21-летний канадский режиссер, открытый гей, Ксавье Долан (Xavier Dolan) не смог выдержать двухгодичное безделье между своим суперуспешным дебютом "Я убил свою маму" (J'ai tue ma mere) и следующим проектом, поэтому на скорую руку снял "Воображаемые любови" (Les amours imaginaires), которые тоже отвез на Каннский кинофестиваль, а затем и в Москву.

Долго ли продержится звезда этого вундеркинда на капризном целлулоидном небосводе, сказать сложно - "Воображаемые любови" не то, чтобы сильно отличаются от его первого фильма, да и вообще, склонность к самоповторению в столь юном возрасте чревата не очень приятными последствиями.

"Воображаемые любови" - кино из разряда тех, которые можно охарактеризовать противным словосочетанием "очень мило", при этом скорчив физиономию примерно такую же, с которой ходит герой Долана большую часть экранного времени (презрительно-глумливо-пренебрежительную).

Сюжет незамысловат: одинокий гей Франсис и его подруга Мари, чересчур налегающая на винтажную одежду, одновременно влюбляются в Николя, испорченного мальчика со смазливым личиком. Будучи недосмотренным в детстве, Николя добирает любви, как может, а когда нутром чувствует, что оба новых друга тянутся к нему, использует это. Синхронно приглашает их на чашечку кофе, шлет письма в одинаковых конвертах - в общем, тянет из обоих жилы так, что их дружба в конце концов расстраивается, не выдержав напряжения конкуренции и чувства неловкости от постоянного времяпрепровождения втроем, но зато Николя получает то, что хочет.

Продлится, это впрочем, недолго, поскольку оба - и Мари, и Франсис, как водится, захотят фидбэка, на который бедняга Николя, привыкший брать, но не умеющий отдавать, не способен. Правда, и относительной свободе от любви и страданий тоже скоро придет конец - ну, вы знаете, как всегда на горизонте замаячит какой-нибудь Луи Гаррель, и все: пиши пропало.

Все это прочитывается в сюжете фильма с той же легкостью, с которой наверняка писался сценарий. Как всякий приличный хипстер, Долан, кажется, не особо задумывается, а будут ли его личные переживания, в довольно сырой, хоть и привлекательной, форме воплощенные на экране, вообще кому-либо интересны. С той же небрежностью, с какой нынешнее поколение веб 2.0. выплескивает свои наспех вербализованные откровения в межгалактическое пространство Фейсбука, он делится своими открытиями из серии "я познаю мир" - и умилительные рапиды под удачно подобранную музыку тут как нельзя кстати.

Вообще, такое ощущение, что такое наспех сколоченное мировоззрение и составляет программу хипстеров как субкультуры. Бомжеватого вида неглупые ребята читают Фромма и ищут чистоту бытия в разных малокалиберных его проявлениях: плакатах Одри Хепберн, однообразных, но стильных одежках, молескинах, пении птичек и прочей романтической белиберде, серьезное отношение к которой перестало быть моветоном.

Обвинять этих ребят в социальной несостоятельности не получается - все дискуссии о появлении хипстеров на культурной карте мира в итоге все равно сводятся к отеческому похлопыванию по плечу и признанию: за этими неторопливыми юнцами с "Макинтошами" - будущее. Тем не менее, никакой революции, какую обычно ждут от молодого поколения, за хипстерами явно числиться не будет. Хорошо это, или плохо, судить не нам и не сейчас, но пока можно просто понаблюдать.

Французская "новая волна" возникла в контексте политических изменений, которые назревали в обществе - это ни для кого не секрет. "Новая волна" сегодняшняя, появление которой пытаются приписать Ксавье Долану, кажется, четко дает понять: веселое время революции 68-го года давно в прошлом, нынче голосить на площадях уже не модно (модно с нарочитой брезгливостью писать о тех, кто там голосит, у себя в Фейсбуке или твиттере).

Сравнивая Долана с другой надеждой и опорой своего времени - Жаном-Люком Годаром, впоследствии превратившегося в злую колдунью, прочно окопавшуюся в своем пряничном домике, можно легко уловить разницу между поколениями. Что могли предложить те, кто смотрел "На последнем дыхании" в парижских киноклубах? Новый стиль мышления как минимум. Что могут предложить поклонники Ксавье Долана и его задорного хохолка в сочетании с выбритыми висками? Отказ от возможности вообще что-либо предлагать.

Впрочем, у Долана есть то, что выгодно отличает его от представителей субкультуры, для которой он снимает. Его кино, хоть и не лишенное изрядной доли пластмассовости, выигрывает за счет ироничного отношения режиссера к собственной персоне. Утешает, что он посмеивается не только над Мари, которую, к тому же, снимает настолько несексуально, насколько это вообще возможно: картонная коробка для шляпы выглядит намного привлекательней, чем фигура Мари, обтянутая в ретро-платье, если это снимает Долан.

Сам Франсис тоже не идеал - пока девочка радуется тому, что объект ее любви знает слово "манихейский" и в качестве подспорья для вранья рассуждает о какой-то статье на тему проявлений фашизма в современной прозе, влюбленный мальчик втихомолку мастурбирует на футболку Николя и не может выдать ни одного осмысленного предложения.

Что будет с Ксавье Доланом как режиссером, в принципе, предсказать несложно - либо он продолжит снимать свои фильмы, похожие на елочные игрушки, и постепенно исчезнет с кинематографического горизонта, либо повзрослеет (мы ведь помним, ему всего 21 год) и в ту же красивую и тонкую оболочку начнет облекать более серьезную и качественную драматургию.

Другое дело, какое будущее у этой дивной субкультуры, название которой знает даже консервативный словарь текстового редактора. Выродится ли их задорный нигилизм в какую-либо идеологию, или останется на этом же инфантильном уровне - это вопрос, ради которого стоит запастись терпением и смириться с гегемонией бесконечных зауженных брючек, айфонов и фирмы Ray Ban.