Здесь идет речь не о "пикантных" подробностях жизни выдающегося человека, но о таких сущностных ее моментах, которые в огромной степени повлияли на его творчество, на всю направленность его искусства. Признаемся честно: еще немало подобных моментов существует в биографиях больших и малых гениев прошлого, и нежелание или невозможность принимать их во внимание подчас мешает понять и объяснить их творческие устремления. Не странно ли, что прочитав биографию известного музыканта, мы подчас даже не узнаем о том, на ком он был женат, кого любил со всей пылкостью сердца и воплощал эту любовь в нотных знаках. Не потому ли так скучны и схематичны в большинстве своем выходившие у нас музыковедческие монографии?

И еще одно обстоятельство. Этот материал написан на основании солидного издания, написан выдающимся журналистом. Пол Мур - сегодня уже пенсионер, но пенсионер весьма активный - на протяжении многих лет был одной из ведущих фигур американской музыкальной публицистики, да и не только музыкальной: долгое время он жил в Европе и его политические репортажи и обзоры публиковались в газетах с миллионными тиражами. Так что "солидность этого источника", как говорят в журналистском мире, проверена временем. И именно поэтому мы надеемся, что читатели правильно поймут и цель данной публикации: не как поворот в политике журнала, а как желание представить в более ясном свете благородную фигуру одного из крупнейших музыкантов XX века.

Первая публикация фрагментов из дневников и писем великого английского композитора Бенджамина Бриттена (Benjamin Britten)  знаменует собой во многом поворотный момент в историографии музыки. Быть может, даже - делает историю.

Издательство "Юниверсити оф Калифорниа Пресс" только что выпустило в свет два тома (объединенных в одной картонной кассете), содержащих 1403 страницы и стоящих 125 долларов.

Очевидно, что большинство простых смертных не будет иметь доступа к этим блистательно изданным книгам, если не считать полок библиотек, подобравшись к которым можно выдирать из них страницу за страницей, или, на худой конец - фотокопировать. Зато можно ожидать, что они станут роскошным рождественским подарком в кругах "голубых" нынешней зимой.

Мне не вспоминается ни один момент в истории, когда была бы предана гласности столь всеобъемлющая и откровенная документация о выдающемся артисте и его многолетнем возлюбленном того же пола; в случае с Бенджамином Бриттеном это тенор Питер Пирс, который стал также всемирно известен как артист благодаря собственным заслугам.

На протяжении веков британские монархи отказывали в высоких королевских почестях гомосексуалистам, - по крайней мере, умышленно отказывали, - но восшествие на трон Елизаветы II в 1952 году покончило с этой традицией. Уже в следующем году она вознаградила рыцарским титулом великого актера Джона Гилгуда. В 1976 году менее чем за год до смерти музыканта, последовавшей 4 декабря в возрасте 63 лет, она пошла даже дальше и сделала Бенджамина Бриттена пожизненным пэром, лордом Бриттеном из Олдборо. А год спустя человек, который был возлюбленным лорда Бриттена на протяжении 37 лет стал сэром Питером Пирсом...

В хронологической последовательности внушительного списка сочинений Бриттена ощущается доминирующее влияние Питера Пирса - с момента их встречи и до самой смерти Бриттена. Одно значительное сочинение за другим, создававшееся по личной "мерке" Пирса, выходило из-под пера композитора: его первая, не имевшая успеха опера "Пол Беньян" (на либретто У. Одена, близкого друга Бена еще с юности), песенные циклы "Сонеты Микеланджело" и "Зимние слова" на стихи Томаса Харди, Серенада и Ноктюрн для тенора, валторны и струнных, Военный реквием (с дополнительными вокальными партиями, специально написанными для русской певицы, сопрано Галины Вишневской и немецкого баритона Дитриха Фишера-Дискау), по крайней мере, несколько песен (Canticles) и - одна опера за другой.

Сведущий глаз всегда обращал внимание на нескрываемую увлеченность Бриттена литературным материалом, либо исходящим от гомосексуала, либо посвященном гомосексуалам и гомосексуальности. Уже в возрасте примерно 25 лет он обратился в своих "Les Illuminations" ("Озарения") к Артюру Рэмбо, блестящему тинейджеру, ради которого великий поэт Поль Верлен оставил свою жену. Создавая "Поворот винта", Бриттен положил в основу новеллу тщательно отгораживавшегося от мира американо-английского писателя Генри Джеймса, с ее сильно акцентированными гомосексуальными обертонами, связанными с образом центрально персонажа - Питера Куинта. Позднее Бриттен стал искать вдохновения в творчестве великого американца Германа Мелвилла (о скрытой гомосексуальности которого исследователи исписали горы бумаги), чтобы написать "Билли Бадда", с его исключительно мужским составом участников, отношениями любви и ненависти между молодым Билли ("Кто этот прекрасный паренек?") и склонным к садизму капитаном Клаггертом.

