Борис Моисеев празднует 25 лет пребывания на профессиональной сцене. В фойе "России" была устроена выставка: гипсовая голова Бориса Моисеева (волосы забраны обручем), мужские манекены и платья из прошлых программ: серебряная нитка, перья, едко-розовое декольте. Казалось бы, пошленький набор довольно точно передает творческую манеру артиста. Для того чтобы убедиться в обратном, надо было отсидеть до конца три часа чистого сценического времени, которые длится моисеевское шоу "Просто Шелкунчик".
Умение Моисеева удивлять, ошеломлять, эпатировать достигло филигранных высот за годы его долгого и мучительного восхождения наверх. Даже и не приходилось сомневаться, что на сей раз публику ожидает еще более захватывающее откровение.
На бегу удалось зафиксировать краткие мысли артиста, мчавшегося в мыле с примерки на репетицию. Шутка ли: три костюма от Юдашкина, девять - от загадочного элитного дома "Osmosi" и два от Готье, один из которых "с чудесными перьями". "Если уж играть в поп-диву, то основательно, - пояснялось на ходу, - начиная с себя и кончая балетом. У меня одеты все - от обуви до трусов - в дорогое, фирменное, и вложены в это серьезные деньги..."
Однако главной изюминкой торжеств стало, похоже, участие в премьере мегапримы Аллы Пугачевой. С недавних пор она не пропускает ни одного публичного мероприятия с голубой начинкой. И пока московские геи срочно собирают хор для ответного визита в Лос-Анджелес, чтобы спеть дуэтом с Дайаной Росс, г-жа Пугачева исполнила дуэтом с Борисом Моисеевым новое сочинение Кима Брейтбурга "Свеча". "Все художники - одинокие свечи, и мы сгораем на ваших глазах и для вас", - декламирует Б. Моисеев. Не исключено, что "Свеча" затмит культовое сияние "Голубой луны" в ближайшей чартовой перспективе. Однако других леди, за исключением, правда, еще "27 полуобнаженных теток в роскошных перьях, которые только что прилетели из Майами", в концерте не предусмотрено.
- Честно говоря, других (артисток) я не приглашал, - признается артист. - Просто Алла мой наставник, соратник и понимающий человек. Когда я впервые приехал в Москву, такой юненький, молоденький, мне повезло. Меня тогда взяла под крыло Алла Пугачева. Мол, не кусать, не трогать. Все равно, правда, кусали и трогали... Но я не сомневаюсь, что если бы сделал предложение г-же Зыкиной, она бы тоже приняла участие. Понаровская не отказалась бы, да и все, кто работал со мной в тех спектаклях. Они все сыграли в моей биографии какую-то роль. Я им дико благодарен. Потому что они первые мне поверили и играли в мои истории, не боясь косых взглядов и чьего-то осуждения...
Борис Моисеев утверждает, что выстраданная демонстрация подлинного "я" представляет не самоцель, а лишь психологический прием в попытке донести послание гуманизма и добра.
- "Голубая луна" - не гимн геям, это неправда, - говорит он. - Это сказка, романтика. У природы есть разное. Ты не можешь заставить бамбук расти в центре Москвы так же, как березку вырастить в песках Сахары. У каждого своя природа. Вот молодежь сегодняшняя быстро врубается в эту фишку. Поэтому, наверное, у меня становится все больше молодой публики. И общение с молодежью для меня оказалось очень органичным. Я иду дальше. Я пою, играю, ищу новую музыку - музыку завтрашнего дня. Мне уже не 15 лет, не 20, а 25 - на сцене. Серьезный срок. И я не стесняюсь сказать: да, я кое-что поправил в своем лице, в своем теле, потому что я, как и все, - машина, которую надо ремонтировать. Я нормальный человек и хочу, чтобы моя молодая публика пришла ко мне. И она пришла! Сознательно. Я ношу молодые прически, специально выбираю музыку, создаю историю, которая им нужна сегодня. Я получаю сейчас кипу писем, и пишут молодые девочки, парни, а раньше в основном писали взрослые серьезные люди. Какая-то смена декораций, какая-то новая для меня тусовка...
