Вынесенная в заголовок статьи проблематика связана с проводимым нами в последние годы исследованием новгородского общества XVI-XVII вв. Столкнувшись с любопытным документом новгородского происхождения, о котором пойдет речь ниже, мы попытались оценить его, поставить в контекст окружавших его культурных реалий.

Сообщения о содомии, распространенной среди жителей Московии, часто встречаются в описаниях иностранцами Московского государства начиная с середины XVII в. Традиционно мы привыкли оценивать эти сообщения в контексте неких стереотипных атрибутов, которые, по мысли европейцев XVI-XVII вв., должны были соответствовать образу дикарей-московитов - схизматиков, часто - язычников. Все это связано с общим негативным отношением к Московским нравам, сложившимся в западноевропейской (особенно протестантской) литературе с середины 2-ой пол. XVI в. Это во многом было связано с трагической судьбой шведского посла к Ивану IV Абосского епископа Павла Юстена, задержанного царем и проведшего около полутора лет в Московском государстве фактически на положении арестованного (Юстен 2000; Коваленко 1995: 7). Кроме того, в то время Московия Ивана Грозного воспринимается как реальная опасность для Европы (с успехом русских в Ливонской войне и глубоком проникновении в "европеизированные" области Прибалтики, особенно в 1577-1580 гг.); именно к этому периоду относится появление большого числа летучих листков в Германии, повествующих о "московской" опасности. Как пишет Н. А. Лобанов, "летающие листки" и другие газеты, появившиеся в Германии еще в ХVI в., играли огромную роль в складывании стереотипов о России (Лобанов 1999: 124). Ливонию - часть германского мира - громили московиты, "самые непримиримые и ужасные враги христианства" (Лобанов 1999: 131).

Для иностранной памфлетной литературы характерны обвинения Грозного в немотивированной жестокости. Так Николас Бассе описывал разгром Иваном Грозным Новгорода: "Стрельцы принуждали к блуду благородных и честных девиц и насиловали их позорным образом (в первом издании далее следовала фраза: "И они так бесстыдно насиловали их, что многие женщины из-за этого лишились жизни"). Далее тот же автор перечислял насилия (не сексуальные) над мужчинами, детьми, монахами, животными (Скрынников и Каппелер 1991: 135). Ульфельд в 1575 г. также описывает жестокости Грозного в Новгороде: "Вышеписанного числа много кораблей встретили мы, которые против воды лошадьми тянули, и все оные нагружены были пленниками, между которыми премногих честных жен и знатных девиц видели..."; "...сентября 16 числа в полночь прибыли мы к монастырю святого Николы, который был весьма великолепный и на безмерно веселом месте поставлен, но опустошен, ибо царь всех монахов убил и в реке потопил по ненависти которую на них имел" (Ульфельд 1883: 41). Тот же автор, описывая нравы московитов, указывает на их нескромность, почти эксгибиционизм: "И не только сии такое неучтивство оказывали, но и то же самое и у других ежедневно видели мы: приходят было к нам всякого дня трубачи для представления по своему обычаю комедии, которые в играх многократно обнажали задницы и казали всем срамные части тела, падая на коленки и ягодицы вверх поднимая, без всякого зазору и стыда". (Ульфельд 1883: 16). Его удивляет и бесстыдство крестного хода с публичным омовением (Ульфельд 1883: 18). Сообщения иностранцев, побывавших в 1570 г. и сразу после этого в Новгороде, в целом похожи друг на друга. Близкое описание опричных расправ мы встречаем у других авторов (Гваньини, Юстен, Шлихтинг, Штаден). Однако никто из авторов не упрекает русское общество в содомии. Существуют лишь сообщения о приверженности к содомскому греху самого царя Ивана (его подозревали в связи с Федором Басмановым; это в один голос сообщают натерпевшиеся в Московии католик Альберт Шлихтинг и Генрих Штаден (Шлихтинг 1934: 17; Штаден 1925: 96).

В недавней работе Г. М. Коваленко мы встретили довольно убедительный анализ исходивших от европейцев упреков русских в язычестве и бескультурности¹ (Коваленко 1995). Действительно, заманчиво было бы объяснить многочисленные упреки европейцев лишь стереотипами в отношении московитов. Тем интереснее найденный нами в Государственном архиве Швеции документ, свидетельствующий о существовавших в действительности гомосексуальных отношениях в Новгородском обществе начала XVII в.

