Игорь Геннадьевич, какое место, на ваш взгляд, онанизм занимает в русской литературе?

Он занимает глобальное место. Вообще вся классическая русская литература - это онанизм. Другое дело, что называть онанизмом... Если мы говорим об этом, как люди, живущие в конце ХХ века, то онанизмом сейчас можно называть вообще все существование человека. Конец ХХ века проходит под знаком онанизма. И есть все основания считать, что русская классическая литература - это, конечно, онанизм.
Но про физиологический онанизм я, честно говоря, мало что знаю. Он мне как-то неинтересен. Сам по себе онанизм - ну что это такое. Ничего - просто онанизм. Другое дело, когда это соприкасается с культурой, с общекультурным пространством, когда это срабатывает. Все-таки сексуальная революция не для секса, а для всего остального. Если говорить буквально, то сексуальная революция происходит прежде всего для Ума и Литературы. Уму и Литературе сексуальная революция дала гораздо больше, чем сексу. Конечно, раньше литература не могла описывать ни онанизм, ни гомосексуализм, ни еще очень много чего, но не потому, что она не могла это описать технически, а потому что не могла посмотреть на себя со стороны, как это стало возможным сейчас.

Судя по лексике, ваш текст похож на порнографический.

Ничего подобного. Мой текст заставляет работать мозги, а порнографический текст заставляет работать гениталии. Я даже при огромном желании не смогу создать порнографический текст, я этого просто не умею.
Я не хочу казаться писателем для сексуальных маньяков. У меня-то не так много физиологии, я даже больше скажу - ее практически нет. Физиология для меня настолько не главное, что игра с ней меня совершенно не интересует. Есть в конце концов порнография, которой я не знаю вообще. За свою жизнь я видел один порнографический фильм в годы застоя, когда еще люди смотрели классику. Я помню, что на 15-й минуте этого фильма понял, что засыпаю. Все понятно, все предсказуемо на шесть шагов вперед. Другое интересно. Сейчас книжные магазины отказываются брать книжку - "Ум. Секс. Литература" по одной причине: оказывается, у нас есть налог на порнографические издания, и слово секс они воспринимают как порнография. Что-либо сказать тут невозможно. Русский дебилизм он, как всегда, гениален и, как любая гениальность, непредсказуем. Конечно, если у меня есть хоть какая-то порнография - это даже очень интересно. Ведь это не порнография желтой прессы, с который мы находимся по разные стороны баррикад. Как бы я не открещивался от физиологии и порнографии, реальности жизни меня всегда будут туда возвращать. Ну, ничего - вырвемся снова в литературу.

Вам не кажется, что от гениальности до генитальности шаг в одну букву?

Да, наверняка, раз у русского дебилизма есть гениальность, то у него есть и какая-то генитальность, но я на самом деле решаю доминантные проблемы - те проблемы, которые решала литература всегда - проблемы места, времени, действия. А то, что мне для этого в какой-то момент понадобился онанизм, понадобились фекалии и много чего другого, то только потому, что мне это было нужно как писателю. Я чем-то занимался, а потом лет десять назад сел за письменный стол и написал "Как я обосрался". Для меня онанизм - это метафора существования человека, речи о физиологическом удовольствии там не идет вообще. И не только метафора, но вещь, через которую человек может узнать очень многое о своем детстве, о своем отрочестве, о своей юности. Когда мы говорим об онанизме, мы всегда будем возвращаться к литературе.

Хорошо, вернемся к литературе. Как вы относитесь к поэзии Ярослава Могутина?

Никак не отношусь, я его не читал... Вообще, честно говоря, какие-то специфические гомосексуальные вещи мне не интересны. Мне кажется, что русский гомосексуализм дал две главные фигуры, о которых я много писал и о которых можно говорить бесконечно - это Харитонов и Параджанов. Харитонова я очень люблю, на мой взгляд, это один из самых выдающихся писателей двух последних десятилетий, это единственный полноценный русский гений конца ХХ века. Но сугубо гомосексуальной проблематики я просто не знаю.

Харитонова и Параджанова можно назвать исключительно гомосексуальными авторами?

Безусловно, конечно... У Харитонова в каждой фразе просвечивает гомосексуализм. А когда смотришь Параджанова, то понимаешь, что человек, воспитанный на гетеросексуальной эстетике, так фильм снять не может. Скажем, "Легенда о ... крепости" - это действительно поразительный фильм. Конечно, мало быть гомосексуалом, чтобы все это снять, надо быть еще и Параджановым, но сущность момента жертвенности может почувствовать только гомосексуал. Вообще я думаю, что гомосексуальный взрыв очень обогатил русскую культуру. Может быть, это единственный достойный физиологический взрыв.

