В том, чтобы брать интервью у человека, которого знаешь много лет, есть свои плюсы. Наличие диктофона позволяет задавать вопросы, которые в обычной беседе так просто не задашь - и даже то, что мой собеседник много лет сам держал руку на кнопке, выпытывая правду у Дэвида Линча и Роджера Кормана, Лив Тайлер и группы "Тату", все равно не дает ему возможности избежать дознания. Сняв фильм "Гололед", кинокритик Михаил Брашинский подставил себя под перекрестные вопросы коллег и огонь рецензий.
С Михаилом Брашинским беседует Сергей Кузнецов:
- Скажи, Михаил, после стольких лет работы кинокритиком, тебе не было страшно...
- Страшно жить, Сережа. Кино снимать не более страшно, чем есть суп, выходить на улицу, общаться с людьми.
Сразу понимаю, что это как раз то, что я хотел услышать - и замолкаю секунд на тридцать. Не дождавшись вопроса, Брашинский берет инициативу в свои руки.
- Я, кстати, должен сразу сказать, что я - не кинокритик, который снял фильм. Для меня критика никогда не была ни ступенью к режиссуре, ни подготовкой, ни помехой. Мой фильм снят не кинокритиком, а человеком. Критика - занятие неестественное. Только подлинные извращенцы могут всерьез заниматься анализом чужого воображения, остальные делают это в качестве компенсации, как правило - компенсации творчества, на прямое занятие которым у них не хватает мужества. Сколько я себя помню, я всегда хотел снимать кино. Но, вероятно, моих страхов и комплексов было больше, чем страсти. Надо было прожить 35 лет, и почти 20 из них - в кинокритике...
Мы сидим на питерской кухне Брашинского, в доме на Васильевском острове. У него такие толстые стены, что мобильные телефоны глохнут здесь, как в глубоком доте.
- Скажи, Михаил, я вот все время, пока смотрел "Гололед", думал: почему тот человек, которого я знаю, снял именно эту историю...
Брашинский нетерпеливо прерывает:
- Это праздные размышления. Чтобы так думать, надо сначала доказать, что ты на самом деле меня знаешь...
- Ну хорошо, как раз после этого фильма я признаю, что я тебя не знаю. Потому я пришел сюда с вопросом о том, что личного в рассказанной тобой истории.
- Ты хочешь меня спросить, пидарас ли я? Так спроси.
- Миша, ты пидарас?
Брашинский довольно улыбается, словно заманил меня в хорошо расставленную ловушку:
- А на этот вопрос я отвечать не буду. Каким ты меня воспринял по фильму - такой я и есть.
- Но ведь я знаю, что ты не гей.
- Ты всегда так абсолютно уверен в своем знании? Скажем так: я верю в омнисексуальность. В натуральность любой любви, не только мужчины к женщине или мужчины к мужчине, но и цветка к пчеле, камня к дороге. Чем больше любовей - тем мир натуральнее. Это не значит, что я собираюсь менять свою ориентацию. Точно также я не собираюсь стать цветком, чтобы испытать его чувства.
- Все это хорошо, но не отвечает на мой вопрос: что личного в твоем фильме?
- Да все личное. Я не думаю, что можно написать роман или снять фильм безлично. Любой кадр моего фильма, независимо от того, насколько он автобиографичен, является мной. Можно сказать, что это фильм про меня, для этого совсем не обязательно идентифицировать меня с персонажами. "Гололед" начинался как фильм о невозможной любви. Не о невозможности любви, а о невозможной любви. Гомосексуальность героя была с самого начала нужна мне именно для этого. Вообще до недавнего времени меня интересовали только такие истории. Не знаю, могу ли я это сказать про себя сейчас, после "Гололеда"...
- Итак, ты выбрал в качестве героя гея для того, чтобы любовь в фильме была невозможной...
- Мне кажется, это крайне стимулирующая воображение коллизия: гомосексуал, влюбляющийся в женщину. Был реальный жизненный материал, пробудивший мою фантазию. Есть на самом деле известный человек, открытый гей, который на моих глазах прошел через что-то подобное. Я не утверждаю, что фильм только про это, но толчком к его созданию был вопрос: что происходит с геем, если он влюбляется в женщину?
- Вот мы видим - что.
- С другой стороны, это фильм о ложности знания о себе и в этом смысле гомосексуализм героя оказался очень к месту. Гей-культура - это культура очень определенного знания о себе. И это тоже важно для меня, потому что это еще фильм и о том, что любовь - это отказ от знания о себе. И чтобы этот отказ был драматичнее, надо начинать с очень прочного знания о себе. В фильме есть сцена в гей-клубе, она снималась в закрывшейся на старом месте - а теперь уже и на новом - "Центральной Станции" и задумывалась как картина среды, которая все о себе знает и абсолютно комфортна в своем знании. И первый шаг моего героя к падению происходит именно там, в среде, которую он считал своей, в среде, которая основана на приятии друг друга и полном комфорте - и в которой вдруг ему становится неуютно.
