Дмитрий Бозин играет в Театре Романа Виктюка почти все главные роли. Это такие спектакля, как "Рогатка" Н. Коляды, "Осенние скрипки" И. Сургучева, "Саломея" О. Уайльда, "Заводной апельсин" Э. Бёрджесса... Список можно продолжать. И кому же, как не ему, знать суть происходящего в этом театре, попытаться приоткрыть ее нам, рассказывая о себе и своем месте в этом мире.
Дмитрий, сейчас Вы - ведущий актер прославленного театра, о такой карьере, как Ваша, можно только мечтать. И, конечно, зрителю, знающему Вас по ролям, интересно узнать, что же сформировало такой самобытный талант?
Я родился в Киргизии и прожил там шесть лет. Все мечты начались там - там было тепло, мягко и очень романтично. Мои друзья, которых я до сих пор помню - Руслан и Азамат - и создали романтически настроенного Бозина. Мы радовались встречам друг с другом, а моя первая любовь - девочка - своим существованием дала понять, что это такое - чувство любви - и как оно захватывает.
Когда я уезжал на север, мы прощались со слезами на глазах. А затем - тайга, поселок Комсомольский. Зимой прогулки на лыжах, летом - в лес. Лес захватил меня полностью. Отец попросту выгонял меня из дома, чтобы я бывал на воздухе, потому что я был совершенно "зачитанным" мальчиком.
Но все-таки романтизм - это еще не актерское призвание, даже, наверное, не обязательное качество для каждого актера. А что же подтолкнуло к сцене?
Была сильная потребность все прочитанное выдавать наружу. Понятно, что другой дороги не было. Думаю, что я единственный парень из города Новый Уренгой, которому в дипломе об окончании Учебно-Производственного Комбината, где надо было указать какую-то профессию, написали "актер". Так "актером" я и приехал в Москву. Абсолютно "безбашенный" человек. Я приезжал на туры, был на одном туре в Щепкинском и в ГИТИСе, и оба прошел.
Затем 6 июня приезжаю вновь, пропустив, кстати, остальные два тура, и мне говорят, что в ГИТИС не стоит и соваться, там смена руководства, все равно не возьмут. Тогда лечу пулей в "Щепку" и говорю: "Я у вас на первом туре прошел".
И поступаю. Недели через три, когда уже вошел в костяк спортивной команды, меня находят из ГИТИСа и говорят: "Где вы ходите, мы вас ждем". Я пришел на курс. Он мне очень понравился. Тогда я перешел туда, с диким скандалом.
Уже на третьем курсе я был у Романа Виктюка. А получилось это так: мы его спародировали, а ему показалось, что в этой пародии есть момент очень большой любви к предмету пародирования. И он меня взял.
Каковы были Ваши первые чувства от встречи с мастером такого уровня?
Как меня трясло оттого, что человек, которого я не знал, но, конечно, был восхищен его спектаклем "М. Баттерфляй", спектаклем "Служанки" (они меня покорили какой-то магической силой, именно магией), взял меня в свой театр! Ведь я рос очень романтичным человеком, боящимся себя. Я знал, что к этой романтике я не имею никакого отношения: мне нравится смотреть на нее, читать о ней, мечтать о ней. Но то, что я могу оказаться внутри этой романтики, представить себе не мог.
Получается, что это страх сформировал в Вас такую абсолютно сценическую, артистичную личность?
Может быть, именно из-за этого страха я все и делаю. Потому что вообще я страх ценю, может быть, даже превыше всего. Однажды один знакомый, который смотрел репетицию "Мой друг Гитлер" - а я там прыгаю с трех метров, сказал: "Дима, я понял, ты очень боишься высоты. Потому что только человек боящийся высоты так сильно, будет в каждом спектакле - то в "Маркизе де Саде" (вниз головой на веревочной лестнице), то в "Заводном апельсине" (на стреле), то в "Пробуждении весны" (в шести метрах над головой у зрителя), то здесь... так рисковать собой. Всегда находится что-то высокое, с чего можно упасть. Правда, я безумно боюсь высоты. И вообще всего боюсь, поэтому и делаю - из страха, что не получится, а я должен мочь. И получается.
Но, глядя со стороны, этого не скажешь: уверенность, мастерство, профессионализм - вот что видит зритель в Вашем сценическом образе...
Может быть, поэтому и получается, и выходит сильно. Так же как и в другом - ну играет мальчик в спектакле о любви двух мужчин "Рогатка", значит - такой и есть, почему бы ему не сыграть и женщину в "Саломее". Нет проблем. Люди не понимают, что все гораздо круче: Роман Виктюк взял на роль в "Рогатке" не гомосексуала. Когда это понял, тогда и взял. Потому что знал, что существует двойственность: есть человек, который может это сыграть. Не выйти и рассказать, какой он, - а выйти и сыграть! Так же как и с "Саломеей" - я могу это сыграть, оказавшись в той реальности. Я могу туда попасть! Вот это качество он ценит в актере. Как Николай Добрынин играет Оскара Уайльда. Бешеный мужчина в жизни, а играет несчастного Оскара, который влюблен в парня до беспамятства, и делает это так!
В актере театра Романа Виктюка очень важным является его подвижность?
