоявший раньше в вестибюле на первом этаже и небольшой журнальный столик. Однажды Цыганок поинтересовался, для кого эта комната. Я отшутился, что возможно он узнает это позднее...

Сказать "Для нас" я пока не решался. Но в это же время предчувствовал скорую развязку событий... Иногда я словно со стороны наблюдал, как мой разум вел борьбу со страстью и, возмущаясь изо всех сил, кричал, что я старый дурак-сластолюбец, рискующий своей репутацией, да что там репутаций - всей дальнейшей жизнью для того, чтобы связаться с парнем, принадлежащим к преступному миру.

Накануне Нового года я поинтересовался: получал ли Цыганок посылки. Оказалось, что со времени его поселения к нам ни одной передачи к нему не приходило.

И тогда накупил я всяких вкусностей - мяса, фруктов, вина - и после работы позвал его в отремонтированную комнатку отметить наступающий праздник. Я заметил, что шел он туда неохотно, словно повинуясь. Радости на его лице при виде продуктов я не увидел.

Некоторое время мы сидели и молча курили... Легкий разговор "ни о чем" не клеился, собеседник явно был напряжен. И тогда я открылся ему. Сказал, что давно за ним наблюдаю, что знаю о его ориентации и хочу сделать его своим партнером.

Я замер от ужаса при мысли, что Цыганок сейчас рассмеется мне в лицо...

Но он подошел поближе, сел напротив меня на корточки, обхватив руками колени и, улыбаясь, стал смотреть мне в глаза.

 - Знаешь, - начал он, сразу перейдя на "ты". - Ведь я было подумал, что ты из меня стукача хочешь сделать за кормежку. Если речь только о сексе, то надеюсь тебе будет хорошо со мной...

Огромная тяжесть упала с моих плеч. Дальше все было легко и просто. Его тело, ослепительно молодое и гибкое, легко отзывалось на мои прикосновения. Как будто все полгода неволи оно жаждало этой минуты. Мы были полностью раздеты, когда на его левой лопатке я увидел татуировку в виде шпаги, обвитой змеей. Было заметно, что сделана она давно. Краски потускнели на фоне смуглого от природы тела.

Я поинтересовался, что это значит.

 - Змей-искуситель, - был ответ.

В искушении этот парень действительно был силен...

Наши встречи стали регулярными. Мы спускались в подвальчик в то время, когда происходил пересменок караульных, а выходили непосредственно перед вечерним построением. Нам определенно везло с конспирацией, поскольку всегда удавалось

пройти незамеченными.

С ним я почувствовал себя моложе. Необыкновенная нежность переполняла меня.

Своими ласками Цыганок умел доставить такое удовольствие, что воспоминания об этом до сих пор вызывают восторг.

В общем, я был доволен и даже счастлив... Да, счастлив.

Однажды Цыганок пожаловался, что смотрящие подозревают его в стукачестве, поскольку он частенько пропадал в вечернее время. Догадывались они о настоящей причине или нет? Думаю вряд ли. Но мне пришлось сделать наши забавы более редкими и перенести их на дневное время.

И вот как-то раз, спускаясь с ним в подвал, я заметил наши отражения на светлой стене коридора. Длинные, четкие, серые тени на фоне решетчатых окон. То ли настроение в этот день было не ахти, то ли мнительность пробудилась, но мне стало жутковато... Я вдруг явственно почувствовал, что все хорошее, что есть у меня в жизни, сосредоточилось в этом подвале - с этим человеком и за этими решетками. Но ведь это неправильно! Так не должно быть! И это обязательно кончится. Причем плохо кончится.

"Тебе будет хорошо со мной", - сказал он вначале, и мне действительно было хорошо. Слишком хорошо, чтобы продолжаться долго!

 "Тебе будет хорошо со мной", - наверное, так он говорил всем своим клиентам, в том числе и тому владельцу гей-клуба, убитому изрядной долей отравы. Проститут... Он ведь работал мальчиком по вызову. Надо, надо как-то разрывать эту связь. Но... черт, но как же я к нему привязался! Он стал для меня наркотиком.

Я хочу вас спросить: верите ли вы, что в любви один любит, а второй лишь позволяет себя любить? На сорок шестом году жизни я таки понял его справедливость. Тот, кто любит меньше, всегда диктует свои условия. И беда тому, кто за это готов пойти

на преступление...

У вас есть попить? Пересохло горло. Я скоро закончу свой рассказ. Осталась самая тяжелая его часть. Сейчас соберусь с мыслями и продолжу....

Приближался день его рождения, шестое июня. Где-то за неделю я спросил, что он хочет получить в качестве подарка. Я ожидал, что он попросит что-нибудь из вещей, но ответ поверг меня в изумление:

 - В ресторан хочу. Очень!

