Константин Кропоткин - псевдоним журналиста, который живет и работает в Германии. В 2007 году в издательстве "Квир" вышла первая книга Кропоткина - роман "Содом и умора". Весной 2008 года появится немецкое издание "Содома...".

- ...А как начиналось-то, хорошо все. Будто судьба крылом одарила. Указала свечение в дальние дали судьбы. Сижу в своем углу, никого не трогаю. У меня работа тихая, можно сказать, божественная. Считаю поналоговые суммы. Фискалю себе понемножку, исполняю государственный завет. И так считаю, да там кручу. Вот и песенку б спеть подходящую. Про ангелов. Ее по радио крутят день-деньской.

Люблю, чтоб работа спорилась, да шебуршатся там - за стенкой, где у нас прежде уголок красный был, а теперь зал для конференций. Я уж и наушники надел, музыку слушать, чтоб не отвлекали, так ведь, падлы, громко шебуршат, не дают моему углу покоя. Говорят себе, возятся. Вначале мужик говорит. Ну, давай, говорит, сейчас говорит, давай, терпежу, говорит, нету никакого, засиделся. А голос-то знакомый, не пропустить. Начальственный. Хе-хе, думаю, какая там у нас новая левински завелась. Соображаю: секретарша? не, не секретарша, она у шефа родилась в позапрошлом веке. Для того, говорит, чтоб не отвлекала. А сам-то, шебуршит значит себе в рабочее время. Конференцию устраивает. Слушаю дальше. Там уже и сопения пошли, да уж почти даже стоны. Смехота, короче. Рисую себе картины, чего уж там говорить, что ж я не мужик. Да тут все возьми, да грохнись, как стакан дребезгами. Другой-то голос сообщает: "Твоя, говорит, очередь теперь". А голос-то мужицкий.

Здрасте, приплыли. Вот тебе и секретарша-уродина, чтоб не отвлекала.

Тьфу. Плюнул. В туалет пошел, гнев выплеснуть. Как доработал, не помню. Такая, знаете, пошлость в душе образовалась, будто туда мухи нагадили. Ну, какие тут счета, отчеты, да ангелы, когда за стеной разврат царит, да порнография?

Домой пешком пошел. Освежиться бы надо, хоть мне и далеко, часа два пехом. А то и все три, я ж не у бога за пазухой живу, да в конференц-зале. Топаю по снежку, тренькаю эдак головой, чтоб мысли посторонние выдуло, а меня все молодежь обгоняет. Концерт у них там какой или состязание по спорту. С лица поглядишь, парни, да девушки, а со спины, ну, хрен поймешь, сплошные пидарасы. Все в штанах и с волосами.

Дворами пошел, чтоб не мешали.

А на лавочке двое сидят. Холодная лавочка, жопу сморозишь, а они сидят. В приличных пальто. Улыбчивые такие господа. Я иду себе, а они посидели-посидели, да встали. Один другого за руку берет и говорит что-то.

Я аж бегом припустил от возмущения. Куда идем, думаю, товарищи, куда катимся? Так и дал бы им по свинячьим рылам, никакого стыда. За руки берутся. Сами пожимают будто, а я то вижу - гладят. Глядят и гладят. Скалятся друг на дружку. Глядятся, понимаешь.

Это же непередаваемое страдание: какой же, думаю, случился с миром метаморфоз, все наперекосяк, никаких ценностей в человеке нету. Бегу до дому, а самого эскапизм гложет, или еще какая злобная болезнь.

У порога кот маячит. Жрать пора ему. Жирный он у меня. Сытый. Я б его кастрировал, да он и сам не мешает. На кошечек не заглядывается, живет своим смрением. Жрет, падла, только много. Ноги обстучал, чтоб грязь в хату не нести, Сейчас говорю, кысик, принесу я тебе кушаньки. А он об меня трется, подлизывается. Мурчит, как трактор. Тут то меня и шандарахнуло! В какой уж раз за день. А котейко, то мой, он не из этих?.... Брысь, кричу, уйди. Он на меня поглядел так вальяжно, будто с насмешкой: мол, дурень, ты. Да и ушел к себе в короб.

Супу съел вчерашнего. Котлету по-киевски из микроволновки. Вроде все, как всегда, а покоя нет. Гадкий день выпал. Срамотной. Ремонт, думаю, что ли поделать? Переклеить там обои, линолеум перестелить? Кот сидит в своем углу, зыркает. И жрать уж не просит, в упрек мне будто ставит, что я тайну его подпольную раскрыл. Да хрен с тобой, говорю, жри уже. Кинул ему вискасу, пусть подавится мерзота. Ан-нет. Сидит он чучелой недвижимой, на меня пялится. Внушение будто делает. Решил уморить меня своим голодом. Чтоб муки совести поедом поели. Да иди ты, крикнул.

Телек включил. Там большая машина стоит. Джип, что ли? Стоит она на горе, а из нее рассвет видно, или закат, я не понял. Романтично как, думаю. Вот, думаю, и мне освобождение. Настроился на красоту и небесность, чтоб унестись, где чертям тошно. Гляжу, а в джипе мужики целуются. Губами туда-сюда елозят. Тьфу, пропастина.

Полночи не спал. Тошнило. В туалет вышел, чтоб рожу помыть, в зеркало гляжу, а там... Нет, ну вы поглядите! И туда добрались. Разврат, один разврат и живая похоть. Какой-то понимаешь рок судьбы. Гадкий вышел день, гадкий...

Декабрь, 2007