Бартенев - квинтэссенция лучшей части "модной" тусовки. Человек абсолютно сумасшедший, причем в хорошем смысле слова. Живет в собственном мире, и его абсолютно не интересуют внешние атрибуты этой жизни и некие социальные императивы. При всем при этом он, безусловно, - человек успеха и в огромной степени востребован на Западе в качестве художника. Его шоу проходят на крупнейших мировых площадках, куда никаких других русских даже на пушечный выстрел не подпустят. У нас же в стране его известность совершенно другого рода и масштаба, хотя тот же Слава Зайцев всю жизнь признается ему в любви, утверждая, что это единственный талантливый русский художник нового поколения.
То, чем он занимается, правильней будет назвать словом "арт". Есть сегодня такой очень распространенный культурный жанр. Арт может быть любым: это может быть поп-арт, или боди-арт, либо что-то еще - но все это будет неким перформансом, который происходит на художественных выставках, в галереях и на других площадках. Некое богемное времяпрепровождение в конце XX - начале XXI века для высокообразованных людей. Существует целая категория таких людей, Олег Кулик, предположим, "человек-собака", - из этой когорты. Это - некий культурный пласт. Бартенев - человек-праздник, он создает вокруг себя некую атмосферу, его шоу - это всегда карнавал. Неудивительно, что часто в его показах принимают участие трансвеститы - это все одна культура: культура радости, культура праздника.
Андрей Вульф. В одном печатном издании, дорогой Андрей, я прочитал ваше интервью. Этим печатным изданием, не будем скрывать, был журнал "ОМ". И там была произнесена сакраментальная фраза, которая тронула меня до глубины души. Вы сказали: "Я вообще не ощущаю четкой принадлежности к тому или иному полу". То есть, когда вы говорили о собственной половой принадлежности, вы от нее категорически отказались. Как же так может быть, Андрей?
Андрей Бартенев. У меня сразу возникает вопрос: зачем я сюда пришел? Ха-ха-ха... Если бы я знал, что меня будут спрашивать: почему вас что-то там тронуло до глубины души. Ой, нет, это какой-то кошмар.
А. В. И все-таки: зачем вообще нужен пол?
А. Б. Я думаю, что он нужен тем людям, которым он нужен, и не нужен тем, которым не нужен. Это все, наверное, определяется обстоятельствами жизни, обстоятельствами судьбы, встреч, эмоций.
А. В. То есть вы относитесь к категории людей, для которых это не особенно-то важно.
А. Б. Да. Для меня абсолютно неважно, кто какого пола - лишь бы человек был хороший, а если не человек, тем более - значит, уже хороший. Например, кот, собака, жираф... Они хороши уже потому, что они коты, собаки, жирафы...
А. В. То есть животный мир вы предпочитаете миру людей?
А. Б. Да, абсолютно. Мир растений и животных для меня такая среда, где я могу чувствовать себя свободно, быть тем, кем и чем я являюсь на самом деле.
А. В. Мир предметов?
А. Б. Мир предметов - да, если он подвержен трансформации через мои руки. Если я его переделал своими ручками, значит, это мой мир предметов.
А. В. Я где-то вычитал тезис по поводу бесполости больших художников вообще и звезд в частности. То есть на определенном этапе человек, достигающий определенного уровня своего развития и уровня общественного признания, просто-напросто становится выше половой дифференциации.
А. Б. Мне кажется, что со мной произошла совершенно другая история: я почувствовал, что я прежде всего отношусь к такому явлению, как комета (не звезда), и вообще не отношусь ни к категории людей, ни тем более к категории половых принадлежностей. И это ощущение поставило на свои места уже все остальное: определило те жизненные ситуации, в которых я существую, и те, в которых я существовать не могу.
А. В. Это ощущение было уже с рождения или все-таки было благоприобретено на каком-то жизненном этапе?
А. Б. Думаю, что само явление присутствовало с рождения, было естественным. А вот осознание того, что у меня все происходит таким образом, пришло через какое-то время. Я думаю, что где-то к десяти годам у меня все уже сформировалось, и я понял, что для меня половая принадлежность не важна. Наверное, это был период, когда у обычных людей наступает момент полового созревания: они должны определиться, что им нравится. К тому времени я уже знал, что мне это все равно.
А. В. А как же вы вписываетесь в эту реальность, вполне материалистическую, и в том числе вполне сексуально детерминированную? В общность людей, которые живут по традиционным законам?