Я засмеялся и спросил, как он себе это представляет. Выехать за стены колонии, можно только имея справку об освобождении. А кроме этого до ближайшего города около ста километров.

Цыганок пожал плечами:

 - Ты же спросил, ну я и ответил... Думаю, что ты сможешь все!

При этом он скромно потупил голову и улыбнулся своей очаровательной улыбкой. Рассердиться на него было невозможно. Ударить перед ним "в грязь лицом" тоже не хотелось. И я решил попробовать. Сделал звонки, поднял кое-какие связи, и, в конце концов, мне удалось раздобыть чистый синенький бланк с печатью городского отдела уголовного розыска. Туда вписал, что судимый в процессе несения наказания узнал подробности чужого нераскрытого дела, в связи с чем вызывается для дачи показаний.

Я сообщил администратору, что заключенного доставлю сам: у меня тоже, дескать, есть там дела...

Да, я понимал, что совершаю должностное преступление. И если об этой "липе" узнает кто-то третий, не миновать мне трибунала. Но я убеждал себя, что если буду вести себя осторожно, никто не узнает.

Для выхода "в свет" я прикупил Цыганку джинсы, ремень к ним, и рубашку с короткими рукавами.

И вот в день рожденья я вызвал его в кабинет. Закрыл дверь на ключ и начал выкладывать подарки на стол. При виде вещей глазенки его оживились, но скоро потухли.

 - Спасибо, но где я буду это носить?

 - На воле, - невозмутимо ответил я, глядя на него в упор. - Ты ведь этого хотел?

На мгновение он замер. Удивленно вскинул брови и схватился рукой за лоб, словно от этой новости у него закружилась голова. Потом широко улыбнулся и тихо произнес:

 - А ты не шутишь? Мне же еще семь лет осталось....

Так и есть, он подумал, что я совсем его отпускаю. Шутки-шутками, но, откровенно говоря, я понимал, как хреново мне будет без него.

- Ты в ресторан хотел? Ну, так мы туда едем. Или это тебе уже не надо? - деловым тоном осведомился я.

 - О, конечно надо!

Он начал скидывать с себя тюремную одежонку и облачаться во все новое. К счастью, с размерами я не прогадал. Через пару минут передо мной стоял симпатичный, современно одетый молодой человек.

Он подошел ко мне и поцеловал.

 - Ну что, едем? - я погладил колючий черный ежик волос на его голове.

 - Едем!

В соответствии с порядком я надел на него наручники, и мы вышли во внутренний двор.

На выходе я показал охране заветный синенький бланк, дал некоторые распоряжения, и мы сели в машину. Тронулись. По дороге Цыганок попросил меня снять наручники. Я снял, но вдруг почувствовал страх: мало ли, даст деру на полном ходу. На всякий случай я прибавил скорость. Включил автомагнитолу. Цыганок весело подпевал всем исполнителям, и у меня поднялось настроение.

По приезду в город, я поставил машину недалеко от центральной площади. Решено было сперва побродить по городу, подышать волей. Мой попутчик шел и все вокруг разглядывал, как малый ребенок в цирке.

По пути нам попадались всякие киоски, магазины и ларьки. Цыганок остановился и принялся выбирать себе солнечные очки. Надо отдать должное его вкусу: все примеренные им образцы смотрелись стильно. Возможно, он ждал, что я это куплю, а возможно ему доставлял удовольствие сам процесс примерки.

 - Вот барахольщик-то, - пошутил я, и мы продолжили путь.

Мы прошли по площади метров пятьсот, как вдруг Цыганок развернулся на мысках и предложил:

 - Хочешь, фокус покажу? - И не дождавшись ответа, продолжил. - Дай две купюры, любые.

Я протянул ему. Он свернул каждую из них в трубочку и взял по одной в каждую руку.

Мгновенный взмах руками в стороны. Открыл ладони - денег нет. Со смехом вытащил их из задних карманов джинсов. Рядом с нами стояло несколько зевак. Похоже, игра на публику Цыганку нравилась.

А мне всегда нравились его пальцы: красивые, с длинными фалангами. Хотя я догадывался, что свою воровскую карьеру он начинал с того, что этими самыми пальчиками лазил по карманам честных граждан.

Побродив по центру, мы отправились в ресторан "Три совы", где пару лет назад я отмечал день рожденья.

Цыганку ресторан понравился: немноголюдно, легкий полумрак, хорошее меню. Заказал он довольно много, как будто пытаясь наесться впрок. Забавно было наблюдать, как он, энергично прожевывая что-то одно, вилкой уже тянулся к другому блюду.

Наверное, со стороны мы смахивали на отца и сына - семейная идиллия, да и только. Спиртное я заказывать не стал. Но он почему-то выпить не просил. И это показалось мне странным....