Именно. Я гладиатор на сцене, я человек, бросающийся в силу. И знаю, что то, куда я бросаюсь, опасно. Это и "Заводной апельсин" и "Пробуждение весны", и "Мой друг Гитлер" - все это опасные спектакли. И "Саломея" в том числе.
Стоит ли этого зритель?
Точнее всего сказал наш тренер по айкидо Юра Сысоев: "Зачем японцы занимаются айкидо? Для того чтобы стать сильными, чтобы владеть приемами, отразить удар, чтобы достичь духовного совершенства? Нет. Они занимаются айкидо, для того чтобы заниматься айкидо". Я это делаю, потому что больше ни на что мой организм не идет, не хочет больше ничего. Я избрал себе дорогу и иду по ней, потому что если я сойду с нее, я буду чувствовать себя выброшенным. Я ушел однажды от Романа Виктюка и год проработал в "Сатириконе", ушел из "Сатирикона" и поступил во ВГИК, сразу на третий курс. Пришел и сказал: "Дмитрий Бозин, Новый Уренгой". Они в театры не ходили, не знали, что я "Рогатку" сыграл. И они взяли меня, потому что поняли, что это интересно, я могу что-то сделать. Мне это было безумно важно. На следующий день прихожу к Виктюку и говорю: "Я поступил во ВГИК". А он мне говорит: "Зачем тебе это надо, приходи обратно". Речь идет о том, что другой дороги я не знаю.
Роман Виктюк для Дмитрия Бозина - это...
"Очень актерский" режиссер. Он способен оказаться внутри человека и общаться с мечтой. С твоей мечтой о себе. Люди ведь когда "Рогатку" смотрели восемь лет назад, они говорили: "Этот мальчик ни на что не годен". То, что они видели в реальности, так и называлось: ни на что не годный, симпатичный мальчик. А мальчик, стоя на сцене, понимает, что ничего, кроме страха перед этими людьми он не испытывает и красоты в нем нет ни на грамм. Потому что, что такое красота, мальчик знал уже тогда. Но Роман Григорьевич общался с моей мечтой, и знал, что этот мечтатель прорвется. Я же играю Саломею не потому, что я такой, а я хочу, чтобы Саломея была такой, чтобы женщины так разговаривали с мужчинами. Когда я слышу это от женщин, мне безумно нравится. Я хочу, чтобы мы забыли, что это XXI век. XXI век должен заключатся в том, чтобы люди поняли: мы ничем не отличаемся от тех древних людей.
Так много трагедийного на сцене вашего театра, так много тяжелых и грустных ролей, но ведь даже на той же "Рогатке" зритель не только плачет, но и смеется. Это какое-то странное ощущение рождает в душе: одновременно и смешно и слезу смахиваешь...
А знаете, ведь самая большая трагедия из наших книжных произведений - это "Бумбараш". До последнего момента смешно и вдруг - бац, его убили. Почему? Как это его убили, не может быть, он увернулся от всех и вдруг - умер. И все. На мой взгляд, это правильный подход к трагедийному материалу. И Роман Григорьевич делает это тоже так здорово, на антитезах все строит. Например, Елена Образцова, когда играет в "Антонио фон Эльба", какой трагический текст она произносит подчас. Другая бы актриса восемь тысяч раз слезу бы выдавила. А Елена Образцова - то плачет, то через секунду - смеется.
А кажется, что Елена Васильевна в этом спектакле вовсе и не играет, а выходит на сцену такая, какая есть - великолепная оперная прима...
Я считаю, что это высший актерский пилотаж, чтобы думали, что нет игры. Но я-то знаю, что кроется за этим. Я знаю, что на самом деле, она человек очень трогательный, очень ранимый. И когда она появляется в роли примадонны, Амалии, в этом-то и есть ее гениальное актерство - сумасшедшая, фантастическая маска дивы, которая была ею найдена, сделана. И заслуженно люди верят, что ей это дано свыше.
Не думается ли Вам, что своим искусством Вы помогаете людям подняться над бытовым, отключить ежедневный внутренний счетчик купюр, понять такие вещи, которые, кроме как на сцене и через сцену - именно такую, какая дана Вам, не понять? Но легче ли становится от этого знания и высшего неумения "считать", которым, кажется, уже обладаете Вы?
Все можно считать. И считать, сколько заплатят, потому что это тоже является эквивалентом. Потому что деньги - это тоже штука нереальная. Ведь вы, предположим, покупаете дорогую вещь и говорите: "Это - супер". Выйдите в ней на сцену, и она поблекнет вдруг. Вот бриллианты наденьте, выйдите на сцену, - никто ничего не увидит. А кусок стекла, изнутри покрашенный гуашью, покажется фантастическим камнем, от которого зритель глаз не оторвет, если это талантливый художник делал. Приблизительно равно по деньгам получали Микеланджело и Рафаэль, еще ругались между собой, ненавидели друг друга.
Я видел в Риме реальный выигрыш Микеланджело, в музее Ватикана, когда сообщили, что музей уже закрывается, и люди ринулись по залам в Сикстинскую капеллу. Только потом я узнал, что в тех залах, которые мы пробегали, были фрески Рафаэля. И нужно считать, сколько ты получаешь и в каком номере ты живешь, потому что ты знаешь, что уважающие тебя люди будут тебе много платить: это правда, будешь делать достойное, люди пойдут на тебя - будешь много получать. Все логично. Будешь заниматься ерундой, обманывать - зритель легко видит обман.