Ирина сидела у стола, не отрывая взгляда от пузырька с таблетками. Страха не было. Она решила умереть и знала, что сделает это. Нужно было только подождать, пока хозяйка проводит гостей и ляжет спать. Наконец в квартире все стихло. Ирина взяла пузырек и одну за другой стала глотать таблетки.

- Господи помилуй, доченька, что ж ты так кричишь,- услышала Ирина чей-то голос, - Виктор да Виктор. Из-за какого-то мужика чуть жизни себя не лишила!

Ирина открыла глаза. Над ней склонилась старая женщина в белом халате и влажной салфеткой протирала ей лицо. - Где я? - В больнице. Хозяйке своей спасибо скажи да докторам, а то лежала б ты сейчас...

Открылась дверь, вошел врач.

- Как вы себя чувствуете? - Он пощупал ее пульс, приподнял веки. - Теперь от вас требуется только одно: ни о чем не волноваться, ваша жизнь вне опасности...

- Моя жизнь? Но я не хочу, не хочу! Верните его, Виктора верните! - Она забилась, пытаясь вырваться из рук доктора, и провалилась в темноту. В другую жизнь, где не было ее, но был Виктор.

Совещание, на которое Виктор привез своего шефа, затянулось. И если бы в другой день, то ладно. Но сегодня среда - квартирная хозяйка уйдет в ночную смену и можно наконец-то встретиться с Ириной, можно увидеть ее: высокую, стройную, с узкими бедрами, длинными ногами, синими-синими глазами.

- О чем это ты, Витенька, так задумался? - У машины стояла Юля, хорошенькая хохотушка-брюнетка из планового отдела. Виктор не раз думал, что если бы не Ирина...

- Куда это ты, Юленька, направляешься в рабочее время? - нарочито строгим голосом спросил он.

- Ой, Вить, Ленка только что такую блузку купила - мечта. Она еще две на всякий случай выписала. Подбрось до универмага. Я и тебе возьму. Я знаю, что ты хоть и разведенный, но на распродажах всегда женские вещи покупаешь.

- Раз уж ты такая всезнающая, то и вправду возьми и мне, размер 48-й, на твой вкус полагаюсь.

Когда Виктор привез шефа на завод, Юля уже ждала у входа.

- Вить, я тебе купила, но, понимаешь, на воротничке оказалась малюсенькая дырочка. Ты не расстраивайся - я цветочек на этом месте вышила, он ее только украсил.

Если бы Виктор знал, какую роковую роль сыграет в его жизни этот крохотный цветок, вышитый Юлиными руками. Но тогда он об этом не ведал и спешил домой, чтобы поскорее увидеть, как нежный шелк прильнет к плечам Ирины, как еще большей синевой засияют ее глаза, оттененные серебристой тканью. Он представлял, как Ирина пойдет по улице, грациозно покачиваясь на высоких каблуках, как станут оглядываться на нее мужчины, как с завистью будут провожать ее глазами женщины. Ему нравилось это. Нравилось потому, что он создал эту женщину, потому что ее привлекательность - его заслуга. Он - художник, он - творец. И, как каждый творец, восхищался своим творением, обожал его.

Ирина стояла перед зеркалом, подкрашивая губы, когда дверь за ее спиной неожиданно отворилась.

- Та-а-ак, значит, соседи-то не наговаривали на Витьку - мол, когда ты, Степановна, в ночь работаешь, постоялец твой девку приводит. Я-то, дура, не верила: парень, говорю, самостоятельный, не пьет, не курит, да и предупреждала его, когда комнату сдавала, чтоб никаких шур-мур. Витька, ты где?!

Ирина опрометью бросилась из комнаты и закрылась в ванной.

- Витька, где ты есть? - бушевала Степановна. - Да что ж это такое - нет его. Совсем хорошо - шлюху привел да еще и одну в дому оставил, а может, она уж и обчистила меня! Вот я сейчас милицию вызову, пусть она разбирается. - Степановна заспешила в свою комнату к телефону.

- Тетя Аня, не надо милицию, тут я, - услышала она голос Виктора. Анна Степановна обернулась, но в прихожей стояла, опустив голову, незваная гостья. Постояльца нигде не было видно.

