Ярослав Могутин. "Пидор-индивидуалист", мечтающий стать сверхчеловеком

Ярослав Могутин (12 апреля 1973, Кемерово) - писатель, художник, модель. Автор книг "Упражнения для Языка" (Нью-Йорк, 1997), "Америка в моих штанах" (Тверь, Kolonna Publications, 1999), "SS: Sверхчеловеческие Superтексты" (Нью-Йорк, 1999) и "Роман с Немцем" (Тверь, Kolonna, 2000), многочисленных публикаций в российской и западной прессе. Сооставитель 2-х томника "ЕХ".

Его интервью, статьи и эссе публиковались в журналах "Столица", "Новое время", "Moscow Guardian", "ОМ" и "Птюч", в "Независимой газете", "Московских Новостях", газетах "ЕЩЕ", "Новый Взгляд" и многих других. Среди наиболее скандальных его "хитов" - "Как я воровал в Париже", "Гомосексуализм в советских тюрьмах и лагерях", "Групповуха как образ мысли", "Штука размером с кнопку. Фаллократия в действии", "Политика - грязное тело", "Суки большие и маленькие", "Сиськи в тесте. Обыкновенный садизм", "Грязные концы комсомольцев", "Без интеллигентов: Утопия", "Чеченский узел: 13 тезисов", "Сексуальность фашизма" и др.

Скандальные и зачастую намеренно эпатажные публикации Могутина, наряду с его беспрецедентной репутацией первого "открытого" гея в российской прессе, сделали его мишенью уголовного и политического преследования. Предельно откровенное интервью Могутина с Борисом Моисеевым в газете "ЕЩЕ" "Грязные концы комсомольцев", перепечатанное сначала в "Московском комсомольце", а потом в "Новом Взгляде", послужило причиной возбуждения против его автора уголовного дела по статье 206, ч.2: "злостное хулигантсво с исключительным цинизмом и особой дерзостью". Согласно экспертному заключению Судебной Палаты по информационным спорам от 22 марта 1994 года, публикации Могутина "представляют серьезную угрозу интересам детства и юношества".

Самой скандальной акцией "американского культуролога" (как часто подписывал свои статьи Могутин) стала попытка регистрации 12 апреля 1994 года первого в России однополого брака с его американским партнером, художником Робертом Филиппини, получившая большой резонанс в российской и западной прессе. После этого проблемы с властями только накалились: в квартиру "молодоженов" по ночам стали регулярно наведываться менты и "литературоведы в штатском", приходили анонимные угрозы физической расправы по факсу и телефону.

В марте 1995 году, приехав в Нью-Йорк по приглашению Колумбийского университета, Могутин попросил политическое убежище в США. В Америке Могутин сменил несколько профессий, начиная от переводчика в ООН и помощника офис-менеджера и заканчивая продавцом одежды и порномоделью. Был моделью ведущих западных художников и фотографов, таких, как Райнер Феттинг, Тьерри Ричардсон, Артур Тресс, Аттила Ричард Лукас и Жан-Марк Провер. В 1998 году снялся в фильме культового канадского режиссера Брюса ЛяБрюса "Скины" ("Skin Flick", Германия-Англия-Япония).

За пять лет жизни в Америке Могутин переквалифицировался из журналиста в писателя, а потом - в фотохудожника, став автором нескольких концептуальных проектов. Поводом для нынешнего приезда Ярослава в Москву стали выход его очередной, четвертой по счету, книги в тверском издательстве "Колонна", а также две фотовыставки - "Фетиши" в Центральном Доме Художника (в рамках Третьего Московского Фотобиеннале) и его персональный фото-видео-шумовой проект "Сон Терминатора" в галерее "Риджина", вызвавший большой интерес у прессы и публики.

Почему ты уехал из России?

Против меня было возбуждено несколько уголовных дел из-за моих публикаций в газетах "Еще" и "Новый Взгляд". Меня обвиняли в "злостном хулиганстве с исключительным цинизмом и особой дерзостью; пропаганде порнографии, сексуальных и психических патологий; разжигании национальной, социальной и религиозной розни" и т.д. Все это тянулось года три: допросы и очные ставки, проблемы с ментами, травля в прессе, угрозы физической расправы по факсу и телефону, подписка о невыезде из Москвы. Вполне романтично! Старыми советскими методами из меня делали диссидента. В последние месяцы перед отъездом едва ли не каждый день выходила очередная "разгромная" статья с призывами изолировать меня от общества, посадить или сдать в психушку. Кто-то даже посетовал, что меня не убили вместо Дмитрия Холодова. Я чувствовал себя средоточием Вселенского Зла, на котором лежит ответственность за все злодеяния человечества. В марте 95-го года по совету своего адвоката Генриха Падвы я решил уехать, попросив политическое убежище в Америке. После долгих бюрократических проблем я его получил при поддержке разных правозащитных организаций, таких, как Международная Амнистия, Международный ПЕН, Хельсинская Комиссия по правам человека, Международный Комитет по защите журналистов и других.

