В середине 1980-х годов израильские геи и лесбиянки под влиянием своих западных собратьев включились в борьбу за гражданские права. За последние годы ЛГБТ-сообщество Израиля добилось очень много. А ведь всего три десятилетия назад все было иначе.

Интервью с Даниэлем Лахманом, которого называют "энциклопедией голубой тель-авивской жизни 60-80-х годов" публикует сайт русскоязычных лесбиянок Израиля "Радуга".

Даниэль Лахман родился в Тель-Авиве в 1941 году. Мы сидим в его уютной квартире на улице Базель. Рядом бегают две изумительной красоты собаки - Халва и Гея. Дани - прекрасный собеседник, незаурядный рассказчик, ходячая энциклопедия голубой тель-авивской жизни 60-80-х годов. Интервью с ним превращается в своеобразный монолог, лишь изредко прерываемый моими лаконичными вопросами и осторожными репликами.

- В каком возрасте ты осознал свою сексуальность?

- В 16 лет. Может быть немного раньше. Но впервые это произошло со мной в шестнадцать лет.

- Однако тогда ты никому не рассказывал об этом?

- Никому. Но когда мне исполнилось семнадцать, я обо все рассказал родителям.

- Ты хочешь сказать, что первыми о твоей гомосексуальности узнали именно родители?

- А с кем, по-твоему, я должен был об этом говорить? Я трахался как кролик, но поговорить об интимных проблемах мне было не с кем. Я искал партнеров всюду, где только можно. В кинотеатрах, на улицах. Я не знал тогда о существовании парков, скверов и тому подобных мест.

- Как же ты находил их? Интуиция, "гейдар"?

- В первый раз все произошло случайно. Когда я был еще совсем мальчишкой, на бульваре Ротшильда, неподалеку от главпочтампа открылся кинотеатр "Тамар". Это была первая "киношка", где крутили фильмы по утрам. Много лет спустя "Тамар" превратился в порнокинотеатр. А в те годы там можно было увидеть хорошие американские и европейские картины. То, что первый сеанс начинался в десять утра, меня вполне устраивало. Я был ужасный шалопай, сбегал с уроков и шел в кино. Однажды, когда мне было уже шестнадцать, в темноте зала кто-то положил мне руку на колено. Сначала я испугался и пересел на другое кресло. Потом вернулся на прежнее место и продолжил "игру"... Позже открылись кинотеатры "Матмид" и "Замир". Там тоже были утренние сеансы. По утрам в зале было мало народа. Там всегда было можно подцепить кого-нибудь.

- В кинотеатрах?

- Представь себе: мерцающий экран, заглушающий шорохи саундтрек, безмолвные движения в темноте кинозала. По-видимому, от меня исходили мощные флюиды желания. Все это происходило со мной довольно часто.

В семнадцать лет я стал допризывником. Я стал бояться, что меня не возьмут в армию. В нашей семье военная служба считалась святой обязанностью. Во время Войны за Независимость мой отец служил в "Хагане".

- В это время родители уже знали о твоей ориентации?

- Еще нет. Я очень боялся. Мне уже было известно слово "гомосексуалист". Однако для меня этот термин был лишен всякого содержания. Я не мог сказать родителям, что я homo, поскольку не осознавал, что это значит на самом деле. И это при том, что на моем счету было уже немало приключений. В конце концов я объяснился с отцом и матерью. Было много шума, много криков. Первое время отношения между нами были ужасными. В тот же день они хотели отвести меня на прием к психиатру. Со временем страсти улеглись. Через полгода меня призвали на военную службу. В армии я унял свою прыть. Я принял стратегическое решение отслужить свой срок без каких-либо инцидентов. На протяжении двух с половиной лет у меня не было ни одного сексуального контакта.

Тем временем моя мать обратилась к психологу с целью успокоить нервы. Сеансы психотерапии оказали на нее благотоворное воздействие. Позднее с ней произошла настоящая метаморфоза. Она полностью приняла мой образ жизни и превратилась в лучшую подругу моих приятелей. Друзья собирались у меня дома. Мама слушала наши разговоры, проявляла интерес к нашей жизни. Она была очень веселой и остроумной женщиной. Иногда она позволяла себе пользоваться нашим сленгом и в шутку обращалась к моим приятелям в женском роде. Мама могла открыть кому-то дверь и поприветствовать его следующими словами: ‘‘Привет, шлюшка. Пришла за своей "сестрицей"? Спустя годы мама стала совершать вечерний моцион по Ган-Ацмауту. Она сидела на скамейке и смотрела на море. Возвращаясь домой, она всегда говорила мне: "Сегодня не было ни одного красавчика!" или "Ты много потерял, сегодня было несколько симпатичных парней". Как-то раз я со своим армейским приятелем осуществил свою давнюю мечту и провел вечер в самом модном тель-аивском кафе "Кассит", которое находилось на улице Дизенгоф. В этом богемном заведении собиралась именитая публика: артисты, художники.