- Да ты чего в самом деле, Витька, в пряталки, что ли, со мной играешь? Ты где есть-то? - Степановна открыла дверь в кухню.

- Да здесь я, теть Ань, вот же я. - Женщина подняла голову и заговорила вдруг мужским, Викторовым, голосом.

Анна Степановна застыла на месте. Потом шагнула вперед, вгляделась в лицо женщины, с которого на нее из-под густо накрашенных век и ресниц смотрели его, Витькины, глаза. Все еще не веря себе, она отвела прядь волос от левого уха женщины и увидела тоненькую царапинку: утром он порезался, когда брился, и она сама заклеивала порез бумажкой. В глазах у нее потемнело, и она медленно осела на пол.

Когда Анна Степановна очнулась, Виктор сидел рядом с ней на полу, обмахивая ее газетой. Она посмотрела на него и заплакала:

- Витька, чего с тобой сделалось-то, умом ты, что ли, тронулся, чего ты бабой-то вырядился? Ведь мужик как мужик, и работа шоферская, мужицкая, и двоих детей наплодил, что ж, что развелся, отец ведь. Отец! А тут - на тебе... Постой-ка, постой, - от мысли, внезапно пришедшей ей в голову и, очевидно, поразившей ее, Степановна аж привскочила, - а ты не из этих ли, ну, недавно по телевизору показывали мужиков, которые с мужиками живут. Может, ты такой, потому и вырядился бабой. - Она брезгливо, двумя пальцами взялась за рукав блузки.

- Нет, теть Ань, честное слово, нет. Я тебе все расскажу, ты только послушай меня, ты только послушай, а то, а то я ведь хотел, я жене хотел все рассказать, а она не стала слушать, она выгнала меня сразу. - Виктор зарыдал. Тушь потекла с ресниц, оставляя на щеках черные полоски.

- Погоди, Вить, ты погоди реветь-то, сейчас мы с тобой чайник поставим, давай только умойся сначала. Потом мы с тобой все обговорим, глядишь - чего и придумаем, что уж мы с тобой, безголовые, что ли? Не бойся, сынок, не бойся, не пропадем. Иди умойся, оденься по-людски, а я на кухню. На дежурство не пойду, поменялась я сегодня.

До рассвета просидели они на кухне. Впервые Виктор мог откровенно рассказывать о той своей, второй жизни, втором своем облике, которые скрывал всегда, с которыми пытался бороться долгие годы, бороться в одиночку, потому что давным-давно, еще маленьким мальчиком, получил жестокий урок того, что лучше никому об этом не рассказывать. И преподала этот урок его мать. Именно ей шестилетний Витя сказал, что не хочет быть мальчиком, что он на самом деле девочка и пусть мама одевает его в платье, а не в штанишки и пиджачки. Мать отшлепала его за то, что он болтает глупости, и на два часа поставила в угол. А вечером рассказала все отцу. Тот долго смеялся над Витей, а потом пригрозил спустить с него шкуру, если еще хоть раз услышит про эту дурь или заметит что-нибудь такое.

Мальчик запомнил обещание отца. Изо всех сил стремился он быть таким, как другие ребята: играл в футбол и хоккей, дрался, в десять лет начал курить, но был бит за это отцом и бросил. Когда сверстники стали обзаводиться девчонками, Витя не отставал от них. В восемнадцать лет он уже женился. Пошел в армию, где приобрел специальность шофера и наколку на плече. Он старался, он так старался быть, как все, как все мужчины. И днем он был им. Но по ночам, когда засыпал, он жил другой, не своей жизнью. Ему все время снились сны, в которых он становился женщиной. Она была очень похожа на него, словно сестра-близнец. Она любила носить широкие юбки, высокие каблуки, ей нравились светлые тона. Она часто качалась на качелях, и ветер вздымал колоколом ее юбку и развевал длинные золотистые волосы. Она весело смеялась. Она была счастливой, очень счастливой. Но она была только во сне. А его неудержимо тянуло к ней, его неудержимо тянуло стать ею. И эту свою снившуюся ему жизнь он как мог старался реализовать, хоть на чуточку сделать ее настоящей. Он полюбил шить. Жена была рада - Виктор шил ей и дочке нарядные, прекрасные вещи.