Ты жалеешь о том, что уехал?

Нет, у меня всегда была охота к перемене мест. Другое дело, что уезжал я не по своей воле. Я бывал в Америке и раньше, поэтому знал прекрасно, куда и зачем еду. При всей моей ненависти к американскому масскульту, я всегда интересовался альтернативной американской культурой. Америка дала мне очень многое. Не думаю, что я когда-нибудь смогу или захочу стать американцем, но я уже знаю, как эта страна устроена, как она оперирует. Сейчас я прожил в Нью-Йорке столько же времени, как и в Москве. Это мой город, и я чувствую там себя абсолютно комфортно.

Ты почувствовал, что в Америке у тебя пропали проблемы, связанные с ориентацией?

У меня никогда не было проблем с моей ориентацией. Проблемы были у других. Конечно, в Америке гей-активисты добились очень многого. Они реально влияют и на политику, и на экономику, и на формирование общественного мнения. Первое время меня восхищало гигантское гей-комьюнити Нью-Йорка - Челси, где практически невозможно увидеть женщин или натуралов. Это такой утопический Мужской Мир, персонажи которого будто сошли с рисунков Тоm'a of Finland'a. Первые пару лет ушло на то, чтобы освоить эту субкультуру. Я перепробовал очень многое и многих. Мои опыты, связанные с открытием этой стороны Америки, описаны в книге "Америка в моих штанах", изданной недавно в тверском издательстве "Колонна". В России мои проблемы с властями были связаны в основном с тем, что я слишком открыто писал и говорил о своей сексуальности. Большинство моих публикаций до отъезда были в той или иной степени посвящены гомотематике. Мне тогда казалось, что быть геем значит быть избранным, быть лучше серого гетеросексуального большинства. Попав в гущу нью-йоркской пидорской тусовки, я понял, что любое большинство, будь то большинство натуралов или геев - одинаково убого и серо.

Твой фотопроект в "Риджине" не для большинства?

Проект "Сон Терминатора", с которым я, собственно, и приехал в Россию, снимался в здании строящегося небоскреба. Он сделан без всяких спецэффектов, с использованием цифрового видео и аудио и традиционной фотографии. Мой герой Терминатор - это нечто среднее между человеком и машиной, победителем и жертвой. Существо, мечущееся в индустриальных интерьерах вселенской стройки и мечтающее вырваться за ее пределы. Лязг и скрежет, издаваемый Терминатором с помощью различных подручных предметов, должен обрушиваться на зрителя в форме звукового террора. Шум - это основа проекта, прекрасная метафора агрессии, разрушения и, если угодно, моей личной паранойи. Я даже не льщу себе надеждами, что этот проект будет пользоваться массовым или коммерческим успехом. Это заведомо некоммерческая, непопсовая работа. Чем старше я становлюсь, тем меньше меня интересует реакция толпы на то, что я делаю. Если раньше для меня была принципиальной публикация в массовых изданиях типа "Московских Новостей", "Независимой Газеты", "Столицы" или "АиФ", а письма читателей служили предметом вдохновения, то сейчас мне на это абсолютно наплевать. Я делаю это для себя. Я пишу для себя. Я делаю художественные проекты для себя. Я - индивидуалист. Как сказал Аллен Гинзберг, я - "пидор-индивидуалист".

А чем ты сейчас занимаешься в Америке? Как зарабатываешь на жизнь?

