"ОН ВОЗИТ, А Я ШАНТАЖИРУЮ"

Неподдельные фрукты - ...Вот и на тебя нашлась управа, - говорил я и деланно радовался, пока мой мальчик тягал кули с яблоками - пяти сортов, которые народились в нашем саду в неимоверном количестве, и теперь неясно, куда их столько девать.

Есть яблоки желтые, будто медом налитые. Есть зеленые с румянцем. Красные есть. Розовые. По цвету я их различаю, а по вкусу не очень - все кислые, потому что сад нам достался со старыми яблонями, за ними никто уже сто лет не ухаживал, и что-то испортилось в их жизненном цикле. В начале лета мальчик нанял садовника на пару часов, тот ножницами пощелкал, и ожили деревья. Как умели.

У кривых яблонь образовалось свое бабье лето. Полезли ягодки в гигантских количествах.

- Это тебе не привозные яблоки, - мой мальчик говорит с таким видом, будто те, которые в супермаркетах продают, из папье-маше сделаны и предназначены украшать собой уроки биологии.

Они ненастоящие будто, а у нас на деревьях-раскоряках растут те самые, что ни в сказке, ни пером...

Что с ними делать - непонятно. Если оставить яблоки на земле гнить, то скоро сад превратится в помойку. Если сгружать и выкидывать, то надо платить какой-то там налог. Если отделять гнилые от здоровых, а последние везти в яблокодавильню и менять на сок, то куда нам столько соку - яблочного, кислого до сведения скул.

Не знаю.

Как всегда выбрали компромисс. Часть собираем, часть выбрасываем, а часть рассовываем всем подряд. В выходные мой мальчик ходил с кульками по соседям.
- Лучше вам, чем выбрасывать, - говорил он.

Соседи сдержанно благодарили. Та, которая прежде нас особенно истово не любила, грозилась испечь пирог. Если он получится таким же вкусным, как и "яблоки печеные в шоколаде", которые мой мальчик на днях сочинил, то ясно, куда девала соседка свою истовость. Никуда. Как цвела, так и цветет. Только иначе пудрится.

Всерьез осчастливить удалось только поломойку, про которую я тоже как-нибудь расскажу. Она рачительная хозяйка, и я думаю, надо позвать ее в наш сад в гости - пускай берет, сколько хочет.

- Компот-компот, - радовалась она и руками махала.

Ушла с большим пакетом, а в коридоре место освободилось. Ненадолго, правда. Вечером мальчик привез новую порцию - желтых, красных, розовых. Я вдруг осатанел, да припомнил кстати, как он обещал разбить мой компьютер, которому я уделяю слишком много времени.

- Вот куплю в магазине яблок, домой приду и стану их есть. Сладкия яблочки, вкусныя, - пел я сегодня.

- Только попробуй, - он румянился на глазах. Неподдельным фруктом.

Зайцы-карапузики...а чувства витали двойственные.

У меня, во всяком случае. Думал, было такое где-то. Именно со мной. И с моим мальчиком тоже. Вот также сидели мы рядком, я взмахивал рукой-куриной лапой, он кивал и соглашался.

Издавали звуки.

- Скажи "Basta", - попросил я.

- Basta, - охотно повторил он, но с некоторой задержкой, словно у короткого этого слова есть тайный крючочек, который мешает ему вырваться на волю.

- Скажи "karapusiki".

А это слово было еще сложней, в нем слогов было больше, а значит и крючочков. Мальчик надулся, и, подумав, выплюнул по частям.

- Ka-ra-puzyky.

Последние три слога вывалились разом - неправильно, смешно, и тем интересно.

- Karapusiki, - поправил я, чтобы продлить удовольствие.

- Kara-puzyki.

- Pusiki.

- Puzyky.

Некоторые звуки он выговаривать не умеет. У него не получается "и" средней широты. А "з" не звенит, а цокает, как подкова по мостовой.

Очень смешно и в этом суть.

- Kontschilisja tanzy, - завершил я фразу.