- Мы говорим о 60-х годах?

- Именно. Так вот сидим мы однажды вечером в "Кассите", уплетаем жаркое, пьем пиво. Вдруг один наш общий знакомый спрашивает: "Хотите я покажу вам гомика? Такой забавный". Я насторожился - ушки на макушке. Наш знакомый подзывает одного паренька, сидящего за соседним столиком. Познакомились, разговорились. Позднее тот вызвался проводить нас до дома. Вскоре мой приятель расстался с нами, а я продолжил беседу со своим новым попутчиком. По ходу разговора я стал задавать ему "наводящие вопросы" - вроде как из чистого любопытства. Он вдруг и спрашивает, не голубой ли я. Нет, отвечаю, просто интересно. Если уж встретил тебя, то хочется узнать как это бывает. И тогда он пригласил меня на одну частную вечеринку, которая проводилась на крыше трехэтажного дома на Дизенгоф. Я пришел и просто обалдел. На вечеринке было всего двадцать человек. Однако мне показалось, что их там - миллион. Наблюдать за мужчинами, танцующими друг с другом, стоящими в обнимку, видеть, как двое парней целуются на глазах у всех, - все это вызвало у меня настоящий шок. Я вышел на балкон и вдруг услышал знакомый голос известного радиоведущего, который обратился к кому-то со словами: "Когда мы стоим здесь вдвоем при свете луны, мне кажется, что жизнь прекрасна". Затем я познакомился с хозяином квартиры, "королевой бала", каким-то танцовщиком. Он был одет по последней моде, на каждом пальце - по кольцу. Эта вечеринка изменила все мои представления о жизни. Я понял, что речь идет о большой группе людей. Речь идет об обществе.

На следующий день мой новый приятель привел меня на главную тель-авивскую плешку. Это место носило название "штрих". Это было еще до того, как самым популярным местом встреч стал парк Независимости. "Штрих" располагался в районе тель-авивской набережной, неподалеку от гостиницы "Дан". Там, где сегодня находится французское посольство. Это был заброшенный берег, на котором рос дикий и неухоженный кустарник. Мы пришли туда на исходе субботы. По берегу бродили десятки мужчин: парами, группками и по одиночке. Мой спутник познакомил меня с несколькими завсегдатаями этого места. Вскоре мне приглянулся один парень. Он тоже бросал на меня недвусмысленные взгляды. Однако я так и не решился подойти к нему первым. Я просто не знал, как следует себя вести в подобной ситуации. Когда я уже уходил со "штриха", он все-таки подошел ко мне. Мы познакомились. Всю ночь мы бродили по тель-авивским улицам. Так я встретил свою первую "большую" любовь, которая продолжалась целую неделю. Вслед за первой влюбленностью пришли первые разочарования и юношеские депрессии. Так я начал свою жизнь как гей не в сексуальном, а в социальном смысле этого слова.

Позже меня познакомили с несколькими мужскими парами, которые жили супружеской жизнью. Тогда я понял, что жизнь геев состоит не только из походов на "штрих"... Однажды в гостях я познакомился и подружился с замечательным человеком, который оказал огромное влияние на мою личность. Это был самый известный журналист по вопросам культуры в Израиле - Миха Охад. Он публиковался в журнале "Двар ха-шавуа" и в газете "Гаарец". Миха был старше меня почти на двадцать лет. Мы посещали вместе все театральные и кинопремьеры. Миха был известным геем.

- Что значит "известным" геем?

- Все знали, что он гомосексуал, но не говорили об этом вслух.

- Это можно сравнить с сегодняшними "селебритиз", которые сидят "в шкафу"?

- Пожалуй. Хотя подобная терминология в те годы была вряд ли уместна. Тель-Авив был маленьким городом. Все были знакомы друг с другом. В богемных кругах вращалось ограниченное число людей.

- Среди них было много геев?