Первые пару лет я продолжал заниматься журналистикой, писал для журналов "ОМ" и "Птюч". Потом перешел на более серьезное литературное творчество, выпустил четыре книги. Я разошелся со своим американским бойфрендом Робертом Филиппини, с которым пытался зарегистрировать первый в России гей-брак. Потом у меня была серия жестоких романов то с немцами, то с китайцами, то с неграми. Все это так или иначе служило материалом для моих книг. В Нью-Йорке я сменил несколько профессий. Работал в дорогом магазине одежды "Блумингдейлз" - продавал дорогие дизайнерские шмотки богатым пидорам. Я был уволен оттуда за несколько опазданий, один прогул и один выход на работу в нетрезвом виде. Потом работал на 53-м этаже башни Карнеги Холла в офисе одной российско-американской компании ассистентом менеджера. В отсутствие босса я приводил туда парней и ебал их на полу, на кожаном диване, на столе босса, глядя сверху вниз на соседние небоскребы. Был уволен и оттуда, после того, как были найдены следы разврата.

Я нашел в Интернете страницу, где есть твоя реклама в качестве порномодели...

Я и в России сопровождал свои материалы собственными "ню" из "семейного альбома". Так что, можно сказать, я всегда был эксгибиционистом и обнажался публично при каждом удобном случае. Но я даже представить не мог, что несколько лет спустя это может стать источником заработка, и я буду работать для крупнейших западных фотографов и порножурналов. Это, конечно, произошло не в одночасье. Поначалу это было связано с какими-то психологическими и нравственными комплексами. Но со временем я стал профессионалом и сейчас уже хорошо знаком со спецификой порнобизнеса. Все это подробно описано в моих книгах "Сверхчеловеческие Супертексты" и "Роман с Немцем".

Ты брал интервью у Аллена Гинзберга. Как ты относишься к культуре битников?

Насколько я знаю, это было первое и единственное интервью Гинзберга для русской прессы. Бит-культура всегда была для меня большим источником вдохновения. С моим предисловием в издательстве "Глагол" вышла первая книга Берроуза по-русски "Голый завтрак". Мое эссе "Битники: История болезни", опубликованное первоначально в "Независимой газете" - одно из первых серьезных исследований на эту тему по-русски. Я познакомился с Алленом и его сумасшедшим любовником Питером Орловским за пару лет до смерти Гинзберга. Он с большим энтузиазмом относился к тому, что я перевожу его тексты на русский. Он при каждом удобном случае вспоминал о своих русских корнях и сетовал, что у него есть книги на всех основных языках, кроме русского. Аллен очень поддерживал меня, организовал письмо в мою защиту от Американского ПЕН-Центра и даже написал послесловие к моей первой книге "Упражнения для Языка". Берроуз и Гинзберг были для меня очень важными фигурами, наравне с де Садом, Рембо, Жене и Батаем. Очень жалею, что мне так и не довелось познакомиться с Берроузом, несмотря на договоренность об интервью с ним секретаря Гинзберга, Боба Розенталя (который впоследствии стал его душеприказчиком). Берроуз жил в Лоуренсе, в Канзасе, я слишком долго туда собирался. Очень хотелось пострелять из его винтовок.

Тебя называли "русским Рембо", правда, перепутав и написав "Рэмбо"...

С кем меня только не сравнивали! Очередной журналистский штамп! С другой стороны, грех от такого сравнения отказываться.

Какая неправда, написанная про тебя, тебя больше всего возмутила?

Большинство того паблисити в России, которого я получил до отъезда, было негативным. Всем своим видом, всем своим независимым поведением я вызывал физиологическую ненависть у кондовой советской прессы. Постоянно выходили какие-то разгромные статьи, где была откровенная подтасовка фактов и чуть ли не площадная ругань в мой адрес. Когда я был младше, моим любимым занятием было читать гадости о себе. Сейчас я привык к тому, что все, что я делаю, вызывает нездоровую реакцию. "Собаки лают - ветер носит"! Я перестал жить ради паблисити и начал жить ради себя, и мне это в кайф!

Чье мнение ты больше всего ценишь?

В моей жизни есть несколько близких людей, которых я бы не хотел упоминать в этом интервью, чье мнение мне важно. Они знают все мои слабости и пороки. С ними я могу быть самим собой. Они понимают, что в книгах я разрабатываю некий имидж, который не всегда совпадает с моей реальной жизнью.

Ты же говорил, что твои книги полностью автобиографичны...