- ...tanzi, - кивнул он, и выглядел при этом совершеннейшим ребенком. Ясно было, каким он был в школе. Рыжий круглолицый мальчик на уроке французского. Учительница говорит ему "пардоньте муа", он послушно повторяет, делает это не совсем правильно, она - если хватает терпения - поправляет, а если нет (что вероятней) отправляет его за парту. Он идет, ничуть не огорчившись, и говорит, может, что-то из только что усвоенного, класс грохает на все голоса. Он серьезен в своем желании постичь науку, и во французском, который он в школе так и не выучил, его неспособность к языкам оказывается особенно очевидной.

Это смешно, а ему необидно. Он смеется вместе со всеми. За компанию, не очень понимая, причину смеха, ведь если ты всего лишь остаешься собой, то трудно понять, что в тебе такого веселого.

- А теперь все сразу, - попросил я, и мы нестройным хором проговорили, - Basta karapusiki, kontschilisja tanzy.

- ...tanzy.

- ...tanzi.

Так мы повторили и раз, и два. Квелая "и", цокающая "з", тщательно проговоренные, забавные. Я вспомнил дежа-вю.

- Mein Name ist Hase und ich weiss von nichts, - научил меня мой мальчик лет девять тому назад. Было это в доме у его матери. За завтраком, под его мерные кивки, помогая себе рукой-куриной лапой, я проговорил эту фразу, не понимая ее смысла. "Наверное, что-то нужное", - думал я, ведь мой мальчик учил меня так серьезно, настойчиво так. "Зовут меня заяц, ничо я не знаю". Кстати, хорошая фраза. В ней нет звука "r", который получается у меня слишком глубоким, будто с ватой во рту.

Мне - "непонятливый заяц", ему - "карапузики". Выходит, не дежа-вю это было, а месть. Мелкая и смешная.

Рукастая Венера- Если бы я не был пидарасом, то сразу бы на ней женился.

- Ага, немедленно повалил бы на пол и стал жениться.

- Ах, что за девушка! - он не слушал.

Из этого квохтанья следовало, что особа, которую мой мальчик по просьбе друга встретил в аэропорту и посадил на поезд, исключительно, бесподобно, божественно хороша - прекрасна настолько, что даже он, равнодушный к женщинам, не мог не восхититься исключительностью ее экстерьера. Богиня Венера, ни много, ни мало.

Такое бывает с ним крайне редко. В последний раз он также восторгался подружкой племянника. Она и правда красива - даже скептический я объявил себя тогда поклонником еврейских принцесс, кудрявых смуглянок с оленьими глазами. Она уехала в Лондон покорять медийный мир, и я не удивлюсь, если скоро увижу ее в телевизоре.

Обычных женщин мой мальчик видеть не умеет - даже если они с ним безбожно кокетничают. Квадратные кассирши в супермаркете, шевеля густыми бровями, кидают в его сторону взгляды, по силе сравнимые с пушечными залпами, а он все рядит о помидорных ценах и молочном качестве. Кстати, дама, которая в свое время чуть не увела его под венец, была такой же - квадратная и пушечная. Она, правда, была санитаркой, а не кассиршей, но, судя по фотографиям, сделана под ту же копирку, что и палеолитические Венеры.

У моего мальчика интерес к женщинам обычно бывает утилитарным. Он любит прикладывать губы к их полным предплечьям и дуть изо всех сил, производя неприличные звуки. Буквально недавно он снова играл в эту игру, придуманную еще в детстве - в гейском баре дул в руку малознакомой англичанке, люди шарахались, а толстуха заразительно смеялась.

Девушка, которую он месяц назад встречал в аэропорту, по паспорту числится казашкой, но фамилия у нее русская, из чего я понял, что красота у гостьи славянская. Ну, может, с экзотической азиатской примесью - дети от смешанных браков часто бывают красивы - взять того же Киану Ривза, у которого к стрельчатым глазам прилагается прямой нос, белая кожа и кривые ноги, сексапильные невыразимо.

Красавица приехала к университетскому приятелю моего мальчика. В город, что в двух часах езды от нас. Ее взяли в няньки. У приятеля - а назову-ка я его "Антоном" - няньки меняются раза два в год. Иностранки приезжают учить немецкий. За еду, кров и карманные деньги присматривают за детьми, а параллельно ходят в языковую школу. За то время, которое я знаю Антона, у него побывали болгарка, вьетнамка, украинка, полячка. Русских было две или три. Испуганные немного, похожие на недовоплотившиеся тени.