- Как фильм был воспринят гей-комьюнити в целом и твоими друзьями-геями?
- Это один из первых наших фильмов об этой среде. Он не первый, потому что до этого, как минимум, был фильм, которого я не видел, но о котором знаю, назывался он, если не ошибаюсь, "Сотворение Адама". Его кстати тоже снял кинокритик, Юрий Павлов. Надо же... Он был снят году в 1993, но это не суть важно, потому что моя заслуга, если она, конечно, вообще имеется, не в том, что я стал первым, а в том, что я затронул тему именно так, словно об этом все до меня снимали. Гомосексуализм в "Гололеде" показан как вещь сама собой разумеющееся и не обсуждаемая. Мы не говорим о гомосексуализме, мы от него только отталкиваемся, как от данности. Я не хочу лавров первопроходца, но я готов принять благодарность за то, что не сделал из этого карнавала: это просто нормальное состояние некоторых людей. У других людей оно другое. Что касается восприятия, то тут интересно получилось. Мне показалось, что фильм понравился открытым геям - особенно в Ленинграде, где он прошел лучше, чем в Москве - может быть, даже более безоговорочно, чем я ожидал, потому что, на мой взгляд, не все в фильме удалось в смысле презентации гей-культуры, - и в то же время активно, резко не понравился тем, кого на западе называют геями из шкафа, тайным геям. Можно сказать, что он открыто понравился открытым геям и тайно не понравился тайным. Это очень большой для меня комплимент. Парни в шкафу почувствовали какую-то угрозу, исходящую от фильма, будто он и есть тот крючок, который вытащит их из укрытия, из их тайны. Фильм стал для них как бы упреком - но не в том, что они геи, а в том, что они трусы.
- Насколько я, человек достаточно внешний по отношению к гей-комьюнити, могу судить, русская гей-община и западная довольно сильно различаются, в том числе, и в том смысле, что выйти из шкафа на Западе куда комфортнее, чем в России, где это до сих пор проблема. И потому - какова была первая реакция западной гей-комьюнити?
- "Гололед" был включен в Берлине в потенциальный список претендентов на премию "Тедди", ежегодно вручаемую во время Берлинского кинофестиваля лучшему фильму гомосексуальной тематики (до этого ее получали Франсуа Озон и Лукас Мудиссон). Мне было дико приятно, но я не особенно на нее рассчитывал. Люди из "Тедди" подходили к нашему стенду на рынке и говорили, что приза нам, конечно, не дадут, потому что картина "not gay enough" - не достаточно гейская. И это, разумеется, тоже правда, она действительно недостаточно гейская, но с другой стороны ее уже пригласили практически на все основные американские гей-фестивали. "Гололед" интересует гей-комьюнити, хотя понятно, что дело не только в его качествах, но и в том, что вот, новый, современный фильм из России на такую тему - конечно, это привлекает. Они, возможно, его еще не видели, но интерес к нему уже есть.
- У меня есть несколько друзей гей-активистов в Америке и, насколько я их представляю, мысль о том, что гетеросексуал снял фильм о гее, который влюбляется в женщину, будет для них оскорбительной. Доходила ли такая реакция? То есть были ли люди, которые сказали, что это политически-некорректный фильм, потому что его мораль в том, что однополая любовь это искусственное образование и когда придет настоящее чувство все это разрушится.
- Мне очень приятно, что такой реакции практически не было. Не скрою, меня это беспокоило. Я слышал самые невероятные и тронувшие меня интерпретации "Гололеда", но никому не пришло в голову увидеть его именно таким диким образом. И, слава Богу, потому что он не про это.
- По итогам приключения ты чувствуешь себя довольным?
- А с чего мне быть недовольным? Я сделал то, что хотел, я удовлетворен результатом. Фильм увидели, услышали, за нас бились Берлин с Роттердамом, мы получили приз в Ханты-Мансийске, нас наприглашали на разные фестивали. Например, мы поедем на фестиваль новых технологий в Южную Корею, а еще - это вообще фантастика - на фестиваль "научно-фантастических и культовых" фильмов в Швейцарию.
- То есть он в той же мере гейский, что и научно-фантастический?
- Именно. Наверное, дело в Швейцарии. "Пап, а геи есть? - Нет, сынок, это фантастика". Разве сыр Хохланд - не швейцарский?
2003 год
Кино Эротика
Кино Актеры
Мода Прикид
Кино Эротика