А я это не отрицаю. Во-первых, у меня туго с фантазией, во-вторых, моя жизнь настолько богата на сюжеты, что и придумывать ничего не надо. Вся моя жизнь - один большой сюжет. Я пишу в жанре физиологического реализма. Я неоднозначный, конфликтный человек и иногда сам не понимаю, кто я, что я и зачем делаю то, что я делаю. Поэтому я постоянно перехожу из одного жанра в другой, меняю маски, имена, жанры, профессии, имиджи, окружение, страны. Во мне уживаются разные характеры и персонажи. У меня есть лирические тексты, посвященные моим любимым, которые сильно отличаются от текстов, в которых присутствует персонаж, которого я сам называю Супермогутин - некое альтер эго, которое вылезает наружу в тех или иных экстремальных ситуациях. Супермогутин - агрессивный гомотеррорист, беспощадный содомизатор, кровожадный маньяк, мечтающий о том, чтобы "подчинить себе весь этот ебаный мир или уничтожить его на хуй в припадке тоски и мизантропии". А Могутин - это скорее лирический герой, способный на красивые жесты и сильные человеческие эмоции, страдающий от одиночества и непонимания, "отчуждающийся и отчужденный в пустоте и хаосе вселенского макабра". Он может быть чутким любовником и неуверенным в себе, закомплексованным подростком из хуевой семьи, из хуевого места, из хуевой среды, который всеми способами пытается достичь лучшей жизни и достигает ее.

А с кем я разговариваю в данный момент?

В данный момент, я думаю, это 50 на 50, потому что ты сам видел, какой у меня был безумный день. У меня сейчас ослабленные реакции, и Супермогутин уже уступает место просто Могутину.

Правда, что ты брал в постель диктофон и брал таким образом некоторые интервью?

Я делал в жизни много плохих вещей, и эта - далеко не самая плохая из них. Как журналист-репортер я использовал разные приемы, чтобы заполучить желаемую информацию. Особенно если речь шла о гомосексуальности наших звезд в клозете. Поэтому многие называли меня беспринципным.

А у тебя есть принципы?

Что такое принципы и кому они нужны? Мы живем в стремительно меняющемся мире. Любой чувствительный, чутко реагирующий на внешние раздражители мозг, особенно если это мозг художника, фиксирует эти изменения. У каждого дня, у каждой минуты свои принципы. Общественное мнение, общественная мораль - это пустой звук. В любом обществе и при любом строе этика, мораль и идеология меняются каждые 15-20 лет. У нас это происходит еще быстрее. То, что было строжайшим табу еще несколько лет назад, за что меня хотели посадить и вытолкнули из страны, сейчас стало общим местом и в прессе, и на телевидении. Меня называли беспринципным тогда, называют и сейчас. Люди, прикрывающиеся, как панцирем, некими принципами, просто не способны к самостоятельному, критическому мышлению и адекватному восприятию окружающего мира. Они не могут жить без идеологических подпорок и директив сверху. Таких всегда большинство. Это - масса, толпа, основа любой диктатуры. Человеческий компост. Я всегда старался держаться подальше от принципиальных людей.

Каким ты видишь идеал своей личной жизни?

Наверное, это любовный треугольник по образцу Маяковского и Бриков. С той только разницей, что я бы нашел персонажей посимпатичнее. Чем старше я становлюсь, тем очевиднее, что просто гомосексуального образа жизни мне недостаточно. Идея "шведской семьи" мне всегда казалась крайне заманчивой - некая общность людей, не связанных сексуально-гендерными предрассудками. Надеюсь, что когда-нибудь наступит момент, когда у меня будет достаточно денег, чтобы обеспечить себе такую жизнь.

То есть, тебя сексуально возбуждают и женщины?

В Нью-Йорке у меня был роман с одной девочкой, который достаточно подробно описан в моих последних текстах. К сожалению, после их публикации наши отношения закончились. Я, что называется, в очередной раз "пострадал за литературу".

А что для тебя важнее: текст или отношения с тем человеком, которого он описывает? У меня сложилось такое впечатление, что ради публикации интересного материала ты готов пожертвовать чем угодно.

И да, и нет. В зависимости от отношений, от моего душевного состояния и состава применяемых стимулянтов. Я сильно страдал от того, что мои тексты носят излишне откровенный характер. От этого страдали те люди, которые становились персонажами моих книг, но больше всего от этого страдал сам я. Это своего рода садо-мазохистский комплекс, когда ты делаешь нечто, что доставляет тебе боль, но в то же время ты получаешь от этого извращенное наслаждение.

В твоих текстах часто затрагивается тема фашизма, нацизма. Почему ты ее так педалируешь?