- Не знаю. Я не задумывался об этом. У меня было несколько знакомых геев, работавших на радио и в газетах. Благодаря Михе я перестал быть "мальчиком со штриха" и стал вращаться в "высшем свете". Субботние трапезы, закрытые вечеринки в тель-авивских домах. Когда появлялся кто-то новенький, то его часто пропускали по кругу. Если он не состоял, разумеется, с кем-то в серьезной связи. Так сказать - проверка на прочность. Если через некоторое время новичку удавалось остаться со всеми в хороших отношениях, то он становился полноправным рыцарем голубого "ордена". В этом обществе действовали всякие дурацкие "аристократические" правила. Например, позвонить на следующее утро после субботнего приема хозяину дома и сказать, что "все было вкусно и вечер был просто очаровательным". Если ты не придерживался этих правил, то тебя исключали из круга знакомых.

- В этой компании были в основном ашкеназы?

- Только. Этакие ашкеназские "леди". Невероятно. Сегодня в это просто трудно поверить... Миха жил в большом доме напротив Дворца культуры. Однажды ему пришла в голову идея праздновать мои дни рождения. Через два года мои именины превратились в самое престижное гей-мероприятие с участием 150-200 человек, которые приезжали со всей страны. Было очень важно получить на него приглашение или прийти с кем-то из приглашенных. Я долгое время не отдавал себе отчет в том, во что превратилось празднование моего дня рождения.

В конце 60-х годов многие молодые парни снимали небольшие квартиры в Тель-Авиве. Некоторые из них устраивали у себя дома своеобразные домашние гей-парти. Появлялись новые люди, многие находили там друзей, партнеров и спутников жизни. Так зарождалась израильская гей-комьюнити.

- Сколько лет продолжалась ваша связь с Михой?

- Двадцать. Однако мы не были семейной парой. Мы были просто очень близкими друзьями. Мне нравилось общаться с Михой. У каждого из нас были свои сексуальные партнеры. Мы встречались несколько раз в неделю, ужинали вместе, выходили в свет.

- В тот период вообще существовали устойчивые супружеские отношения между геями?

Разумеется. И немало. Мы дружили с одной очаровательной парой. Он был йеке, выходец из Германии. После войны он вернулся на родину, чтобы найти своего немецкого возлюбленного. Он отыскал своего любимого и привез его в Израиль. Они осели в Тель-Авиве, открыли собственное дело, разбогатели. Все мы очень любили и уважали этих достойных людей. В их доме нас всегда ожидал радушный прием. Когда еврейский супруг умер, немец вернулся в Германию. Было еще несколько мужских пар, которые жили вместе и устраивали у себя дома званые ужины...

В конце 60-х я ушел от родителей и стал жить отдельно. Моя квартира ( вначале - на улице Базель, а позже - на бульваре Бен-Цион) стала одним из центральных мест тогдашней тель-авивской гей-тусовки. Годы спустя я с удивлением узнал, что для многих геев вечеринки, проводившиеся в моем доме, стали вехой в биографии.

В начале 70-х годов в скандальном журнале "Ха-олам ха-зе" ("Этот мир") были опубликованы две статьи о главной тель-авивской плешке. После этого "штрих" утратил свою популярность. Появились новые места встреч: лестничный спуск к пляжу "Гордон"; небольшой отрезок бульвара Ротшильд, там, где сегодня находится Банк Апоалим, а также маленький сквер на улице Ха-Хашмаль. Позже его стали называть "Ган-хашмаль". В те годы это место еще не пользовалось нынешней дурной славой. Там не собирались наркоманы и юноши-проститутки. Это было обычным местом для встреч и знакомств.

В середине 70-х годов была создана Агуда (израильская гей-ассоциация - прим.перев.). Я не входил в группу ее отцов-основателей, но с первых же недель существования ассоциации принимал активное участие в ее деятельности. Мы стали дважды в неделю проводить гей-парти в арендованных залах. Короткое время спустя на организованных нами вечеринках голубая публика до отказа заполняла самый популярный тель-авивский ночной клуб "Коллизеум".Тогдашний коммерческий успех агудовских мероприятий во многом предопределил появление тель-авивской клубной гей-культуры 80-х и 90-х годов.

В 70-е годы главным местом встреч стал Парк Независимости возле отеля "Хилтон". В то время Ган-Ацмаут был очень милым местом для дружеского общения, неформальных встреч и прогулок. За последние десять лет отношение к гану почему-то стало весьма отрицательным. В глазах некоторых представителей гей-комьюнити это место символизирует распутство и блуд. На мой взгляд, это чистой воды лицемерие. Как-будто поиски сексуального партнера в Интернете, спонтанное знакомство с кем-нибудь на дискотеке или в кафе с целью приятно провести одну ночь, чем-то отличается от того, что происходит в гане.

Такой была наша жизнь в 60-е и 70-е годы. В середине 80-х годов израильские геи под влиянием своих западных собратьев включились в борьбу за гражданские права. Началось формирование общественных и политических структур. Но это уже совсем другая история.