Когда же произошел этот взрыв?

Насколько я понимаю, это произошло в 60-х годах, когда гомосексуальная тематика перестала стесняться себя. В кино это, наверное, Пазолини и Висконти. То есть тогда, когда она перестала быть маргинальной и вышла на поверхность большой культуры. В литературе это Буковский и многие другие, потому что гетеросексуальная эстетика в конце века стала уставать. Она уже не могла выдержать ни лагерей, ни соцреализма, ни чего-то другого, и гомосексуальная эстетика ей очень помогла, она ее обогатила. И ей за это нужно сказать спасибо. Другое дело, что сама по себе гомосексуальная эстетика очень ограниченная. Виктюк - это, по-моему, ужасно. Это за гранью.

Чем же плох Роман Виктюк?

Да потому, что это тот же пафос, который есть в гетеросексуальной культуре, только еще хуже. ...Такой салонный пафос, достойный провинциальных парикмахерских. Боря Моисеев - это тоже ужасно, поскольку тот же жуткий кошмарный пафос. А так, например, гомосексуальная эстетика Харитонова дала какие-то очень мощные пластические образы, которых ранее в литературе не было. У Харитонова привлекают внимание интонационные достижения очень высокого уровня. А Параджанов, конечно же, сделал то, что после него повторить никому не удавалось - он смог добиться в кино уникального самодостаточного визуального ряда. Параджанов освободил кино от слова, от идеологии, ото всего, кроме того, что собственно и составляет суть кинематографа. У Параджанова удивительным образом смыкается христианская эстетика с гомосексуальной (у Харитонова тоже это есть). ...Хотя в целом я должен сознаться, что не верю в русский гомосексуализм. Я в нем разочаровался, в его культурной толщи. К сожалению, пока там не видно новых Харитоновых и Параджановых, хотя, может быть, я чего-то не знаю.

Борис Парамонов в одной из своих статей написал, что причина исчезновения гомосексуальной субкультуры связана с отменой 121-й статьи, которая карала за мужеложство. Это справедливая точка зрения?

Я плохо знаю геевскую субкультуру, поэтому обращусь для примера к русской литературе... Я вижу, что в русском классическом тексте гомосексуализма было выше крыши. Посмотрите... Пушкин "Евгений Онегин" - мужчины постоянно погибают ни за что. Видно, что дуэль Ленского с Онегиным совершенно непонятна, там нет никакого романа у Онегина с Татьяной. А ревности друг к другу из-за этой самой девушки хоть отбавляй. Дальше Лермонтов "Герой нашего времени"... То же самое возникает между Грушницким и Печориным... Ни тот, ни другой не любят княжну Мери. А настоящая причина их дуэли - вновь ревность друг к другу. Наконец, Достоевский "Братья Карамазовы"... Такое ощущение, что все происходит из-за ревности мужчин друг к другу, а женщины играют роль подопытных кроликов: они всем портят настроение, но их там никто не любит. А в "Идиоте" нервный Мышкин и плотный Рогожин выглядят как любовная пара - кто "активный", а кто "пассивный" можно догадаться в пол-оборота. Несчастную Настасью Филипповну никто не любит, и всем она только портит кровь. Когда ее убивают, то складывается впечатление, что так ей суке и надо - ничего было сразу двум мужикам морочить голову. Дальше начинается советская литература - "Двенадцать стульев". Посмотрите, в любом авантюрном романе мировой литературы есть какая-то женщина. Тут вообще никакой. Все происходит в самодостаточном мужском коллективе. То есть русские и советские писатели очень не любили женщин.

Сексуальная революция, когда она произошла, как-то повлияла на русскую литературу?

Трагедия сексуальной революции в России заключается в том, что она произошла тогда, когда уже никому не была нужна. Когда это случилось, общество, заебанное жизнью, было настолько вялым, что эта сексуальная революция оказалась никому не нужной.

Вы как-то сказали, что "никакая новизна не возможна на долгое время, поэтому новая литература перестает быть новой, превращаясь в нормальную". Ваши книги тоже станут обыденными?

Да это так. Конечно, лет через десять появится какой-то новый Яркевич, который скажет: "Подумаешь - ...онанизм, подумаешь - ...не изнасиловали, ...ум, ...секс, я вот вам сейчас покажу, как надо писать русскую прозу - и покажет". Все со временем как-то заканчивается. Но это замечательно, ведь есть надежда на то, что все как-то будет продолжаться. Но сейчас вообще стоит вопрос о существовании литературы. Мы живем в трагичной ситуации конца культуры, который нам всем придется испытать на себе.