Я об этом много писал и даже снялся в фильме Брюса ЛяБрюса "Skin Flick", где играл неонациста-скинхеда. В свое время вызвал большой резонанс мой материал "Сексуальность Фашизма" в журнале "ОМ". В нем я анализировал сексуальность фашизма с точки зрения садо-мазохистского комплекса, присущего в той или иной степени всем живым существам. В качестве примеров я взял работы самых значительных художников, режиссеров, писателей, фотографов нашего времени, в которых отражена так называемая "фашистская чувственность". Факт тот, что после войны эта тема и в России, и на Западе была неким этическим и идеологическим табу. Но начиная с конца 60-х годов в искусстве начался ренессанс фашистской эстетики, и она превратилась в одну из самых популярных и коммерческих тем. В частности, нацистская униформа вдохновила Tom'a of Finland'a на создание всей символики и мифологии гей-субкультуры в том виде, в каком она существует и по сей день. Мое увлечение фашистской тематикой не имеет никакой идеологической основы. Речь идет прежде всего о сексуальных фантазиях, фетишах, "ролевых играх". "Роман с Немцем" посвящен моим отношениям с немецким парнем Питером из Нюрнберга, с которым я познакомился в Нью-Йорке и путешествовал по Калифорнии. Я представлял Питера своим Мастером, а себя - его рабом. Русским рабом моего нацистского Мастера. В фильме ЛяБрюса я читаю английские переводы двух текстов из этого романа, один из которых называется "История одного предательства". Там я представляю себя сыном полка во время войны, закладывающим всех своих полковых любовников "ради одного запаха фашистского хуя". Ну, а второй текст называется "Моя жизнь в качестве живого туалета" - понятно, о чем там речь, да?

Осталось ли что-то в сексе, чего ты еще не пробовал?

Раньше я думал о сексе 25 часов в сутки. Как я сказал в каком-то интервью несколько лет назад, "я пишу в промежутках между оргиями". Приблизительно так оно и было. Становилось все меньше вещей, которые способны меня возбудить. Причем, удовлетворения достичь было все труднее, ведь известно, что чем больше ебешься, тем больше хочется. Сейчас, может быть, за счет того, что я стал опытнее и пресыщеннее, мне доставляет большее удовольствие просто смотреть на секс или писать о сексе, чем реально им заниматься. Наверное, это странно звучит, но это действительно так. Те, кто знали меня до отъезда вечно голодным и сексуально озабоченным подростком, не могут поверить в такую метаморфозу. Меня стали привлекать какие-то узко-специальные фетиши. Я продолжаю экспериментировать, но поле для экспериментов становится все меньше и меньше. Одно могу сказать наверняка: в рот мне еще никто не срал.

То есть, это еще впереди?

Ну нет, не думаю. Пусть это останется лишь на бумаге. С возрастом мои мазохистские наклонности уступают место садистским. Чем старше я становлюсь, тем больше удовольствия мне доставляет причинять боль любимым.

Удавалось ли тебе заниматься садо-мазохизмом в России?

В России вся жизнь - садо-мазохизм. За четыре дня у меня было четыре стычки с ментами, то есть меня четыре раза останавливали, обыскивали, вымогали деньги. Опять-таки, видишь, с одной стороны, мне нравится военная форма, с другой, я не хочу, чтобы меня кто-то пинал в лицо грязными сапогами.

Ты когда-нибудь занимался виртуальным сексом?

Вот эта вещь мне кажется просто скучной, если честно. Мне нравится присутствие живого объекта, его запах, тепло, энергия. Я не думаю, что виртуальный секс способен дать подобные ощущения. Хотя допускаю, что это может быть интересно с эстетической точки зрения и что это очень способствует развитию воображения и фантазии. Возможно, весь секс скоро перейдет в эту сферу. Кстати, я перевел для "Митиного Журнала" очень забавное эссе Берроуза под названием "Сексуальная обработка", где он еще в начале 70-х годов, до появления всех этих интернетов, предвидел, что возможно существование неких искусственно стимулируемых и контролируемых форм бесконтактного секса, которые полностью заменят естественный животный секс. Но все-таки я считаю себя существом очень животным, подверженным примитивным импульсам и инстинктам, то есть, мне очень важны вещи, связанные с обонянием, осязанием и живым восприятием объекта. Как бы старомодно это ни звучало!

Носишь ли ты нижнее белье?

Если жарко, то нет. Дома предпочитаю ходить голым. Вообще, белье относится к числу моих фетишей. У меня коллекция самого экзотического белья, которое я использую в своих фотографиях. Опять-таки, на других оно мне нравится больше, чем на мне самом. Лично я предпочитаю классические трусы от Кальвина Кляйна.