Во время десерта Цыганок отошел в туалет. Тревога постучалась ко мне только минут через пять. Я дернулся за ним, и уже тогда, приближаясь к маленькой белой дверце, почувствовал удушье - меня обманули, как последнего идиота: конечно же, Цыганка там не было. Я выскочил на улицу. Оглянулся: кругом машины, люди, рекламные щиты, переулки... Он мог свернуть куда угодно. Я обежал всю округу, заглядывая во дворы. Его нигде не было. Опрос прохожих тоже оказался бесполезен.

К вечеру, совершенно обессиленный, я обратно зашел в этот ресторан и долго сидел там какое-то время с чашкой кофе. Все думал и думал, как мне дальше быть? Мне реально грозил трибунал. Скоро выяснится, что заключенный не вернулся, тогда начнут расследование по выездному документу и все откроется. Но с другой стороны скрываться в чужом городе для меня тоже было невозможно: ни знакомых, ни одежды, ни документов, кроме водительских прав... Часам к одиннадцати вечера поехал обратно на зону. Гнал машину, отчаянно желая со всего маху врезаться в какой-нибудь столб и закончить на этом свою позорную карьеру. Но инстинкт самосохранения, как назло, оказался силен.

Доехал до колонии и зашел в свой кабинет. Задернул шторы, включил настольную лампу. Открыв ключом один из ящиков, выложил перед собой револьвер. Черный, холодный, гладкий. Взял в руки, поглядел в его темное дуло и подумал: сейчас или позже? Может, сейчас? Всего лишь одно нажатие на курок - и все проблемы решены. И не будет суда, позора, жалких оправданий. Но... струсил, не хватило духу.

Зачем-то начал писать письмо сестре. Захотелось рассказать ей правду до того, как покончу с собой. Хотя в глубине души понимал - я просто тяну время, и на самом деле никуда я это письмо не пошлю, потому что моя правда для нее будет страшней, чем любой вымысел.

Успел написать всего пару листов, как вдруг зазвонил телефон.

Схватил трубку. Голос дежурного:

 - Вам звонят из городского отделения милиции. Соединять?

 - Да, - сердце у меня завертелось как собачий хвост...

 - Это Павел Семенович? Здравствуйте. К нам в отделение попал человек без документов, он утверждает, что является вашим племянником. Его фамилия...

 - Да-да, это так! Можно мне его забрать?

 - Ну, если он действительно ваш племянник, мы его просто отпустим.

 - Не надо отпускать! Я сейчас приеду. Он... он у меня непутевый. Не надо отпускать!

 - Может, лучше подождем до утра?

 - Нет, приеду сейчас!

Записал адрес, захлопнул дверь и выбежал к машине. В темноте даже не разглядел дежурных, а они, узнав мою машину, просто подняли шлагбаум.

Мчался на полной скорости по ночному шоссе. Меня обуревали противоречивые чувства: с одной стороны, было радостно, что Цыганок объявился, но с другой - я понимал, что не попади он в милицию, никогда бы мы больше не увиделись. И плевать он хотел на меня и на мою дальнейшую судьбу.

У отделения милиции было настолько тихо, что я испугался - не пришлось бы ждать до утра. На мой громкий стук дверь открыл здоровенный детина в форме. Кратко изложил ему суть дела. Проверив мои документы, он повел меня в "обезьянник". По дороге я спросил:

 - Так где же все-таки парень был задержан?

 - На вокзале ошивался, - зевая ответил дежурный. - Наши его сразу заприметили. Нездешний, внешность нерусская. Того и гляди что-нибудь сопрет. Подошли - а у него и вправду: ни документов, ни денег.

"Эх, не успел Цыганок разжиться деньжатами. Не повезло. А то уехал бы - да с концами", - мелькнула мысль. И мне стало жаль его. Хотя умом понимал: удалась бы его затея - мне точно крышка. Либо ему плохо, либо мне.

В душной каморке, полулежа на узких койках, томились три человека.

 - Который тут твой племянник? Забирай.

Увидев меня, Цыганок встрепенулся, вскочил на ноги, с радостным возбуждением начал поправлять рубашку, стараясь не смотреть мне в глаза.

В машине ехали молча. Он всю дорогу делал вид, что спит, а я у меня крутилась в голове только одна мысль: как нам быть дальше? Верить ему, как прежде, я уже не смогу. И он это знает.

К приезду обратно я уже решил этот вопрос и, приведя его в свой кабинет, сказал:

 - Сейчас заполним документы на перевод. Согласия от тебя не требуется, только подпишешь бумагу, что с правилами перевода ознакомлен.

 - В другую колонию, значит? Отсылаешь меня? - он виновато потупил голову.

 - А ты думал, целовать начну?

 - Мне будет плохо без тебя... - тихо произнес он.