Зигмунд Фрейд однажды написал, что "если человек был в детстве бесспорным любимчиком своей матери, он сохраняет на всю свою жизнь триумфальные чувства, уверенность в успехе, которая нередко влечет за собой и реальные успехи". Почти с самого начала его детства бесконечно любящая мать Бенджи Бриттена воспитывала его как будущее четвертое "Б" в музыке, которое со временем добавит свое имя к триумвирату великих: Бах - Бетховен - Брамс. И если Бриттен так никогда и не достиг этой вершины в полной мере, он прочно утвердил себя как один из величайших композиторов XX века и, конечно, завоевал почетное место в британской истории.

Помимо безуспешной борьбы с английским правописанием, длившейся всю жизнь, дневники Бриттена периода посещения им школы отражают исключительно сильную юношескую привязанность к "Мамми". "Вполне успешный день, если учесть, что это первый, проведенный вдали от моей любимой", - писал он в своем школьном дневнике; как проницательно указывает Дональд Митчелл, присяжный биограф Бриттена и главный редактор этих двух томов, "думается мне, в жизни Бриттена не было другой "моей любимой", пока в нее не вошел Питер Пирс".

Школьные дневники также отражают внутреннюю жизнь, далекую от спокойствия. За три недели до своего семнадцатого дня рождения Бенни посвящает целую статейку одной единственной ночи: "Я, право, думаю, что последняя ночь была самой несчастной за всю мою жизнь. 1. Я никак не мог заснуть (это необычно). 2. Я видел примерно шесть страшных снов, разделенных примерно получасом бессонницы. Например: 1. Мамми была убита дымовой трубой, упавшей через крышу; 2. Папа был убит, когда вел автобус (!) через плотину Кессинглэнд-дэм. 3. Бэрт (или Барбара) сгорела в доме во время пожара. Другие я не могу вспомнить".

55-летний Бриттен в интервью Канадскому радио скажет: "Я полагаю, что кульминация, высшая точка совершенства... это красиво поющий человеческий голос". И в качестве примера он продолжит: "Скажем, голос матери, склонившейся над кем-нибудь, пытающейся помочь ему заснуть; и этот кто-то - двух лет от роду и переживает беспокойную ночь...". В одном месте приводятся его воспоминания о друге детства, где он говорит: "Голос его матери и голос Питера Пирса были фантастически схожи". Этот друг утверждал, что когда он упомянул об этом наблюдении в разговоре с сестрой Бенджамина Бэрт, она сказала: "Боже, конечно!".

В 1937 году, в возрасте двадцати трех лет, Бен встретил Пирса - готовившегося к артистической карьере певца; композитор был моложе его на три года. Смерть незадолго до этого нанесла обоим жесточайшие удары: в январе умерла мать Бена, а в апреле погиб в авиационной катастрофе Питер Бурра, с которым некоторое время жил Пирс. Ближайшие друзья, и среди них У. Э. Оден, уже и раньше заметили сексуальные склонности Бена и пытались способствовать его самоутверждению (включая приглашения в пресловутые бани на Джермен-стрит близ Пикадилли), но молодой Бен проявлял известную нерешительность. Теперь же он и Питер вместе сняли квартиру в Лондоне на Ниверн скуэр, это - уже год спустя после своей первой встречи.

Чувствуется, что Дональд Митчелл знает куда больше, чем он постарался включить в свои комментарии, сопровождающие дневники и письма. "Эволюция отношений была в целом медленной и весьма сложной, - замечает он, - прежде всего нужно было развязать узлы других отношений, которые частично существовали параллельно новым и еще подлежавшим проверке отношениям с Пирсом (постепенно переходившим в одержимую и страстную преданность). Письмо Пирса к Бриттену от 1974 года помогает нам установить, когда и где был заключен в конце концов этот союз обладания и преданности (Питер иногда говорил об этом как о моменте взаимной "клятвы верности"). Именно тогда, как становится ясно из письма Пирса, их любовь окончательно определилась и физически, хотя это было взаимно признано несколькими днями раньше в отеле на Юнивер-сити авеню в Торонто. Пирс вспоминал об этом событии в 1959 году, когда писал Бриттену из Торонто 28 февраля: "Помнишь ли ты, что случилось в Торонто девятнадцать с половиной лет назад? Это место помимо моей воли имеет особое значение в моей жизни".