И однажды, не удержавшись, он сшил платье и для той девушки, которая в его снах качалась на качелях и которую он давно назвал Ириной. Ему нравилось это имя. Ему казалось, что от него веет прохладой, как от горного ручья. Он сшил Ирине легкое платье с широкой-широкой юбкой. И спрятал его. Он долго не прикасался к нему. Но как-то, когда жены не было дома, ему нестерпимо захотелось примерить его.

Жена пришла и увидела, как ее муж кружится по комнате в женском платье...

Он хотел, он очень хотел объяснить ей все. Он так надеялся на ее помощь. Но она не стала слушать: "Моим детям такой отец не нужен!" Они развелись, она запретила видеться с сыном и дочкой, он уехал в другой город. Теперь Виктор был один, в чужом городе, где его никто не знал. Теперь никто и ничто не могло запретить ему жить так, как ему хотелось, жить двойной жизнью. И все-таки его вторая жизнь была не его, а чужой жизнью, жизнью Ирины. И он все чаще думал о том, что эта чужая жизнь должна стать его жизнью.

- Но я не знаю, что мне делать, тетя Аня. Как-то раз был в Москве, зашел к частному врачу. Рассказал все, а он мне посоветовал к психиатру пойти. Но ведь я же не сумасшедший.

- Конечно, не сумасшедший, Вить, но все-таки какая-то путаница у тебя в мозгах есть. - Анна Степановна задумалась, а потом решительно добавила: - Вот что, пойдем-ка в мою поликлинику, меня там все уважают, сорок лет санитаркой отработала, я тебя нашим докторам покажу.

...Так начался для Виктора его путь навстречу Ирине. Пройдя множество врачей, комиссий, обследований, он узнал, как называется то, что с ним происходило. Транссексуализм. Наконец - разрешение на операцию. Операцию, в результате которой с лица земли исчезал мужчина по имени Виктор и появлялась женщина по имени Ирина.

Провожая своего постояльца в московскую клинику, Анна Степановна заплакала:

- Это что же - я тебя в последний раз вижу? Ведь не ты уж приедешь-то, а она, Ирина твоя... Вить, а может, не надо? Доктора докторами, а кем Господь человека создал, тем он и жить должен. Против Бога идешь...

- Ничего, теть Ань, Бог тоже иногда ошибается, - засмеялся Виктор, - вот доктора его ошибку и исправят. Все будет хорошо!

Прошел год. И все действительно было хорошо. Уезжая в Москву, Виктор уволился с работы. И теперь Ирина работала в другой организации и снимала комнату в другом районе города. Единственным человеком из той прежней жизни, с которым Ирина общалась, была Анна Степановна. Но виделись они редко: Ирина чувствовала, что старушке эти встречи тягостны. Новая жизнь, новые друзья подхватили, закружили Ирину. Ей казалось, что она постоянно плывет в каком-то радостном, ярком хороводе. Она никогда не вспоминала о Викторе. Его не было. Он исчез навсегда. Так думала Ирина. И ошибалась...

Соседка по лестничной клетке, разбитная, веселая разведенка Оля предложила Ирине отправиться с ней в одну веселую компанию.

- Будут двое неженатых мужиков. Одному сорок два, другому тридцать девять. Нам с тобой по тридцать три, так что в самый раз. Там разберемся, кому какой, - смеялась она.

Ирина надела серебристую блузку, черные бархатные брючки.

- Ох ты! - восхищенно оглядела ее Ольга. - Пожалуй, ты обоих кавалеров отхватишь. Смотри - не жадничай, с подругой поделись.

Добирались они долго, и, когда пришли, все уже сидели за столом. Народу было полно, и Ирина с Ольгой примостились на краешке стола.

- Ножей не хватает, если не возражаете, будем пользоваться одним на двоих, - услышала Ирина знакомый голос. Она повернулась, и сердце вдруг подскочило и забилось где-то в горле. Справа сидела Юля... - Меня Юлей зовут, а вас? - Ира. - Голос едва повиновался ей.

