На обложке свежего выпуска американского гей-журнала "OUT" появилась фотография: Том Форд, целующий своего партнера Ричарда Бакли. Пара прожила вместе более 24 лет, а в самом журнале, который на этот раз посвящен "любовным историям", мужчины рассказали, как познакомились и провели все это время. Каждый - от своего имени.
Когда Том Форд встретил редактора Ричарда Бакли, он был застенчивым 25-летним парнем. Ему хватило одной совместной поездки в лифте, чтобы понять: с этим мужчиной он хочет вступить в брак.
Том Форд, дизайнер и кинорежиссер:
Иногда бывает такое, что смотришь на человека - и тебе кажется, что знаком с ним всю свою жизнь. В первый же вечер нашего общения с Ричардом, когда мы выпили несколько бокалов, у меня сложилось впечатление, что я знаю о нем все. У него самые дикие глаза на свете - как у эскимоса с Аляски. Они не голубые и не серые, они удивительного цвета, которого я раньше никогда не встречал, почти серебряные. Они ничего не излучают, но странным образом полностью тебя гипнотизируют. Впервые мы встретились на показе мод в Нью-Йорке в 1986 году. Ему тогда было 38, и он был редактором журнала "Women's Wear Daily". Он был уверен в себе и красив настолько, что это делало его фактически недоступным. Он столь пристально меня разглядывал, что я совершенно растерялся, и как только показ завершился - убежал через дверь на улицу, только чтобы не столкнуться с ним. Десять дней спустя моя работодательница, Кэти Хардвик, отправила меня в офис "Women's Wear Daily" забрать оттуда некоторые образцы одежды. Меня отправили прямо на крышу, потому что там в этот момент проходила фотосессия. Я подошел к лифту, двери открылись, и передо мной возник человек с глазами цвета воды. Он представился как Ричард Бакли и сказал, что одежда, которая мне нужна, уже отправлена с крыши вниз, предложив проводить меня в то место, которое они называли "модным чуланом". Он был восхитителен и при этом вел себя как полный идиот. Он словно пританцовывал вокруг меня, сверкая глазами, и изо всех сил старался быть очаровательным. А я подумал, что одной поездки в лифте мне оказалось достаточно, чтобы понять, что с ним я хочу вступить брак. В жизни я весьма прагматичен, но да, тогда я почувствовал своего рода ментальную связь. Он отмечал каждую коробку в этом "чулане моды" и - бум! - в тот момент, когда мы добрались до нужной мне, я уже был всецело в его власти. Он казался такой цельной личностью. Он был так красив, так собран, он был таким взрослым, что это меня страшило. И он действительно начал преследовать меня, хотя и не то чтобы слишком настойчиво. Это меня взволновало. И одновременно очень испугало, потому что я понимал: он - другой, и все, что я чувствую к нему, кардинальным образом отличается от того, что мне приходилось испытывать до этого.
В одну из суббот мы устроили совместный рождественский шоппинг и после первых нескольких свиданий стали проводить вместе почти каждую ночь. Наверное, это случилось за несколько дней до того, как мы сказали друг другу: "Думаю, я люблю тебя". Сегодня мы говорим это друг другу каждый вечер перед тем, как уснуть, говорим в конце каждого телефонного разговора и пишем в конце каждого письма. Всякий раз, когда ты думаешь, что влюблен, ты должен сказать это. Всякий раз, когда тебе хочется поцеловать чьи-то руки, ты должен это сделать. Я поступаю так все время.
Мы отправились домой на Рождество, а когда вернулись, он дал мне ключ от своей квартиры и спросил, перееду ли я к нему. И я переехал. К тому времени мы были знакомы лишь месяц. Он с кем то жил года три или четыре, но это были несерьезные отношения, а он сознательно искал серьезных. Он вступил в тот период своей жизни, когда ему исполнилось 38, а я - в тот, когда мне исполнилось 25, но мы оба были готовы осесть, влюбиться и разделить друг с другом жизнь.