Для описаний России, как известно, важнейшими, хрестоматийными, являются тексты С. Герберштейна и Адама Олеария. Герберштейн, считавшийся знатоком русской жизни, к примеру, сомневался в существовании у русского простонародья исповеди, высказывая мнение о том, что исповедь -- лишь для князей и пр. (Алмазов 1900: 33-34). Но именно у Олеария впервые мы встречаем развернутое описание содомии у русских. "Плотским побуждениям своим и любодеянию Русские предаются до того, что некоторые из них грязнят себя отвратительным пороком, известным у нас под названием Содомского, и употребляют для этого не только pueros muliebria pati asvetos, как говорит Курций, но даже мужчин и лошадей. И такие постыдные действия их доставляют материал для разговоров на их пирушках, так как обличенные в таких пороках строго не наказываются..." (Олеарий 1870: 178). Олеарий подробно распространяется о совместном мытье в банях мужчин и женщин, об удовлетворении похоти в пьяном виде по рассказу великокняжеского переводчика в Великом Новгороде (Олеарий 1870: 179). Обвинения русских в содомии довольно распространены в более поздних иностранных описаниях нравов Московского государства. Однако известны также два сообщения, относящиеся к эпохе несколько более ранней, чем текст Олеария.

В 1994 г. Г. М. Коваленко опубликовал русский перевод сообщения о политической ситуации в Москве новгородского сына боярского Михаила Клементьева, относящегося к 23 января 1616 г. В нем, в частности, приверженным к содомии называется молодой царь Михаил Романов. Однако это сообщение можно, пожалуй, расценивать как продолжение более ранних обвинений в адрес Ивана IV. Но в наших руках имеется документ, появившийся всего за несколько недель до сообщения Клементьева, также содержащий данные о гомосексуализме, но в среде новгородского общества той поры (Коваленко 1992).

Документ происходит из небольшой коллекции, собранной в фонде Militaria-2 (картон 1287) и составленной из документов Русской войны (Ryska krig) 1609-1617 гг. Коллекция содержит довольно случайный набор документов, относящихся преимущественно к политической истории. Однако один из них - фрагмент челобитной юноши, чужого в Новгороде, но по всей вероятности, проживавшего на территории, подчиненной Новгороду. В опубликованном Л. В. Дрень печатном описании коллекции он этот документ именует "Челобитная (автор и адресат неизвестны) о семейном конфликте с жалобой на некоего Федора" (Дрень 1999: 382). В челобитной содержится обвинение некоего Федора в том, что тот четыре года назад склонил челобитчика к гомосексуальным отношениям, пользуясь его малолетством. Теперь же Федор шантажирует челобитчика, угрожая сообщить о происшедшем его отцу, и вымогая крупную сумму денег.

"Дня по се, государь, во 120 году, было, государь, у того Федора изюм ягоды и яблоки, и тот, государь, Федор ко мне изюм и яблока присылал, а сказывал, что тоби то от меня гостинцы, и яз, государь, в ти поре был глуп и мал и нем, у него изюм и яблоки имал, а яз чал, государь, что он и вправду ко мни изюм и яблока в гостинцах присылал, и учал, государь, тот Федор ко мни приступати, а хотил со мною бездилье сотворити, чтобы я с ним бездилье сотворил, и яз, государь, в ти поре был глуп и мал и нем, и не смил я того отцу сказать, и яз, государь, за неволь с ним блуд сотворил, и как, государь, я стал поболши, а ума, государь, у меня прибыло, и яз, государь, в ти поре ему сказал, что отойди ты от меня, Федор, прочь, и он, государь, тому 2 дня во 124 году мни, государь, грубечи, а отцу моему убыток чинитци, приставити, государь ко мни в Великом Новегороде в тритцети в восми рублех напрасно, а мни, государь, стало на чюжем городе, не хотил я с ним тяготца, с ним помирился, а дал, государь, я ему напрасноу три рубли денег, и всего, государь, мни стало се убытка Великом Новгороде в вое недилщиком, и поручиком восмеи рублей, а кадя Васка Томилов сын Беляев по государеву крестному целованью руку приложил".

Решение по челобитной нам неизвестно, связать челобитчика и Федора с кем-то из известных лиц Новгорода начала XVII в. нам не удается. Однако документ, как нам представляется, свидетельствует о том, что гомосексуальные отношения в Новгороде начала XVII в. не являлись чем-то экстраординарным: челобитчик жалуется не на сам факт содомии, а на склонение его к ней обманом и на денежную скудость.

Литература