- Какие были бы дети! - долго восхищался мой мальчик новой нянькой Антона.

- У красивых родителей не всегда бывают красивые дети, - возражал я для того только, чтобы вставить свои пять копеек.

- У некрасивых тем более не бывает.

Но тут уж мне было что возразить. У подруги моей матери, женщины умеренной привлекательности, народилось двое невероятно красивых мальчиков. Когда я их вижу, то удивляюсь игривости природы: достаточно небольшой погрешности, чтобы костлявая худоба превратилась в элегантную поджарость, а водянистость глаз засияла лазурью. Дети любви - так я объясняю этот феномен.

А сегодня восторги мальчика сдулись.

Он уехал к Антону смотреть его третьего ребеночка, который народился пару месяцев назад. Обычно ему там так хорошо, что по прибытии он даже позвонить забывает, но сегодня искать его не пришлось. Сам позвонил и задолдонил.

Коммуникабельной оказалась казахская красавица.

Через пару недель у нее завелся кавалер, у которого она проводила все ночи.

- Не то столяр, не то плотник.

А на днях по дому Антона бегали хмурые люди в униформе. Девушку поймали на воровстве в торговом центре, на счету ее какие-то несметные тыщи, и был выписан ордер на обыск.

- С полицией, собаками!

Случай вопиющий. Тем более для фешенебельного квартала, где живет Антон. Он очень молод для своих успехов, и я могу представить, с каким удовольствием соседи рядили о суете у преуспевающего торговца недвижимостью - в его трехэтажном доме, спланированном итальянцами, в саду, где торчит высокохудожественная закорюка, в гараже с рядами машин и чайном домике - приземистой застекленной коробке.

- Все предрассудки в отношении иностранцев получили подтверждение, - подытожил мой мальчик, говоря словами явно заемными.

В голосе его я не расслышал ни торжества, ни сожаления. Констатация факта - ну, рукастая оказалась венера, бывает.

- Вот видишь, как хорошо, что ты пидарас, - сказал я.

- Что? - он не понял.

Болваны и болванкиВчера был бассейн, спал я крепко, а проснулся с чувством хорошего дня.

Готовился к хорошему, и уж почти народилось оно, как ветер подул, закачались деревья, и когда я смотрел из окна на большую березу, которая прячет нас от соседнего дома, то казалось мне, что она стонет. Нечеловечески.

Тут позвонил мой мальчик - сказал, что в саду яблоки собирает.

- Na hrena nam eti jabloki! - завопил я по-русски.

Я когда волнуюсь, то начинаю путать языки, а темная волна подступала, как отрыжка - по радио пугали штормом, а этот толстый дурень, жалея яблок, поехал прямиком в ураган.

Однажды мы были в саду, кофе пили, приятно болтали, как вдруг град посыпал. Лед валился кусками, свистел, прорываясь сквозь деревья, и можно было запросто вообразить себя на войне.

Града сегодня не обещали, но воспоминание всплыло некстати, и я легко вообразил, как он собирает поганые эти фрукты, а льдины изо всех сил колотят его по макушке.

Пустой, конечно, но все равно жалко.

- Брось! Приезжай! - надрывался я.

- Я же не мог уехать с работы пораньше, я сегодня поздно пришел и только сейчас освободился, - бубнил он, не слушая меня и моих страхов явно не слыша.

Дундук, ей-богу.

- Не хочу я твоих яблок!

Моя мать его хорошо понимает. Она также может выковыривать из картошки гниль, вместо того, чтобы выбросить ее целиком, и купить новую. Мучения ради копеечной пользы.

Связь оборвалась, я заметался по квартире, разделившись будто на три части. Одна часть меня боялась и маялась. Другая удивлялась, что могу я маяться, а третья раздумывала - ай, какой трагикомический сюжет: придурок скачет по дому ошпаренной кошкой в ожидании другого придурка.

