Казалось бы, что нового может предложить танец: всего лишь тело, музыка, декорации... Однако танец не перестает увлекать. И если мощные танцевальные взрывы происходят нечасто, то эффектные танцвспышки периодически случаются. Это танцевальные фестивали, которые ежегодно прокатываются по крупным и не очень городам Европы и Америки. Их тщательно готовят, в них вкладывают хорошие деньги, их ждут специалисты и танцеманы всего мира.

Среди наиболее престижных - Венский. Он длится месяц, проходит на лучших сценических площадках, и на него съезжаются самые-самые. В этом году фестиваль, организованный совместно с журналом "Im Puls Tanz", назывался весьма заманчиво: "Вновь вспоминая тело". Хотя что его, любимое, вспоминать вновь, когда оно тут, рядом, и без него никуда - ни вперед, ни назад...

В Вену, чтобы вспомнить и представить это тело во всей красе съехались: Балет Парижской оперы и Матильд Монье из Франции, Анне Тереза де Кеерсмакер - из Бельгии, Триша Браун, Люсинда Чайлдс, Мерс Каннингем - из США и многие другие.

Его танец, потрясающе молод и красив. Среди показанных на фестивале композиций была танцпьеса "Двуногий", созданная Каннингемом в прошлом году. Когда я ее увидел, то испытал легкий шок. Неужели это произведение создал старенький дяденька, что с трудом выходит на поклоны?!. Не может быть: это сочинение молодого, энергичного хореографа...

Никаких декораций. Лишь темный задник и натянутая перед рампой прозрачная сетка. И вот в этом чистом пространстве начинается танец, который напоминает давний детский калейдоскоп. Когда прижмешь к глазу окошко трубки, а в нем из обыкновенных разноцветных стеклышек складываются фантастические узоры. Эти переменчивые композиции притягивают как усыпанное звездами черное небо над головой. Человеческие тела, которые у Каннингема то складываются в таинственный рисунок, то рассыпаются, чтобы через мгновение собраться в еще более изощренную композицию, зачаровывают точно так же. Но вдруг, когда ты весь, от и до, ушел в этот мир и, кажется, останешься там на веки вечные, на сетке, о которой и думать забыл, возникает особый, компьютерный танец. Компьютерный и сценический танец сливаются в единое театральное действо. И от этого мистического танца захватывает дух. Это уже не двадцатый век, а двадцать первый. Вот тебе и восемьдесят один год.

Вообще Каннингем за свою строптивость, оригинальность, экспериментаторский дух и сегодня идет по разряду "несносных". Ему все нипочем. При этом по количеству престижных премий и наград с ним не может сравниться никто из современников. А среди тех, кто в разные годы сотрудничал с Каннингемом, были известнейшие художники и дизайнеры: Роберт Раушенберг, Джаспер Джонс, Эндрю Уорхолл - и, конечно, композитор Джон Кейдж. С ним Каннингема связывала не только творческая дружба, но и любовь. Каннингем и Кейдж - это красивый гомосексуальный союз XX века. Они познакомились в 1937 году и не расставались 55 лет, до смерти Кейджа в 1992-м. Здесь на фестивале большим спросом пользовалась фотография, на которой запечатлены два этих легендарных художника. Молодые, жизнерадостные, улыбающиеся. "Мы верим в себя" - так когда-то назвали они свой творческий дуэт.

Каким образом в Вене оказался никому не известный российский коллектив с аппетитным названием "Сайра Бланш", история умалчивает. "Сайра", в содружестве еще с двумя труппами, показала композицию - "типа про Нижинского". Минут пятьдесят исполнители ничего не делают, а лишь ходят под фонограммный скрежет заходящего на посадку самолета. При этом на сцене периодически появляется какой-то товарищ, значительный, как слесарь-сантехник, и что-то там указует. А потом, расположившись на стульчиках в кружок, исполнители долго и нудно что-то обсуждают между собой. Чисто про Нижинского. Им так уютно, что зрителям становится неловко мешать беседующим, и они, зрители, в массовом порядке из зала мигрируют.

А кто бы из русских смог в Вене достойно представить современный танец? "Провинциальные танцы" Татьяны Багановой, Театр танца Саши Пепеляева, Геннадий Абрамов и его труппа. И это было бы очень эффектно. А балет Большого театра смог бы выступить на венском смотре? Нет - слишком много нафталина: зрителей жалко, обчихаются до слез...

В начале были танец и тело, из которого этот танец рождался, а потом пришло слово и все запутало. У слова слишком много оттенков, а несметное количество языков, наречий, диалектов еще более все усложняет. Слово лишило человека искренности высказывания. Эта искренность осталась лишь в танце, когда люди понимают друг друга с полужеста. Может быть, поэтому самое древнее из искусств - танец и сегодня так притягательно юн.