Я успел переспать с огромным количеством людей и вдоволь насладиться алкоголем, танцами и наркотиками. Впервые секс у меня случился, когда мне исполнилось 14. В школе у меня была подруга, которая успела дважды забеременеть, пока мы были вместе. В те дни, в 70-е годы, аборт считался одной из форм регулирования рождаемости, и, как мне кажется, в большинстве средних школ такое периодически случалось. Конечно, если бы я сегодня был подростком, я бы так ни с кем не поступил, но в тот период подобное считалось естественным: небрежность, с которой секс преподносился по телевидению. Если вы посмотрите старые телешоу 70-х, то можете заметить, с какой легкостью все прыгают друг к другу в постель, не задумываясь о последствиях. Несомненно, СПИД коренным образом изменил ситуацию.
Один из первых людей, у которого в 1981 году диагностировали болезнь, которую тогда называли гей-раком, был моим близким другом. Это полностью перевернуло мое сознание, и с тех пор я стал крайне осторожным. Вероятно, это спасло мне жизнь, но навсегда заставило меня изменить представление о сексе. Секс стал ассоциироваться со смертью - по крайней мере, в моем представлении. До того момента, как мы впервые занялись сексом, у нас с Ричадом было три свидания, потому что мой лучший друг находился в больнице, умирая от СПИДа. Мы встречались на свидании - а потом он мог отправиться в больницу, и я мог отправиться в больницу. То было время огромного страха, который, конечно, сказался на наших ранних сексуальных отношениях, мы много об этом думали, потому что видели, как умирают наши близкие друзья - именно в тот период, когда мы друг в друга влюбились. Если бы нам пришло в голову составить список, то мы обнаружили бы, что половины наших друзей начала 80-х годов больше с нами нет. Это продолжалось до начала 90-х, ни на мгновение не прекращаясь.
Спустя три года после того, как мы стали жить вместе, у Ричарда диагностировали рак, и когда это произошло, диагноз казался фатальным. Мы пережили очень сильную семейную трагедию, и она стала именно той вещью, которая, в конечном итоге, еще сильнее сблизила нас, потому что все это мы пережили вместе, и наша личная история благодаря этому обогатилась.
Становиться старше вместе было очень интересно, потому что мы оба изменились. В начале наших отношений я был очень тихим. Ведь на самом деле я крайне, чрезвычайно, патологически стеснительный человек. Сегодня в это почти никто не верит, потому что эту свою особенность я прячу за фасадом публичной личности, что отнимает у меня огромное количество энергии. А Ричард, когда мы познакомились, был человеком общительным и весьма словоохотливым. Ричард - экстраверт, я - интроверт, но если вы встретите нас сегодня, то подумаете, что все наоборот. Сейчас Ричард часто может казаться очень тихим, особенно если он хорошо вас знает. Но если вы отправитесь с Ричардом на вечеринку, то обнаружите, что он чрезвычайно оживлен. А я вечеринки ненавижу и стараюсь на них не ходить. Предпочитаю обед вдвоем или в крайнем случае - в компании четырех-шести близких людей.
Одна из вещей, которая меня всегда изумляет, хотя "изумляет" - это неправильное определение, потому что это не совсем так... Словом, частенько во время обедов с близкими друзьями, гетеросексуалами, до них доходит, что с Ричардом мы вместе уже 24 года, и они восклицают: "Ничего себе, ребята! Вы вместе целых 24 года! Обалдеть! А мы-то думали, что геи так долго вместе не живут". И я спрашиваю: "Почему? О чем вы вообще говорите?" Некоторые из самых длительных отношений, которые мне известны, случаются именно у однополых пар. Многие мои гетеросексуальные друзья женились и разводились, женились и разводились, а мы с Ричардом продолжали оставаться семьей. Мне кажется, что это - весьма распространенное и предвзятое мнение, даже у наиболее образованных и либеральных моих друзей, о том, что отношения геев в большей степени строятся на сексе, нежели на эмоциях. И это меня удивляет и шокирует. Я - из породы тех людей, которым нравится быть частью пары, я всегда этого хотел, всегда к этому стремился, и при этом абсолютно не имеет значения, кто я - гей, или натурал. Мы с Ричардом связаны друг с другом, и ты с новой силой осознаешь это всякий раз, когда смотришь человеку в глаза и понимаешь, что знал этого человека всегда. Ты словно возвращаешься домой.