А. Б. В том-то и дело, что никак не вписываюсь. И вся проблема в том, что я сталкиваюсь постоянно с кризисными ситуациями: когда ставится задача вписать меня, вставить побыстрее, заключить в какое-то общество, чтобы со мной все было понятно и ясно - оставлять меня в России или же высылать. Да ничего не понятно! Потому что я не отношусь ни к какой конкретной культуре сексуальных меньшинств; все те идеи, эмоции, которым я служу, - они более широки и не связаны ни с какой узкоспециализированной общиной. Я также не отношусь ни к каким большинствам, потому что мне неинтересны их проблемы: проблемы быта, брака, загса, выборов президента или ввода танков в Москву - это все мне не интересно. И поэтому я как-то все время никуда не попадаю, выпадаю из любых общепризнанных систем общества.
Мне кажется, что существует вообще другая дорога и другое население, у которого все силы и эмоции устремлены к празднику, к развлечению. И вокруг этой группы людей существуют институты, которые хватают открытия из этой кладовой служителей счастья и уже сами определяют: вот это мы возьмем - фильмы будем делать; то возьмем - музыку будем писать, клипы будем делать, моду будем шить. Эти люди, понастроившие вокруг себя индустриальные институты, все нахватывают и на этом богатеют. А люди-праздники - это небесные твари, которые несутся себе куда-то, сами не зная, куда и зачем.
А. В. В Москве есть такая община людей? Как много здесь ваших единомышленников, с которыми вам просто?
А. Б. Да очень много. Их большое количество среди художников, актеров, музыкантов, дизайнеров. И самое удивительное, что эти люди вот такие в своей сущности - они тоже несутся в небе. Но с течением времени, во время полета, они понимают, что им нужно как-то общаться с этой планетой, и они отращивают себе руки. Такие ру-у-ки - они их разбрасывают везде: сзади, спереди - из ног у них растут эти руки, из горла растут, из ушей... И эти руки определяют для остального населения - что же это за профессия, что это за человек по своим профессиональным признакам, кто он такой? И вот мне с такими людьми, которые отрастили себе руки, очень легко - я их понимаю, потому что знаю их сущность, знаю, что это совершенно небесные создания, и эти руки - они только для того, чтобы отталкиваться от этой планеты, от ее проблем, и еще больше разогнаться, и унестись куда-то к другой планете. Вячеслав Михайлович Зайцев абсолютно такой человек. Лена Языкова, редакционный коллектив журнала "ОМ", Люда Ракета - да масса людей! Среди актеров таких людей огромное количество; Шнитке, Губайдулина, Марк Пекарский, Плисецкая - все они абсолютно из этого клана. Существует другая проблема: традиции, быт и устремления сегодняшней цивилизации настолько глупы, что не могут осознать: этим людям нужно дать возможность (постройте им аэродром, звездолет, звездодром!) спокойно разогнаться и улететь, а всем остальным - собраться и наблюдать красоту этого полета, и в этой красоте находить смысл для своей серой жизни, и через наблюдение этого полета найти то, что поможет изменить собственную жизнь. Ведь в каждом человеке изначально заложено то, что он должен быть небесной тварью, что он должен летать!
А. В. В Европе проще с праздниками? Народ там больше настроен на беззаботное времяпрепровождение, нежели, предположим, в Москве?
А. Б. Я как раз сейчас чувствую возможности - у меня здесь студия, у меня много Друзей - молодых художников, которые работают со мной как конструкторы, огромное количество людей, которые меня морально поддерживают, - и все это создает определенную лучезарную базу, где я могу ковать свое счастье. Вернее, не то чтобы его ковать, а просто материализовать те эмоции и те мысли, которые существуют во мне, чтобы дарить их всем окружающим.
С другой стороны, у меня огромное количество различных предложений со всяких фестивалей из Европы, и не только: сейчас вот из Канады поступило предложение, из Австралии. И я вижу, что в Европе летучеподобных людей больше. А остальные - все эти издательства книг, журналов, издательства музыки, киноиндустрия - они врубились, что, наблюдая и используя способности этих людей, можно отлетать от земли, можно многого добиться и найти очень много нюансов радости. Они построили огромную индустрию развлечений, и, естественно, мне там места больше, чем здесь, и применению моего профессионализма тоже места больше: там я работаю в музеях, на фестивалях, которые организуют крупные арт-ярмарки, как вот последний мой перформанс - Ботанический балет на Базельской арт-ярмарке, - и это все показывает, что там индустрией развлечений занимаются серьезные люди, которые понимают специфику, нюансы этого дела, которые сами любят всякие экзотические развлечения, - а я отношусь к ряду экзотических развлечений. Там на "художника из России, который делает визуальные театрализованные перформансы" все сбегаются смотреть, аплодировать, кричать "браво, браво! Мы вас хотим еще, и много, и разного". А здесь, в Москве, я, по работе, в основном дальше клубов не хожу... Но я с радостью это отмечаю, для меня это хорошая школа, потому что в свое время я получил образование на факультете театральной режиссуры Академии искусств в Краснодаре и знаю, что такое ритм шоу и как долго должно это шоу идти, - и моя практика во всех ночных клубах Москвы позволяет это знание обогащать.