Какие одеколоны ты предпочитаешь?

Я не пользуюсь никаким парфюмом.

Чтобы не сбить животный запах?

Точно! Я всегда пахну так, как я пахну.

Тебя возбуждает запах пота?

Да, если речь идет о человеке, с которым у меня какие-то отношения. Запах пота в московском метро, думаю, вряд ли кого-то способен возбудить.

Ты планируешь сделать в Москве фотосессии?

Да, безусловно. Это одна из главных целей моего приезда сюда. Я уже сделал модельную съемку мужского белья для журнала "ОМ" и собираюсь снять что-нибудь для "Птюча". Кроме этого, у меня еще в планах пара концептуальных галерейных проектов, о которых пока еще рано говорить. Мне нравится работать с русскими моделями.

Что ты думаешь о русских парнях?

Должен сказать, что я отвык от славянских типажей, и мне они уже кажутся экзотикой. Конечно, проблема многих русских парней в том, что если они не породистые и не следят за собой должным образом, то к двадцати годам они уже начинают заплывать жиром и превращаются в нечто, что сложно интерпретировать как сексуальный объект. Их нужно брать, пока они еще совсем зеленые. Вот на параде Победы я видел много красивых молодых ребят с потрясающими телами. А красивых мужчин практически нет. Я ненавижу американский типаж геев. Накачанные, абсолютно искусственные тела, с искусственным загаром, с выведенными лазером волосами. Я всегда предпочту американскому "качку" русского парня с натуральным, от природы мускулистым телом. В этом плане здесь больше моих типажей, чем в Нью-Йорке. Хотя, с другой стороны, меня ужасно раздражает тип манерного, изломанного русского пидора, вечно хабалящего и называющего себя в женском роде. Глядя на таких персонажей, я становлюсь гомофобом.

Что тебе дала съемка в порнографическом фильме Брюса ЛяБрюса?

Это был мой порнодебют и мой первый актерский опыт. Есть две версии фильма - hardcore (порно на видео) и softcore, которая идет на кинофестивалях и в обычных кинотеатрах. Фильм снимался в Лондоне летом 1998 года. Это были две недели изнурительных и иногда физически опасных съемок, после которых у меня осталось много синяков и ссадин. В полной версии было много актерских диалогов и монологов и там нужно было по-настоящему играть. О ЛяБрюсе я узнал еще в России. Мне очень понравился его первый фильм "No Skin Off My Ass". Потом мы познакомились в Нью-Йорке, я сделал с ним интервью, и мы подружились. Это было плодотворное сотрудничество, взаимная симпатия, обмен идеями. У нас много общих друзей. Мы много путешествовали вместе и по Америке, и по Европе. Надеюсь, когда-нибудь удастся организовать ретроспективу его фильмов в России. Сам Брюс давно мечтает здесь побывать.

Тебя узнают на улице?

Скажем так: чем дальше, тем больше. До отъезда узнавали в Москве, теперь и в других местах. Перед самым моим отъездом "Skin Flick" вышел в кинотеатрах Нью-Йорка, и мои фото были практически во всех крупнейших изданиях. Ко мне подходили незнакомые люди, официанты в ресторанах, делали комплименты не только моей игре, но и моим текстам. Это особенно приятно, потому что фильм оказался прекрасной трибуной для меня как писателя. В Германии выход фильма сопровождался большим шумом, было много прессы, и весь Берлин был заклеен моими портретами. Это все, конечно, приятно, но с недавних пор меня вполне устраивает анонимность. В ней есть свои плюсы, особенно в личной жизни.

Критик Вячеслав Курицын написал в одной из рецензий на твою книжку, что следующая твоя книга должна называться "30 Сантиметров, Которые Потрясли Мир". Ты планируешь написать что-то в таком духе?

