О том, что творится в солдатской массе и в офицерской (и между ними обеими, сердечными), ходили легенды, но выяснить, что правда, а что ложь, штатскому человеку в прежние времена было бесконечно трудно. В какой-то момент "форма" довольно дружно двинулась на "плешку" и в некоторые гей-клубы (сюда, впрочем, чаще наведывались курсанты). Нередко это движение было четко, по-военному организовано старшими товарищами - "дедами" и офицерами. Не вдаваясь в тонкости, скажем лишь, что солдатики в этом случае получали совсем немного, основной навар оставался в кармане субподрядчика. В Москве солдатские ласки стоили денег, в других городах - нередко просто угощения. Офицер мог позволить выбрать солдата, и эти смотрины в части доставляли немало радости нашему брату.

ПЕРВЫЙ ГОЛУБОЙ ЗАХОД...Он сидел в сквере на "Китае" и был сейчас здесь один такой. Обычный солдат. Довольно высокий, с некрасивым скуластым лицом. Но это было не так уж и важно. Вечернее летнее солнце делало его изумрудным, и огромные черные бахилы, чуть припорошенные пылью, громоздились, как монументы его мужского могущества. Подставки для всего. Вокруг бойца уже кружили люди, подсаживались, шептались. Мой друг тоже подсел. Потом он вернулся ко мне, назвал цену. Она была выше нормы, к тому же парень сговаривался на вечер: в 23.00 ночи он должен был отчалить в свой родимый Владимир - в отпуск. Пленять сердца там. Нас это не очень устроило, и мы медленно пошли по аллее прочь. Вдруг услышали звон подковок сзади. Солдат так же медленно, точно ноги раздумывали, шаркал за нами.

- Ну, мужики, я согласен! Давайте на ночь...

Дома, после застолья, засобирались "на ночь". Мы оказались с бойцом в одной койке. "Целоваться не надо..." - шепнул он неловко. Но мне было наплевать на его поцелуи, мне нужны были его НОГИ! Эти босые длинные ступни. Оказалось, он вымыл их, как только вошел в квартиру. (Солдаты вообще стесняются всего солдатского, и сапог, и особенно допотопной "белухи" - нижнего белья.) Я вернулся к нему, к этой юной бритой башке, похожей на чугунок. И боец как-то очень дисциплинированно, как на плацу, повернулся ко мне задницей, чуть раздвинув ноги. Кажется, с легким вздохом...

В какой-то момент мой лавер вдруг захрапел. Уж я не знаю, насколько искренне... Я погрустил малька да и сам заснул тревожным сном полковой усталой профуры.

Раннее утро. Я стал ласкать доскообразную грудь бойца, он нежился сквозь сон, но потом вдруг окаменел. Значит, вспомнил...

Стало скучно.

Я вылез на балкон, там среди всякого хлама дышали воздухом его огромные, обернутые портянками кирзачи. Я сунул в них ноги и утонул. И посмотрел с балкона на мир. Он был в меру свеж и, естественно, деловит.

Во всем этом меня удивило то, как вежливо Славка (помнится, так звали парня) обращался ко мне, платившему здесь за все, как он замыкался, когда его начинали расспрашивать о службе, как насмешливо посматривал на моего друга, который играл с ним во фронтовое братство. Они обменялись телефонами, Славка дал свой, владимирский. Конечно, фальшивый.

Через месяц мой друг видел его в автобусе. Славка целовал руки двум каким-то герлам... На память о нем у нас остались его сапоги и портянки, а также недоумение. То ли он был неопытным добровольцем на "Китае", который захотел срубить бабла перед отпуском, и это его единственный "голубой" опыт; то ли, наоборот, "сильно" опытным: этак раздвинуть ноги! Знал ведь, что раздвигать, подлец!