 - Когда ты убегал, ты не думал, насколько мне будет плохо! И что со мной потом вообще будет! Так что сопли здесь не размазывай. Плохо, говоришь? Конечно, плохо.

Прикармливать тебя никто не будет, зато трахать - все желающие. Сможешь продержаться семь лет без этого? Нет? Значит знатным "петухом" прослывешь!

Произнося все это, я и сам волновался едва ли не больше него. Мысль о том, что утром нам предстоит расстаться навсегда, повергала меня в ужас, но оставаться в бездействии после его поступка я не мог. Мне хотелось накрутить себя так, чтобы возненавидеть его. Возненавидеть, и с легкостью отпустить. Хотя... за что мне его было ненавидеть? За то, что он, как нормальный человек, захотел свободы?

Цыганок сидел молча, опустив голову. А мне в этот момент безумно хотелось услышать от него раскаяние, увидеть слезы на щеках. Зачем? Чтобы простить.

И попытаться оставить все, как есть. Хотя и говорят, что разбитую вазу не склеишь...

Но прощения он так и не попросил. То ли подумал, что без толку, то ли просто из гордости. И меня это злило. Мне хотелось взять его за плечи, потрясти изо всех сил, или даже вообще избить. За свою дурную, слепую, нелепую мечту, которую он не смог воплотить.

На некоторое время воцарилась тишина. Я заполнял документы, он сидел напротив у другого конца стола.

Вдруг слышу тихий смешок. Повернул голову... Цыганок читает мое письмо сестре. Поднимает на меня глаза и улыбается:

- Мемуары пишешь?

Так он еще надо мной смеется! Меня как током дернуло. Ярость, обида, отчаяние, его насмешка и моя собственная глупость - все моментально смешалось в дурной коктейль и опьянило.

Я молча подошел к нему и отвесил пощечину. Цыганок схватился за щеку, встал и направился к двери. Похоже, он решил игнорировать меня.

Ну, уж нет! Я был унижен до такой степени, что перемолоть это в себе уже не мог. Схватив Цыганка за плечи, я развернул его к себе и толкнул под дых. Он согнулся и сильно отпихнул меня ногой. И тут уж я озверел! Весь заряд горечи и страха этой ночи выстреливал из меня ударами. Один за другим. Один за другим. Я бил что есть мочи, а он только оборонялся, стараясь руками прикрыть голову.

Вдруг он опустил руки и стал медленно оседать, скользя вниз по стене. Его начало рвать. Кровью. Коричневые сгустки вырывались из него резкими толчками. Он стоял на четвереньках и наклонял голову все ниже и ниже. Я тупо смотрел на это зрелище, не в силах пошевелиться. А потом он завалился на бок и затих...

Я сел рядом и тронул его за плечо. Во мне еще шевелилась надежда, что все как-нибудь обойдется. Но темные глаза Цыганка смотрели не мигая, и тело было безжизненно расслаблено...

В коридоре послышались возгласы охранников, они услышали шум. До встречи с ними оставалась около минуты, а я сидел рядом с трупом. Странное равнодушие вдруг овладело мной. В тот момент я отчетливо понял: самое страшное, что могло случиться, уже случилось. А что будет потом? Да какая разница...

***

- Спасибо за доверие и откровенность.

Адвокат встал из-за стола и прошелся по периметру кабинета, заложив руки за спину. Прошагав туда-сюда пару раз, он подошел к полковнику почти вплотную и тихо заговорил:

- Знаете, что я вам посоветую? Ни в коем случае не рассказывайте всю правду на суде. К людям вашей ориентации никогда не отнесутся со снисхождением. И не надейтесь, что суд примет во внимание ваши чувства. Думаю, что правильнее будет выдвинуть версию, что парень хотел бежать той ночью и сам на вас напал. Вероятнее всего, происшедшее квалифицируют по двум статьям: "непредумышленное убийство", "злоупотребление должностными полномочиями". Но в сумме все равно на приличное число годков потянет.

Могу предложить помощь, о сумме договоримся. Есть у меня знакомый психиатр, который может признать вас невменяемым, и тогда обойдетесь психушкой. Тоже на годы, ну хоть не тюрьма. Так что выбирайте.

 - За советы спасибо. Я подумаю над ними. Но сидеть в психушке среди сумасшедших, пожалуй, еще хуже, чем в тюрьме. Тюремные законы я хотя бы знаю...

 - Как хотите. Выбор ваш.

Адвокат набрал номер местного телефона и, спустя несколько минут, в кабинет вошел следователь:

 - Мы поговорили, можно уводить.

Кивком головы адвокат попрощался со следователем и в последний раз окинул взглядом полковника.

 - Бывайте!

Тяжелые шаги конвойных послышались в коридоре. Вошли двое молодых людей в форме, ловко щелкнули наручниками на запястьях полковника и повели его по длинным и мрачным коридорам.