Ну, во-первых, не тридцать сантиметров! Не буду преувеличивать своих мужских достоинств. "Чем богаты, тем и рады!" Ну вот пусть Курицын свою книгу назовет "Пять Сантиметров, Которые Не Потрясли Никого". Или четыре с половиной - сколько там, не знаю. Я, честно говоря, давно перестал читать русскую прессу. Уровень нашей критики меня совершенно не устраивает: ее хамство, ангажированность, клановость, местечковость. Наш литературный и художественный истаблишмент меня никогда не примет. А я - его. Многие до сих пор помнят мои подростковые дебоши, когда я напивался на каких-то ответственных мероприятиях и устраивал стриптиз на столе. Все это, конечно, было, я от этого не отказываюсь. Я уезжал отсюда в ранге скандального журналиста, шпаны. Хотя уже тогда я писал серьезные статьи для "Независимой газеты" и занимался вполне "взрослой" редакторской и составительской работой в издательстве "Глагол". Но за последние пять лет мой статус радикально изменился. Я перешел на серьезное литературное творчество, выпустил четыре книги, начал заниматься визуальными вещами. Меня переводят на разные языки, я постоянно публикуюсь по-английски, выступаю с лекциями. В одном Колумбийском университете выступал уже, наверное, раз пять. Думаю, я вписываюсь в западный контекст гораздо лучше, чем в российский. Но меня уже сложно не замечать и замалчивать. Я - писатель абсолютно нового типа, и мои амбиции простираются далеко за пределы литературы.

А о чем твои лекции?

Мои тексты находятся в программе изучения на факультетах славистики в нескольких американских университетах и колледжах. Я выступаю с чтением своих текстов (в основном, по-английски), с лекциями, презентациями о журналистике, современной русской литературе, гей-жизни в России. Скажем, одна из лекций в престижном Институте Харримана называлась "Новый язык русских масс-медиа".

Скажи, а твои родители в курсе, чем ты занимаешься?

Да, безусловно. Они образованные люди. Сложно не быть в курсе, когда обо мне пишут в прессе, а мои книги продаются в магазинах.

Как они отреагировали на твои книги?

Не думаю, что им это близко. Последние три книги я им вообще не показывал. Каким родителям будет приятно читать, как их сына ебут кулаком, или как сынуля мечтает о том, как бы ему оприходовать собственного малолетнего брата или сестру?! Они слишком консервативны, особенно отец, который в последние годы стал очень религиозен. Отец характеризует мое творчество как "анальная гнусь". Мне это определение кажется вполне адекватным. Я его даже использовал в названии одной своей лекции, когда выступал в Вермонте, в колледже Миддлбери, у Кевина Мосса, с которым ты, кстати, знаком. Весь кампус был заклеен афишами с надписью "АНАЛЬНАЯ ГНУСЬ", и это вызвало возмущение у профессуры. Но студенты были в восторге.

Кого из современных гей-авторов России ты мог бы отметить? Кто тебе интересен? Есть ли вообще такие?

Я не особенно хорошо знаком с так называемой гей-литературой. Я не склонен к классификации по гей-признаку и сам категорически всегда возражаю, когда меня называют гей-писателем. Из знакомых мне авторов нравятся тексты Волчека, Ильянена, Шаталова, Анашевича. Наверняка, появились какие-то совсем молодые авторы, которые через пару лет дадут просраться всем. И мне в том числе.

То есть, ты уже записываешь себя в старперы?

Нет, но реально нужно говорить, что я уже вышел из возраста мальчика. Свой первый текст я опубликовал в 17 лет. К 20 годам я был уже довольно известным московским журналистом. Я привык к тому, что меня все воспринимали как самого молодого. С одной стороны, это помогало, с другой, многие отказывались воспринимать меня всерьез. Сейчас, я думаю, все встало на свои места, и мои тексты воспринимаются более адекватно, без ссылки на мой возраст. Я становлюсь старше, и мне нравится, что я уже не мальчик, а мужчина. Мне нравится, что есть много симпатичных и талантливых мальчиков, которые бодро идут по проторенной дорожке. Когда я начинал, каждая моя публикация, каждый материал о гомосексуализме, наркотиках или воровстве казались мне маленькой диверсией. Сейчас об этом уже пишут все, это перестало шокировать и интриговать кого-либо. Лично для меня это уже пройденный этап, закрытая тема. Я уже всерьез думаю о том, чтобы написать роман, в котором эта тема, может быть, присутствовала бы, но не как главная линия, а как один из сюжетов. Жизнь настолько многогранна, и у меня сейчас столько разных интересов, что я не думаю, что нужно зацикливаться до такой степени на моей сексуальности, которая, как я уже сказал, тоже достаточно неоднозначна.

Ты каким-то образом принимал участие в гей-жизни Америки?