А. В. Каково ваше отношение к институту семьи? Известно, что вы были женаты, однако этот опыт разрушился. Почему, как вы считаете?
А. Б. Ну, я вообще отношусь отрицательно к любым социальным институтам. Человек один раз в какой-то отрезок времени появился на этой планете, и поэтому, я считаю, он должен быть достаточно свободен во всем, и тем более он должен смириться со свободой другого человека независимо от того, любит ли он этого человека, и как ему: тяжело или легко - с ним расставаться либо встречаться. Поэтому, когда в какой-то момент моя супруга сказала, что она видит свое будущее и счастье в Нью-Йорке, я сказал: "Никаких проблем. Все прекрасно, Катя, поезжай - я тоже думаю, что там ты будешь счастлива, там тебе будет хорошо, ты попадешь в среду своих людей, на свой уровень цивилизации, на свой уровень развлечений, и вообще будешь жить полной, счастливой жизнью". Так все и произошло. Она счастлива, живет в Манхэттене, и все прекрасно.
А. В. А насколько вас волнуют такие экзистенциальные проблемы, как воспроизводство? Как долго вас будет устраивать тезис о том, что дети - это цветы, которые растут на чужом огороде?
А. Б. Наверное, я из тех людей, которые поддерживают принцип клонирования. Если со мною произойдет что-то связанное с деторождением, то скорее всего это будет выращивание через мою клетку подобного существа. Либо же это будет связано с амбулаторным способом - через хромосому там, я не знаю, - может быть, появится какой-нибудь - как это называют - доброволец (смеется), который пожелает иметь от меня ребенка. Никакого физического детовоспроизводства от меня, конечно же, ожидать нельзя, потому что я абсолютно ничего в этом не понимаю и очень далек от всего этого. Люди, с которыми я могу вступать в близкие, сексуальные отношения, для меня совершенно не связаны ни с какими их половыми принадлежностями. У меня другая теория: для меня люди либо являются каналами в космос, либо таковыми не являются.
А. В. Мы говорим про сексуальную жизнь. Вам не жалко на это времени? Ведь, занимаясь сексом, вы отрываете себя от своих работ, от творчества. Вообще, насколько вам интересен секс и занятие им как таковое?
А. Б. Вы что, обладаете информацией, будто Бартенев занимается тридцать часов в сутки сексом?
А. В. Нет, ну вот буквально пять минут тому назад вы говорили про то, что "те люди, которые являются мне близкими, с которыми я вступаю в сексуальные отношения, они для меня исключительны". Значит, вы в принципе этими отношениями занимаетесь. Вам не жалко тратить время на какую-то фигню, я извиняюсь, когда вы могли бы заняться чем-то более полезным с точки зрения мирового разума?
А. Б. Да, но с точки зрения мирового разума, скорее всего, я занимаюсь этим раз в пять лет.
А. В. Андрей, а что значит для вас одежда?
А. Б. С одной стороны, это продолжение моих внутренних оболочек, моих внутренних эмоций. А с другой стороны, это такой знак для людей, которые не хотят со мной встречаться, - это как вонючка для птицы в лесу. Вонючку же птицы не едят, потому что ты ее куснешь - она воняет, и цвет у нее зелененький с салатовеньким либо, как у лесного таракана, красный. Цвет выполняет как бы двойную функцию: он защищает от определенных людей и, наоборот, притягивает всех счастливых и радостных людей.
А. В. Я удивляюсь, что вы до сих пор не сделали перформанс специально для проституток. Мне кажется, что где-то в глубине души они должны быть вам безумно близки, как девушки, несущие обновление, радость, встречу с чем-то неизведанным. Готье, например, шил для проституток - у него была даже специальная коллекция такая, блядская.
А. Б. Я понимаю, о чем вы говорите. Но дело в том, что я же не шью! Я бы с радостью показывал свои объекты на проститутках, но мне нужны сильные мужские шахтерские плечи, чтобы вынести эти килограммы и килограммы кокошников, котурнов, корсетов. Потому что никакая проститутка, несмотря на ее ударный стаж, не вынесет этого: у нее будут какие-нибудь изменения в позвоночнике либо хрупкость в руках объявится...
А. В. Как вы реагируете на то, что вас любят, вас хотят? Вот физически, когда вы видите, что человек - он, она, неважно - вас хочет? Ваша реакция?
А. Б. Ну, это один из тех моментов, когда я абсолютно не знаю, что делать. Потому что, мне кажется, что моя физическая оболочка настолько подвержена эмоции служить чему-то, непонятному этой самой биологической оболочке, что она, эта самая биологическая оболочка, даже не может понять, что ее в какой-то момент кто-то может хотеть. Для нее это нонсенс.
А. В. Кто в вашем представлении является секс-символом? Что для вас заключает в себе это понятие?
А. Б. Вода.