"С ОТДЫХОМ РАННИМ И НЕЗАСЛУЖЕННЫМ"

"Начальник"

Весь вечер не находил себе места.

- ...Я сказал ему, чтобы он не заболел, а он мне говорит "что ты имеешь в виду, ты хочешь сказать, что я специально...".

Мальчика повысили. Всего на ступеньку. Точнее на ее половину. Ему доверили замещать начальницу, и вот она уезжает в отпуск. Мальчик волнуется - ему хочется выполнить задание наилучшим образом.

Он очень ответственный человек, а начальственного опыта не хватает, он говорит с коллегами, как с людьми, а не как с коллегами, он обращается к их совести, а надо - к должностным обязанностям. "Ты уж не заболей, пожалуйста", - попросил он тунеядца, а тот теперь может запросто наябедничать на новоявленного начальника, который подозревает его бог знает в чем.

Пришел домой, с порога стал рассказывать.

- Он однажды две недели дома сидел из-за изжоги,- жаловался мальчик, - Представляешь? Из-за изжоги.

- Это еще цветочки. Мне рассказывали про женщину, которая целый месяц на работу не ходила. И знаешь, почему?

- Ну?

- Как только думала об офисе, бедняжка, так у нее сразу возникали панические страхи.

- Бывает такое, - признал он, не распознав сарказма.

- Да, написали б сразу: "аллергия на работу". Зарплату выдавать и к рабочему месту не подпускать на пушечный выстрел ибо клиническая лень.

Чем больше я слушаю историй о немецких офисных буднях, тем больше удивляюсь, что немецкая экономика так успешна - она успешней многих экономик, и если уж думать дальше, то можно ужаснуться, как дурны должны быть и другие офисы, и другие, менее успешные, экономики.

Недавно друг Воля рассказывал про офисных фриков. Я смеялся до колик.

Один приходит, толстый, нелепый и немытый толком. Открывает кейс, достает две банки колы, открывает обе разом. Включает компьютер, спина прямая, взгляд неподвижный, работают только пальцы: направо, налево, направо, налево, работа рутинная, требует не мозгов, а правильного расположения пальцев. Выпивает колу, обе банки, разом. И снова в монитор - с прямой спиной и беглыми пальцами. Через полчаса строевым шагом в туалет. Кейс с собой. "Что у него там? - спрашивает новенькая. "Порножурналы", - невозмутимо отвечает ее более опытная коллега, - Однажды чемодан открылся, а там...". Возвращается все таким же деревянным. Снова компьютер, пальцы, две банки колы, которые открываются разом и так же разом выпиваются.

- Он не болен? - спросил я у Воли.

- Зато делает свою работу. Пойдешь на его место? - неожиданно спросил он.

Я растерялся.

- Надо подумать.

Когда мне самому выпало поработать в немецком офисе, то удивление было только одно: сидят друг напротив друга люди, а чтобы спросить, посылают электронные письма - со скрытой копией шефу. Общение получается опосредованное, надуманное, но, как теперь понимаю, это правильно, ведь на работе нужен не человек, а носитель функций.

Мой мальчик негоден для карьеры. Он недостаточно эластичен, а прямолинейность на рабочем месте хороша, только когда ты очень высоко, или очень низко.

Я тоже не делаю карьеры, и знаю почему: надо быть на виду, надо толкаться локтями, а мне уютно в моем камерном мирке. Может, конечно, когда-нибудь я буду жалеть об упущенных возможностях, я буду говорить, что де, лучшие годы ушли, а я провел их за строительством воздушных замков.

Наплевать.

Сейчас мне карьера не нужна, а мы живем в вечном "сейчас", и не имеет смысла уж слишком пристально вглядываться в будущее. Потому уже, что если совсем далеко заглядывать, то там ничего нас не ждет, кроме могилы.

- Не забывай, что твои слова могут быть против тебя обращены, не подставляйся, - говорил я.

Я хотел ему помочь, а что я знаю, кроме слов?

Мальчику не хватает успехов, он никогда не был первым, и его готовность на полумеры иногда омрачает на мою жизнь. Я знаю, что он заслуживает лучшей судьбы; я знаю, что он может быть хорошим начальником; я знаю, что он умеет организовать вокруг себя пространство так, что всем в нем будет комфортно.

Это человеческий талант, а он востребован и в мире людей-функций. Во всяком случае, мне удобней так думать.

- Я знаю, в чем дело. Я пишу с ошибками.

- Но считаешь-то ты без ошибок.

- А знаешь, как важно писать без ошибок?

- Для внутренней переписки? Ерунда. Не так уж и важно. Я пишу без ошибок, и что с того?

- Я - легастеник, а важно произвести впечатление.

Да, он пишет с ошибками, он их не видит, и иногда я - иностранная чурка - расставляю в его письмах запятые.

Я рассмеялся.

- Ты книг не читаешь, я их писать пытаюсь, ну разве не ирония судьбы?

- Ужасно-ужасно.

- Все к лучшему. Мне не нужен книжный червь. Мне нужен человек, а червем я и сам побыть могу.

Банальности в общем-то: о противоположностях, которые притягиваются, о неделимом человеческом ядре, которое куда как важнее всех этих фантиков - ошибок в письмах, отсутствия карьер.... Слова были чепуховые, а помогло.