В этой новой действительности Борис Моисеев, похоже, чувствует себя вполне уютно и комфортно. Его козырь - трагедия, его плюс - любовь и милосердие. Друг к другу и всех ко всем. И особенно к тем, кому сейчас хуже, чем другим. В этом посыле его трудно заподозрить в неискренности или конъюнктурном расчете. Поэтому, видимо, столь органично, несмотря на бутафорию формального эпатажа, выглядел его призыв к зрителям, раздобывшим билеты на дополнительный дневной концерт в субботу, принести с собой любые вещи, которые могли бы облегчить тяжелую долю сегодняшних беженцев на Северном Кавказе. У входа в зал для этой цели дежурил специальный грузовик. И больше всего Бориса Моисеева сейчас волнует: дойдет ли его призыв до людей, принесут ли, соберут?
- За два последних года я познал ответственность успеха, - завершал изложение своего "краткого курса" Борис Моисеев, уже вбегая в репетиционный зал. - Я раньше проще относился к этому. Мол, покажу голую жопу в конце - и все хохочут. Да, у меня идеология шута для народа. Но я всегда должен осязать грань, никогда не перейти ее. Иначе можно рухнуть в яму и получить абажуром по голове. Но я же прихожу и говорю людям о своем сокровенном, и они смотрят, слушают и, как мне кажется, понимают меня...
Вопреки существующему заблуждению, большая часть моисеевских поклонников - не манерные юноши, а вполне зрелые дамы, очевидно, нисколько не склонные к пороку. От других дам их отличает одно: у них у всех крашеные волосы. Кто был рожден блондинкой, теперь фланирует по фойе совершеннейшей брюнеткой - и наоборот. И это перекрашивание, пожалуй, лучше всего объясняет ту странную любовь, которые они питают к Моисееву. Природа ошиблась: она родила брюнеткой ту, которая видит себя только блондинкой.
"Определенность и конкретность я не приемлю никогда", - Моисеев решил начать с гимна. Он - капитан. Четыре сладких мальчика-танцора в ярко-стального цвета кителях - его юнги. Пройдет десять минут, и эти юнги переоденутся в кожу и станут гонителями своего благодетеля: они запрягут его наподобие коня ретивого и будут безжалостно стегать кнутом. Загнанный в угол своими кожаными друзьями, Моисеев падет на колени: больше перед Аллой, чем перед зрителями. "Боряныч, терпи, и Бог воздаст", - говорила она Моисееву, когда того в очередной раз гнали взашей. И он терпел.
Было бы можно обойтись без слов, Моисеев обошелся бы без них. Уверен, почти никто из пришедших на концерт не стал вслушиваться в слова: "Бездомный юный Гаврош, сегодня с каждым пойдешь, в кармане нет ни гроша..." Ну и так далее - о юном провинциале, приехавшем в Москву на "голубые" заработки. Потому что у гаврошей Моисеева франтовские бачки, они одеты в дорогого кроя костюмы: Моисеев славится редким на отечественной эстраде обыкновением честно делиться заработками со своей командой. В общем, "не продавайся за грош, Гаврош". Все было в шоу Моисеева: артист скатывался по лестнице, просил маму принять его таким, какой он есть, были девки в перьях и четыре толстухи, какие-то Чук и Гек, патетические проходы в зал, шлягерные "Дитя порока", "Танго-кокаин" и "Черный бархат", но зал ждал Пугачеву.
И вот, смахивая слезу, Пугачева спела две собственных песни ("Падает снег" и "Осторожно: листопад, я влюбилась невпопад") сама и одну ("Две свечи") - вместе с Моисеевым. Тут всхлипнул и зал, потому что Моисеев - профессиональный режиссер и прекрасно знает механизм работы зрительских слезных желез.
"Ну, Моисеев в своем репертуаре", - говорила крашеная женщина своей крашеной подруге, выходя из зала. Совсем нет! Начав сольную карьеру в 1992 году с "Борис Моисеева и его леди", восемь лет, от провала к полупровалу, Моисеев шел к тому, чтобы предъявить публике "Щелкунчика" - первое шоу, действительно соответствующее мировым стандартам. Жаль только, что это произошло так поздно: в этом году щелкунчику исполнилось сорок пять.