Хорошо, если мы вычеркиваем слово литература - ее у нас нет, то, что остается?

Да не хотелось бы его вычеркивать. Я, назвав так свой последний роман - "Ум. Секс. Литература", считаю, что эти три кита мы должны протащить в ХХI век. И как-нибудь протащим...

Вернемся к вашей последней книге. В романе "Ум. Секс. Литература" вы пишите, что идеальный брак XXI века - это гомосексуал и лесбиянка. Это, действительно, так?

Это не эпатаж, мне кажется, что это действительно будет идеальный браком XXI века, да и на сегодняшний день это идеальный брак.

Где же идеал - там же секса не будет?

А они изобретут какой-то новый секс, которого пока еще нет. Вдруг они что-то такое придумают, о чем мы еще пока не подозреваем. Они люди талантливые - что гомосексуал, что лесбиянка... Хотя лесбиянки в России до сих пор остаются на втором плане. Во-первых - потому что Россия до сих пор страна шовинистская в мужском плане, а во-вторых - там просто пока нет ярких фигур.

Что вы думаете об эротике в русской литературе?

Русская эротика мне представляется очень скучной. Потом не надо забывать одну вещь - это была домашняя эротика, она не предназначалась для восприятия. Русская эротика зациклена сама на себе... Я не эротический писатель. Но если какой-то маньяк прочтет мои книги, получит удовольствие и не пойдет кого-то убивать на улице - это замечательно. Но я боюсь, что маньяк моих книг не поймет. Для меня очень важен момент искушения. Культура и сама по себе литература - это зверь, вырвавшийся на свободу. Это миф. И как миф он может искушать. Если вы помните, в "Как меня не изнасиловали" маньяк - деятель культуры с вызывающим еврейским именем и отчеством. Любые разговоры об антисемитизме я снимаю начисто. Персонаж первой книги "Как я обосрался" называет себя еврейским мальчиком. Это только прикрытие. Главное - как в человеке просыпается зверь, откуда он берет свое начало - это интересно, потому что ни Фрейд, ни Юнг, никто другой нам на эти вопросы не ответили. Это и хорошо, потому что не нужно на них отвечать - надо догадываться самим... Как культура становится зверем, насилующим, убивающим...

Получается, что и "наджопничек" - это тоже образ и чертежами этого предмета вы поделиться не сможете?

Да, я в технике ничего не понимаю. Но это не просто образ. Это идеальный образ - ох, как не хватает порой такого наджопника во всех смыслах. Можно только мечтать, чтобы кто-нибудь запатентовал такой наджопник в реальности.

О педофилах... Последний роман начинается с размышления о дедушке Крылове - педофиле. Почему именно Крылов?

Абсолютно любой мужчина является педофилом. Понимаете, что я сделал в "Как я и как меня", - там есть одна хитрость, на которую никто не обратил внимания. Я перевернул прием детской литературы. Делал я это несознательно и только потом обратил внимание. Как строится детская литература? Взрослый человек делает вид, что он ребенок. Это сто процентная педофилия - "Муха-Цокотуха", "Голубая чашка", весь Кассиль, Носов, так же и Кэррол "Алиса в стране чудес".

Они педофилы в духовном культурологическом смысле или буквальном?

Я сам уже запутался. Пусть люди, которые все это читают, сами догадываются... Я интересен своими противоречиями. Чем их больше - тем лучше. Литература - не военно-полевой устав, пусть каждый понимает все, как хочет. Я думаю, что и в культурном плане и в социальном, и в бытовом вся детская литература - это литература педофилов. Я вернусь к "Как я и как меня", где я отказался от принципа детской литературы. Там ребенок совершенно взрослый человек, он размышляет о Канте, Гегеле, делает глубокие выводы и анализы, невозможные в столь раннем возрасте. Это очень важная составляющая моей книги, но критика у нас абсолютно тупая, пока ей все в рот не вложишь, она ничего не поймет. Хороший критик - мост между писателем и читателем. Критика в России всегда воспринималась в качестве беллетристики, начиная с Белинского. Ее интересовала не литература, а она сама. И русская литература прекратилась именно по этой причине.

А почему так мало в русской литературе изображено гомосексуалов?

Вы же знаете, что главный герой русской литературы - маленький человек. Ее вообще не интересовал половой акт, она выстраивалась по вертикали - человек и родина, ее не привлекала горизонталь - просто человек.

Но в названиях очень часто встречаются сексуальные символы. Например, мужской - "Темные аллеи" или женский - "Вишневый сад"?