- Ты один меня любишь,- мелодраматически воскликнул он.

- Еще чего,- я возмутился,- А как же твои братья и сестры? А племянники? А друзья? А мама, в конце концов. Она умерла, но все еще руководит твоей судьбой. Ведь у тебя ее воспитание и ее гены.

Он вздохнул. Буду считать, что это был вздох облегчения.

Мне так удобней.

Безупречная женщина- Чтоб она сдохла, чтоб ее оттрахали все чурки в городе, чтоб у нее пизда до жопы порвалась...., - Оливье вспыльчив и может запросто наговорить лишнего.

Наш французский друг тоже пошел на повышение. Дали должность в другом отделе и пять человек в подчинение.

Думаю, он хороший работник. Я всегда поражаюсь, как быстро и складно он может разгребать горы дел. У него хорошая реакция, недурное образование, приличный опыт...
.
Силу слов он не понимает, но оно ему и не нужно: Оливье умеет быть вежливым с клиентами, начальством и коллегами. К тому же он работает в банке, а там главное, все-таки, не слова, а цифры.

Его повысили, зарплата выросла на девять процентов, обещали какие-то новые блага - уверен, он стал работать еще лучше, еще быстрей. "Раньше он работал за двоих, а теперь за пятерых", - сказала про него бывшая коллега, которой повышение не светит. Она медлительна, хоть и вполне хороший человек.

Последними словами Оливье лаял другую женщину. Внешность ее он не описывал, но я почему-то представляю ее себе средних лет, сухонькой черненькой с волосами средней длины, уложенными в прическу средней аккуратности.

Она - подчиненная Оливье. Ей, кажется, светило его место, но не получилось. Вины Оливье в том нет. Как я все чаще убеждаюсь, если люди не востребованы, то в этом обычно их собственная вина. Они что-то делают не так.

Понятно, что причин любить Оливье у нее не возникло. Теперь, когда мы встречаемся, он первым делом говорит, что следует сделать чуркам с ее пиздой, и только потом переходит к нормальному разговору.

По его словам, она вежлива, никогда не опаздывает, хорошо выполняет свою работу. Она безупречна, поэтому, если выдумывать ее облик, то можно бы нарядить эту женщину в английский костюмчик - по фигуре, не придерешься.

- Говорит "Это не входит в мои обязанности", - ярился он однажды, - Говорит "Мой рабочий день уже закончен", - ярился он в другой раз, а в третий начал крыть ее самыми последними словами и с той поры так полюбил это дело, что я уж перестал обращать внимание на его брань. Ну, гремят же тучи. Погремят, да утихнут.

В тот третий раз она сказала, что новый начальник (то есть Оливье) шлет в ее электронный ящик слишком много писем - копии переписки с начальством и коллегами. "Это к сведению",- сказал Оливье. "Я не могу читать их все, - ответила она, - Они меня не касаются". Оливье возразил, что они касаются всей их группы, которую он называет "team", и если кто-то заболеет, то она сможет помочь.

Через час у нее заболела голова. "Мигрень", - сказала она и ушла.

С той поры мигрень образовывается у нее то и дело. Иногда, выслушав предложения Оливье, женщина вопрошает: "А зачем мне это знать?".

Он не находит что ответить, потому что ее фронт работ и правда довольно узок и, каким там макаром идут дела у других, ее действительно не касается. Она работает от забора и до обеда. Все правильно и в срок. Возразить Оливье нечего, он уходит, а на досуге бранит эту женщину, которую не в чем упрекнуть.

Она безупречна. Во всяком случае, та, которую я себе представил.

- А ты спроси у нее, надо ли ей знать, что солнце встает на востоке? - предложил я на днях, - Тоже ведь бесполезные знания.

- Да, чтоб ей..., - Оливье снова завелся.

Об отдыхеА сосед мой - пенсионер. У него брюхо, как барабан, которым он при разговоре любит толкаться. Тычет, будто подначивает. У моего соседа неестественно белые зубы, на пальцах и запястьях золотые побрякушки, про которые хочется думать, что они самоварные. Еще он сварлив и перессорился почти со всеми вокруг. Соседка справа якобы отравила его канареек, мужик из дома напротив ему назло сыплет мусор в неположенном месте, а жена соседа - дура, потому что детей от первого брака дурно воспитала. Жизни их толком не научила. Своих детей у соседа нет и он считает это большой удачей - бывший механик в средствах не стеснен.

Соседу моему уже прилично за шестьдесят, он много путешествует и легок на подъем. У него золотые руки - когда я потерял ключ, он в два счета выпилил мне другой. Я этим ключом по сей день пользуюсь. Он хорошо ко мне относится и любит хвастать своей житейской ловкостью - на пенсии уже лет пятнадцать, задолго до назначенного государством срока. И все это потому, что обвел врачей вокруг пальца, запудрил специалистам мозги своим здоровьем, которое якобы на ладан. Может, оно так и было - я ведь знаком с ним только пару лет, но поддакивать ему не хочется. Ведь если бы он работал хотя бы по полдня, то ему вряд ли нужно было по делу и без оного судиться с соседями, заедать жену и, вылавливать меня в подъезде, чтобы битый час повествовать о своей житейской ловкости.

Скучно ему. Нечем ему заняться. Спрашивается, кого обманул мой сосед своим ранним незаслуженным отдыхом?