Пирс всегда оставался пылким, необузданным и доминирующим партнером... Он как бы отдавал себя в подарок Бриттену в июне 1939 года, когда узы оказались закреплены и Бриттен наконец вступил в пору "удовлетворения", которой желали ему друзья и которой суждено было продлиться до его смерти".

Бен всегда был весьма страстным в своих письмах к Пирсу, но, примечательно - редко они носили любовный характер. После того, как Бен и Питер стали жить вместе, письма, как отмечает Митчелл, выдают лишь вежливую интимность, которая не подразумевает отгораживания от всех остальных.

Совместные концерты скоро утвердили репутацию Пирса и Бриттена как партнеров по ансамблю в Англии и за ее пределами, но переписка между ними дает понять, что решительный перелом в их взаимных связях и отношениях лишь предстоял в июле 1939 года - кто знает, почему именно в этом богом забытом месте? - Гран Рэпидс, штат Мичиган. С этого момента их преданность друг другу остается безусловной, их отношения не только продолжаются, но и расцветают, и притом длятся куда дольше, чем ныне, в наши дни, длится большинство гетеросексуальных браков.

Из Нью-Йорка 9 января 1940 года Питер пишет: "Мой любимый Бен... Меня так опечалило, что ты был расстроен и холоден. Мне хотелось вскочить в самолет, тут же подойти и утешить тебя. Я бы хотел всего тебя расцеловать и потом приласкать тебя всего [следуют горизонтально-волнистые линии], снова и снова [волнистые линии] и тогда ты бы сразу оттаял... Я читаю "Бремя страстей человеческих" Соммерсета Моэма, это чертовски здорово - все эти замечательные школьные дела и, конечно, все это в его тонкой манере. Так и сгораешь от нетерпения".

Большое место в переписке занимает история сенсационного успеха первой бриттеновской полнометражной оперы - его шедевра "Питер Граймз", главная роль в которой была сочинена специально для Питера Пирса. Одно из писем Питера к Бену, датированное 1 марта 1944 года, свидетельствует, что оба они осознавали скрытый гомосексуальный элемент в главном персонаже оперы: "Чем больше я слушаю это, тем больше чувствую, что эксцентричность, странность тут незначительна и вовсе не присутствует в музыке на самом деле (или ни в коем случае не навязывается), этого не надо делать и в словах. П.Г. - личность, погруженная в самоанализ, художник, невротик, его настоящая проблема - выражение, самовыражение. Nicht wahr?

Что за партия! Уу! Прими мою любовь, мой Б., твой преданный П."

Письма, которыми обменивались двое возлюбленных, показывают, что создание "Питера Граймза" вовсе не всегда шло гладко. 6 июня 1944 года Бриттен писал Пирсу из их дома в Снейпе (Саффолк): "Сладчайший, милейший, было так прекрасно слышать твой голос из этой невыносимой машины вчера вечером и в субботу. Извини, что я был так закручен в субботу и расстроен в воскресенье, но это происходит обычно, когда я разлучен с тобой; так что лучше бы нам не разлучаться слишком надолго, а не то я засохну совсем в моей депрессии. Моя чертова опера воняет, и это все, что я могу сказать о ней... Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя... Вся моя любовь с тобой, Бен".

Пирс отвечал из Ковентри: "Пчелка моя - было так приятно получить твое письмо сегодня утром, и я сразу сажусь за ответ, чтобы послать его тебе с моей любовью, моей любовью, моей любовью... Я не верю, что наша опера воняет. Я просто не верю этому; но так или иначе, если это правда... сделай ее столь же сладкой, как мил мне ее автор, к тому моменту, когда я ее увижу. Я определенно попробую успеть на поезд в 5.26 отсюда, который должен быть в Юстоне в 7.50 в субботу, так что я вполне возможно смогу услышать тебя, буду ужинать с тобой и спать вместе!"