Где там был настоящий я - судить не берусь. Наверное, везде понемногу.

И час его не было, и два. Я уж привыкать стал к березе, и к ее беззвучным нечеловеческим крикам, она махала сучьями, плакала, а я каждые пять минут жал у телефона на повтор.

- Абонент недоступен, - сообщала металлическая тетя, и виделся мне след колесницы, которая унеслась в неизвестном направлении, туда, где живые не ходят.

И яблоки не растут.

Надумал.

Полетели они все - родимые, красно-желто-розовые - к чертовой бабушке. Выволок фрукты из углов и отправил в мусорный контейнер.

Пусть выгребает, если хочет, говорил я сам себе, строя неясные какие-то планы.

Ясен был только их цвет. Темный. Глубокой зелени с легким желтоватым налетом, как будто изумруд слегка выцвел от солнца. Возможно ли это, я не знаю, но планы мои были неясны, то есть фантастичны, а значит, возможно все - даже самые прихотливые сочетания цветов. Главное, чтобы они были уродливыми. Темными.

Его не было долго. Часа три. Хотя до сада на машине больше десяти минут езды. Ну, четверть часа. А металлическая тетя - za-je-ba-la - что-то такое я с удовольствием бы ей сказал, если бы она была человеком, а не болванкой, вертящейся занудным хороводом.

Отупел я на удивление быстро. Смотрел фильм о любви двух британских юношей, замечал кособокость сюжета и трепет настроения, но как-то краем, покрывшись будто сажей, сделавшись горелой чуркой, которая была березой, пока в нее не ударила молния. Я такое в газете читал. Шел болван, песенку, может, насвистывал, а молния - хрясь! - и ударила. Из самого центра урагана. Нет болвана, а от дерева головешка осталась.

Вот так и бывает. Где-то гром гремит, ураганы бьются, колотят по глупым болванам, а болванки сидят на диванах, смотрят сладко-грустное кино - обугливаются потихоньку.

И в этом я похож на свою мать, которая также ждала меня, а я все не приходил. Она ждала, волновалась по пустякам, а когда являлся красно-пьяным солнышком, молчала. Не для того, чтобы наказать, а потому что говорить не могла, пережидала.

А может, это мне расплата за мое тогдашнее свинство?

Я не верю в теорию "аукнется-откликнется". Я знаю людей, которым откликнулось, хотя они никогда не аукали. Соседка по дому была матерью-одиночкой с тремя детьми, тихая, бессловесная, в блестящей квартирке, вылизанной до блеска, воды не замутила, потому что слишком покорна была - а вот взяла и умерла от рака, рано и в мучениях. Смиренно тянула лямку, а ей за это аукнулось. За что?

- В гостях был, - сообщил мой мальчик, - У Дианы. Привез яблок.

Он был взбудоражен, и было ясно, что у нашей знакомой не только был, но и попивал винцо. Сидел за высокой барной стойкой в ее прекрасной светлой квартире на последнем этаже с видом на небо. Языком чесал.

- А я тебе звонил.

- А я телефон отключил.

- Почему?

- Теперь у нее своя фирма, - блестя глазами, стал рассказывать он.

А на улице было тихо. Я и не заметил когда. Все чистое, вылизанное будто до скрипа. Хороший день, ничего не скажешь. Кстати, фильм, который я наугад стал смотреть, называется "Прекрасные вещи". Он о простом человеческом счастье. Рекомендую.

По рецепту и безДавили фрукты, пирог пекли.

- Тебе приятно спать с восходящей литературной звездой? - игриво вопрошал я.

- Ага.

- Нет, ты честно скажи. Разве я не излучаю ауру успеха?!

- Ты б еще помылся.

- А может мне футболку одеть "Трахни меня, я звезда"? Эти яблоки не годятся для мусса, жесткие, как камень, - я перетирал фрукты в пюре, - Нет, я одену футболку "Трахну тебя, как звезда".

- А у меня пирог удался, - залюбовался он. В духовке вовсю топырилось и благоухало.

- Да, ты все строго по рецепту делал, а не как попало, - я попробовал яблочную массу, - Надо же, очень вкусно.

Хоть и не по рецепту.