- Послушайте, у вас есть брат? Конечно, у вас есть брат. Его Виктор зовут? Правда, правда ведь? - Юля, облокотившись о стол, заглядывала Ирине в лицо. - Вы так похожи с ним. И вот, вот цветок на воротничке - это я его вышивала. Слушай, - она перешла на "ты", - так это он для тебя вещи и блузку эту покупал? А я-то думала... Слушай, как хорошо-то! А где он, где Виктор сейчас? Он сразу как-то уволился. Говорили, что женился и уехал.

- Нет, не женился. Он, он... умер, - неожиданно сказала Ирина.

- Ужас, какой ужас. - Юля отшатнулась, лицо ее побелело, из глаз полились слезы. Она схватила бокал с вином и залпом выпила его. Потом они обе пили. Много. Юля пригласила Ирину к себе ночевать. Прихватив со стола бутылку коньяка, они уехали. У Юли выпили и коньяк. Впервые в жизни Ирина была пьяна. Пьяна вдребезги. И потому рассказала Юле все. Та не поверила.

- Ты когда-нибудь видела у Виктора татуировку? - Кораблик пониже плеча... - Вот смотри. - Ирина обнажила плечо. Юля взглянула и побледнела. Потом в ужасе попятилась к стене. И вдруг кинулась к Ирине.

- Дурак, проклятый дурак, - она колотила по Ирининым плечам кулаками, - зачем ты это сделал?! Ведь я тебя любила, как же я теперь, что же мне теперь делать?! Я не смогу теперь без тебя. Зачем ты рассказала? Только ты не уходи, не знаю, что нам делать, но не уходи. Ты ведь тоже любишь меня? Я знала, что нравилась тебе, то есть Виктору.. О Господи, что же это такое?!

- Если хочешь, я не уйду. Я тоже люблю тебя. - Ирина сказала это и впервые за год поняла, что Виктор не исчез. Ей стало страшно...

Несколько дней они прожили в квартире Юли. Потом вернулся из отпуска отец и потребовал, чтобы Ирина убиралась вон. Юля ушла с ней. Они сняли комнату там, где их никто не знал. Представились двоюродными сестрами. Прошло два месяца. Два полных боли, отчаяния и редких минут радости месяца. Особенно кошмарными были ночи. Ирина едва не сходила с ума оттого, что не может дать Юле то, что дал бы ей Виктор, а Юля позволяла ласкать себя, но потом открывала глаза и содрогалась от отвращения. Несколько раз она исчезала из дома, и Ирина бегала по городу, разыскивая ее. Всегда находила. Но в этот раз - нет. Потом Юля позвонила и сказала, что не вернется никогда. Ирина поняла, что это правда. Она перестала ждать свою подругу. Она стала ждать своего часа. И дождалась его...

Ирина выплыла из темноты и увидела возле кровати все ту же старушку.

- Напугала, ох, напугала ж ты нас, - покачала та головой. - Погляди-ка, гости вон к тебе пришли.

Ирина повернула голову. У стены сидела и плакала Анна Степановна.

- Ты чего такое вытворяешь? - Анна Степановна присела на краешек кровати. - Один раз против Бога пошел: Господь, мол, ошибся. А теперь сызнова? Себя убивать - это ж грех какой!

- Да ведь я теперь не знаю, кто я, тетя Аня. Потерялось оно, мое "я"...

- А ты что же думал, Вить, тело тебе искромсают и вот ты уж человек другой? Нет, милый, человек-то сначала из души состоит, а тело-то уж дело второе. Так что ты потом уж снова к тем докторам езжай. Поедешь? Вот и молодец. Объяснишь им, мол, дураком был, против природы, против естества своего пошел. Не понимал, что человеку дано Богом свою жизнь прожить, а не чужую...

Вот такая история. Страшная история. И нет у нее еще конца. И каким он будет, мы не знаем. А рассказали мы ее для того, чтобы те, кто подобно Виктору собирается за одну человеческую жизнь прожить две, даже если есть на то разрешение медиков, тысячу-тысячу раз подумали, тысячу-тысячу раз прислушались к себе - сможет ли с его новым телом ужиться его прежняя душа?