''РОМАН'' В... ''БАБКАХ''Однажды друг мой договорился с двумя солдатиками. Они пошли с нами, вернее, мы пошли двумя парами в почти уж глухой ночи, - часто солдаты появляются на "плешке" после отбоя. Мы остановили такси. Я сел с водителем, водитель понимающе (а может, и зло) молчал, а мой друг на заднем сиденье уже... В тесноте все кошки серы, - до меня долетали лишь вздохи, редкие, но выразительные, и иногда шепот. Я расхристанно думал, как он там трется джинсами об их сапоги, а руками уже проверяет затворы солдатских автоматов. И может, граница там совсем уж не на замке...

Мы купили пельменей и сладкого, - солдаты любят сладкое больше всего. Не потому, что дети, а потому, что мозгу нужно питание, авторитетно объяснил мне мой друг.

Первым делом и эти ребята полезли в душ. Мы посидели, поболтали, пофотались, и общение было самым добродушным. Парни явно не стеснялись и радовались домашнему теплу. В них даже проснулась какая-то услужливость. Чувствовалось, что для солдатиков это пока приятное развлекалово. Но предстояло дальнейшее...

Ближе к утру мы разбрелись по комнатам. Мой воин по имени Игорь комплексовал. Я зашторил окно, выключил свет... Меня поразило, что при первом прикосновении что-то словно растаяло в нем, подо мной оказался мальчишка, он потянулся ко мне с той нежностью, которую в угрюмоватом матерщиннике было трудно до этого распознать! А по коридору то и дело бегали из соседней комнаты то в ванную, то в сортир. Там бушевали свои "страстя"...

Наутро мы долго лежали с Игорем, и он, снова угрюмоватый, доверчиво гудел про свою жизнь, про родителей, про то, как устаешь от казармы... Гудел это, как себе оправдание?.. Более расторопный его товарищ, Колька, ухмыляясь, записал наши телефоны и адреса. Записей в его книжке оказалось довольно много...

В дальнейшем именно Колька звонил нам, напрашиваясь в гости, нередко с напарником... Но напарников он всегда менял, предусмотрительно решив быть "держателем банка". Колька оказался еще тот шустрила, и идиллические отношения пускай никого не обманывают. Вся детская теплота, доброта, простота мгновенно растаяли, когда в одном разговоре я поставил вопрос ребром. И Колька (мы несколько поссорились), поморщившись, вдруг сказал: "Да, только деньги!" Передо мной стоял мужик, - вернее, жестко настроенный шпанистый пацан.

Дальнейшее объяснять не надо.

И ВСЕ ЖЕ НЕОБХОДИМ ПОСТСКРИПТУМОни были очень разные, эти ребята в форме. Одни вполне оттягивались, ловили кайф, разрешали себя фотографировать, - впрочем, если голыми, то отвернув лицо... Другие (как Славик) в постели сразу поворачивались задницей, прося: "Целоваться не надо!" Третьи просто халявили, тянули спиртное и время. Был один, которого мы "сняли" в клубе, морпех из Чечни, уже дембель. Он рассказывал страшные вещи, еще страшнее были его глаза. И хотя он сказал: "Я все понимаю, ребята!" - раскрутить на секс мы его даже и не пытались.

Меня занимало, как все же легко эти парни, в массе своей натуралы, идут на контакт! Один мой знакомый объяснял ситуацию так: для них это разновидность онанизма, да еще за него и платят. Думаю, объяснение поверхностное. Халявность, игра в дружбу и "отношения", конечно же, налицо. Мне не раз казалось, что, попав в полосу "голубых отношений", эти ребята испытывают определенный кайф, им это все-таки "по приколу". Ведь для них сразу открывается масса приятных возможностей: заработать; хоть на время уйти из казенной обстановки; хлебнуть столичных впечатлений; просто почувствовать заботу о себе; лишний раз вымыться и наесться.

Солдаты на голубой панели обычно не ощущают себя какими-то невольниками обстоятельств, ибо обстоятельств, самых суровых, для них и так достаточно, чтобы упустить возможность расслабиться и подзаработать.

Конечно, гей-отношения для большинства из них в обычной жизни - все-таки "западло", но, оказавшись в мегаполисе, вырванные из среды друзей, живущих, как принято на Руси, "по понятиям", они чувствуют себя свободнее и естественнее.

А ведь неплохо проплаченный "глоток свободы" чего-то да стоит...