По крайней мере на бумаге этот взаимный пыл никогда не остывал. Конец 1974 года застал 61-летнего Бена в Германии, где он поправлялся после операции на открытом сердце, а Питера - в Нью-Йорке, где ему предстоял дебют в "Метрополитен опера" (в 64 года!) в "Смерти в Венеции". Бен писал: "Милый, сердце мое (наверное, неудачная фраза - но я не могу употребить никакой другой оборот), я чувствую, что должен написать такие слова, которые я не смог бы высказать по телефону без того, чтобы не залиться глупыми слезами. Я, право, люблю тебя так страшно - не только блистательного тебя, но и твое пение. Я только что слушал трансляцию записи "Зимних слов" (записано где-то примерно в сентябре 72 года), и честно говоря, ты величайший артист из когда-либо существовавших - каждый нюанс, тонкость и никогда нет пережимов; эти великие слова, такие печальные и мудрые, созданные для того божественного звука, которым ты обладаешь, полного, но всегда окрашенного для слов и музыки. Что сделал я, чтобы заслужить возможность писать для такого артиста и человека? Мне пришлось выключить радио перед народными песнями, потому что я не могу воспринимать ничего после "как долго, как долго". Как долго? - только до 20 декабря - надеюсь, я смогу все же выдержать это. Но я люблю тебя, я люблю тебя, люблю тебя..."

Питер отвечал: "Мой милый и дорогой, никто никогда не получал более чудесного письма, чем то, что пришло от тебя сегодня. То, что ты говоришь, наполняет мое сердце любовью и гордостью, и я люблю тебя за каждое отдельное написанное тобою слово. Но ты знаешь - любовь слепа - а то, что твои дорогие глаза не видят, это то, что ты дал мне все, прямо с самого начала, с тебя самого в Гран Рэпидс! - через Граймза и Серенады, и Микеланджело, и Кантиклы - одну вещь за другой прямо вплоть до этого великого Ашенбаха. Я здесь в качестве твоего шедевра и я живу в твоей музыке. И я никогда не смогу быть достаточно благодарен тебе и судьбе за все то небесное блаженство, которое выпало нам за эти 35 лет. Мой милый, я люблю тебя".

Комментарий Дональда Митчелла, как я уже говорил, присяжного биографа Бриттена и главного редактора книги, заслуживает того, чтобы быть процитированным: "Если эти два тома показывает, как начались отношения Бриттена и Пирса, то эти два письма 1974 года показывают, как они окончились, сохранив чудесным образом всю их любовь... Я только умоляю читателя... читать эту корреспонденцию между двумя мужчинами, публикуемую здесь, в ослепительной перспективе, которую раскрывают письма 1974 года".

Всего два года спустя композитор умер после 37 лет совместной жизни с "величайшим артистом из когда-либо существовавших". Примерно за полгода до смерти лорд Бриттен из Олдборо произнес в разговоре со своим биографом одну важнейшую фразу: "Я хочу, чтобы вы сказали правду о Питере и обо мне".

Дональд Митчелл подчеркивает, что это, по сути дела, было единственное "прямое желание, высказанное им в отношении биографического аспекта книги, которую я собирался написать". Так что страницы писем в этих томах займут достойное место в пантеоне современной истории гомосексуализма, куда входят Артур Бенджамин, Марк Блицстайн, Пол Боулз, И.М. Форстер (который адаптировал либретто "Билли Бадда"), лорд Кейнс, Линкольн Кирстайн, Карсон Маккаллерс, Эрика и Клаус Манн, Игорь Маркевич, Бойд Нил, принцесса Полиньяк, Кол Портер, Франсис Пуленк, Стивен Спендер, Верджил Томсон, Майкл Типпет, Энтони Тюдор и многие другие - те, кто даже сегодня еще не вышел из своих укрытий.

Фотографии в этих роскошных книгах включают несколько запечатленных моментов встречи Бена и Питера летом 1939 года в Вудстоке с Аароном Коплендом и Виктором Крафтом, главной фигурой в жизни Копленда на протяжении многих-многих лет. Какая невосполнимая потеря для музыкальной истории, что Копленд - не говоря уже о Леонарде Бернстайне! - не обладал тем автобиографическим мужеством, которое Бенджамин Бриттен и Питер Пирс воспринимали как само собой разумеющееся.

Можно только гадать о том, сколько еще мир будет ждать, прежде чем какой-нибудь пионер-кинематографист отважится превратить эту великую и подлинно историческую любовь в фильм.