Это просто желание угодить женщинам. Русские писатели понимали, что они издеваются над женщинами, и хотели подсознательно сделать им приятное... Тем более Чехов.

Да вы его, наверное, просто ненавидите?

И все-таки непонятно, почему у вас так много гомосексуализма в книгах? Есть говно, есть онанизм, решили добавить еще до кучи и гомосексуализм?

Для меня это немного отстраненные фигуры. Разве голубые - не люди, разве они не имеют права быть персонажами? Еще как имеют. Плюс их столкновение вот с этой застывшей кондовой гетеросексуальной культурой дает замечательный художественный эффект. Они несут уникальную энергетику - странную, немного изломанную. Мне принадлежит много нелестных слов о гомосексуализме. Например, статья, написанная в соавторстве, которая называется "Голубой провал". Я автор высказывания "При слове гомосексуализм хочется схватиться за револьвер". Но это было сказано просто в плохом настроении. Хотя должен сказать, что, на мой взгляд, русская гомосексуальная культура не состоялась. Со стороны она кажется очень пуританской, изнеженной, нервной, боящейся выхода в открытый космос.

А шансы есть?

Все будет зависеть от персоналий.

Так кто спасет мир - х...й или красота?

Они вместе спасут, они объединятся и спасут. Главное, чтобы они друг другу не навредили. Х...й и красота - это страшная сила. Сколько трагедий происходит из-за этого красивого х...я. Но повторюсь, все будет зависеть от конкретных людей, от того, как они реализуются.

Ваши фразы очень парадоксальны, вот вы пишите: "Умом Россию не понять - это абсолютно правильно, и пытаться даже не стоит, и х...й умом не понять". Сразу же возникает вопрос: "Умом не понять, а х...ем измерить можно?"

Измерить как раз можно, понять нельзя. Помните, что он у меня натворил - он взлетел, он улетел, он пошел по пути носа Гоголя. Ну, как такого поймешь. Это единственный персонаж романа, заглянувший в XXI век. Он взлетел в третье тысячелетие, ему там понравилось, но он все равно вернулся обратно, чтобы не оставлять нас без того, без чего нас оставлять нельзя.

А можно его оседлать и улететь в третье тысячелетие?

Понимаете, он сам по себе, ему не нужен человек. Он горячий, нервный, неуправляемый... Человек - это человек, а он - это он...

Они врозь?

Иногда да, очень сильно врозь... У него есть какая-то свобода, которой у человека нет. Порой в отношении свободы, понимания мира, понимания жизни человеку есть чему поучиться у него. Нужно прислушиваться к нему, но не только к нему, конечно, но и к мозгам, а еще лучше к литературе. Тот опыт, который мы получили в ХХ веке - это опыт чудовищный. И если серьезно говорить о сексуальной революции, то, что у нас произошло, - у нас произошло восстание тела. Настолько в лагере, в Освенциме и в сталинских лагерях была только душа, что тело, наконец, вышло наружу, взлетело, оторвалось от земли.

А в литературе это проявилось у В. Шаламова?

Да, именно у Шаламова. Я у него многому учился, его можно назвать родоначальником русского постмодернизма. Обратите внимание, что все рассказы Шаламова - повторяющиеся вариации на одну и ту же тему. Это роман с ударением на первом слоге - роман, что на блатном языке означает некую историю, когда молодой человек, интеллигентный, за какую-то мзду потчует уголовников, чтобы в лагере быстрее тянулось время. Собственно говоря, Шаламов единственный русский экзистенциальный писатель.

И последний вопрос: "Вас не тянет снова заняться онанизмом"?

Тянет, еще как тянет, но уже нельзя. Статус не позволяет.

...Русского писателя?

Да, да, да...

Так что среда все-таки заела?

Да нет - наши отношения с онанизмом мирные, хорошие, спокойные. Я для него сделал столько, как писатель, сколько для него не сделал никто другой. Поэтому онанизм должен быть мною доволен. Но если называть онанизмом не физиологию, а что-то большее, то, сознаюсь, что я продолжаю заниматься онанизмом по полной программе.

Игорь Геннадьевич, а гомосексуализмом вы никогда не пробовали заниматься, вам никто не предлагал?

Пробовал, но сразу понял, что это не мое. Мы друг другу понравились визуально, но тактильно мы друг другу не понравились. Но мы часто встречаемся, часто друг другу о чем-то рассказываем, делимся своими проблемами.

Может быть, как раз онанизм виноват?

Нет, онанизм здесь ни при чем, я онанизм ни за что не отдам...