К кичу можно относиться по-разному: просвещенное меньшинство воротит нос от массового искусства, большинство же оно только радует. Глянцевые журналы и телевизионная попса, приторные любовные романы и плодящиеся как кролики таблоиды, интервью, в которых бывшие жены эстрадных звезд перетряхивают свое и чужое белье... Духовная жвачка - недорогой и легкоусвояемый продукт, полукультура всегда будет пользоваться спросом: театр долго оставался от этого в стороне, но пришел и его черед.
"Нижинский", поставленный Андреем Житинкиным в театре имени Моссовета, может считаться идеальным, химически чистым воплощением своего культурного подвида. Эта работа точно отвечает критериям масскульта: много страстей, много клубнички, много сантиментов и радующее зрительскую душу ощущение причастности к чему-то высокому. Андрей Житинкин идет по тропе, проложенной мастером "поп-истории" Валентином Пикулем, - он позволяет обывателю взглянуть сверху вниз на людей, составляющих гордость отечественной культуры. Дух и буква похабного анекдота ("Чайковский был педераст, который написал "Пиковую даму" и другие оперы...") переданы в спектакле с обезоруживающей искренностью. Нижинский был педераст, педерастами были Дягилев, Стравинский, Кокто - а кроме этого они чего-то танцевали, продюсировали и писали. И это не провал, а жанр - Андрей Житинкин точно знал, что делает. Почтеннейшая публика любит, когда великий человек оказывается унижен, любит рассказы о роковых страстях, любит, когда ее просят прослезиться: "Нижинский" почти наверняка станет одним из самых кассовых спектаклей театра. Режиссер подал зрителям легкое и удобоваримое блюдо - спектакль населен не людьми, а знаками, ожившими куклами, наделенными несколькими броскими внешними приметами, двумя-тремя чертами характера и одной внутренней доминантой. Усатый, облаченный в невообразимую алую мантию монументальный Дягилев (узнать Олега Вавилова просто невозможно) грозно надувает щеки: местный Карабас-Барабас, ловко манипулирующий членами своей труппы, подавляет окружающих и извлекает из этого выгоду. Далее все идет по убывающей: мелкий, нервный, скандальный Фокин Кирилла Козакова, неумный и карикатурный Бакст Геннадия Сайфулина, Кокто, который кажется пародией на мужчин и женщин одновременно. Иван Шабалтас артист мужественный, нехорошие отклонения не по его части, а режиссер нарядил его в сексуальные галифе, накрасил ему губы, дал в руки стек и заставил покачивать бедрами. Результат получился неопределенным: конем Кокто назвать уже нельзя, но и в трепетные лани он явно не вышел. А затем следуют женщины, поклонницы Нижинского, баронесса Швайс и мадам д'Арнэ (Мария Глазкова и Ольга Сирина) - и вот они по-настоящему чудовищны. Такими они, на взгляд режиссера, и должны быть: претенциозные, глупые, безвкусно одетые, жеманные, нелепые... На фоне этих забавных дурочек, на фоне наделенных полумыслями и получувствами мужчин Нижинский Александра Домогарова производит сильное впечатление.
Белый костюм - то больничная пижама, то рубаха Петрушки, нервное красивое лицо, сильный сценический темперамент, умение завести, шокировать зал... Это единственный человек в призрачном, кукольном, населенном подобиями людей мирке: спектакль придуман и выстроен так, что он непременно должен был обернуться домогаровским бенефисом. После этой роли у артиста прибавится поклонниц - он работает не щадя себя, не жалея душевных сил. Ему, единственному из всех исполнителей, удалось сыграть трагедию безмерно одаренного человека - психические и сексуальные отклонения Нижинского кажутся оборотной стороной его дара, платой, которую он дал за него судьбе.
Но первопричина его терзаний в спектакле выглядит своеобразно. Пока они с Дягилевым вместе, дела обстоят неплохо, но вот появляется его будущая жена Ромола, существо мрачное и суровое (Елена Смирнова) - и, по логике режиссера, до беды уже недалеко. Они женятся, содружество с Дягилевым разлетается вдребезги, артист теряет и дар, и разум. Он лежит в психиатрической клинике, его терзают бесполезными процедурами, стоящий на коленях врач (да здравствует режиссерская фантазия!) засовывает голову под юбку его жене... Окончательно теряя разум, герой отрекается и от нее, и от дочери: он остается один, распятый на парящей между небом и землей, между колосниками и сценой больничной койке. Изменяя Дягилеву, Нижинский изменяет и танцу - и расплата не заставляет себя ждать.
Гомосексуализм стал мотивом многих спектаклей. Сложилась и их театральная эстетика: много музыки, много пластических этюдов, красивые костюмы, красивые позы, все изящно, чуть приторно и не вполне осмысленно. Но так в лоб эту тему не трактовал еще никто. На свой лад режиссер прав: художника надо судить по законам, им самим над собой поставленным. Будут аплодисменты, будет зал - будет и касса... Что еще нужно в наше нелегкое время?