Основываясь на своем опыте общения с главными американскими гей-активистами, могу сказать, что мне они кажутся примитивными, ограниченными, скучными людьми. Мне просто не о чем с ними говорить. Было много попыток вовлечь меня в те или иные политические группировки, их там много и они все между собой борются за кормушку: гранты, влияние, власть. Между ними идет постоянная идеологическая возня. То, что я делаю, не имеет никакого отношения к гей-идеологии. Я от этих людей никогда ничего не имел и иметь не хочу. Даже если посмотреть на ту прессу, которую я получил в Штатах, то два основных гей-журнала, "Адвокат" и "OUT", меня упорно замалчивали, в то время, как обо мне писали в нормальных изданиях типа "Time Out New York", "Paper Magazine" или "Нью-Йорк Таймс".

Ты считаешь, что они намеренно не публиковали о тебе материалы?

Из-за моего индивидуализма, из-за моей независимой позиции, я крайне неудобен для американского гей-комьюнити также, как я был в свое время неудобен здесь для московской журналистской тусовки. Это факт.

Насчет московской я могу понять, но американской-то что? Чем ты был для них неудобен?

Почитай мои книги, и ты все поймешь. Америка - пуританская страна. Человек, который снимается в порнофильмах, априори не может быть гей-активистом и не может рассчитывать на гранты. Это исключено. Я ненавижу политическую корректность. А без этого тебе нечего делать в гей-движении. Я ненавижу американские гей-символы, начиная со всех этих голливудских ублюдочных фильмов, которые пропагандируют образ счастливых и беззаботных пидоров. Я ненавижу всех этих бездарей, делающих свою карьеру на том, что они друзья Мадонны или Кальвина Кляйна или еще кого-то. Я считаю, что быть пидором - означает быть бунтарем, идти против общего течения и как-то отстаивать независимость мышления и своего образа жизни, а не ходить табунами во всех этих уебищных гей-парадах среди тысяч и тысяч одинаковых, абсолютно похожих друг на друга накачанных пидоров с искусственными телами, одинаковыми прическами, манерами и интересами. У меня другие представления о красоте и чувственности, гордости и свободе. Американское гей-движение за свою четвертьвековую историю переквалифицировалось с борьбы за какие-то права в чисто коммерческий механизм: наркотики, бесконечные тусовки, круизы, ваксинги, искусственные загары и джимы. По сути дела, вся американская гей-тусовка - это большая машина по выкачиванию денег из тупоголовых пидоров. Причем, кто-то делит гранты и делает себе политическую карьеру, но если посмотреть реально, Америка - это очень консервативная, пуританская страна, в которой годами ведутся дебаты по поводу службы геев в армии, а во многих штатах до сих пор судят за содомию.

Какие проекты или тексты на Gay.ru вызывают у тебя наибольший интерес?

Я очень мало времени провожу в Интернете. От долгого сидения перед компьютером у меня начинается депрессия и голова болит. Насколько я знаю, у вас на сайте есть интересные рубрики и материалы. Вы выполняете важную, своего рода миссионерскую функцию. Надеюсь, что ваша аудитория будет расширяться за пределы гей-тусовки. Я считаю, что нам всем нужно стремиться к тому, чтобы выходить за рамки этой субкультуры - гетто, в которое мы сами себя загоняем.

Дай пожалуйста какой-нибудь совет русским пидорам?

Не думаю, что я вправе давать какие-либо советы. Не хочу брать на себя такую ответственность.

В какую-то сторону меняться, там, меньше хабалить...

Я не говорю, что им меньше хабалить. Пусть люди делают все, что им нравится делать. Просто мне это не близко. Это не значит, что кто-то должен брать мое мнение во внимание. Я не достаточно хорошо знаю нынешнюю специфику российской гей-жизни. За пять лет все настолько изменилось!

Какие у тебя планы на ближайшие три-четыре года?

Ты знаешь, я суеверный человек. При моем безумном образе жизни и характере сложно что-либо планировать дальше, чем на три месяца вперед, да и то с трудом. Я всегда стараюсь жить так, как будто это последний день. Как говорил Фассбиндер, у каждого есть выбор - либо тлеть всю жизнь, либо сгореть за несколько лет. Я трудоголик, я всегда одновременно работаю над несколькими разными проектами. Так что планы есть: работать, гореть, брать от жизни все, что она способна мне предложить.

Ты верующий?

Не верующий, но суеверный.

Ты атеист или все-таки веришь в наличие неких Высших Сил?

У меня есть знакомые, которые увлекаются буддизмом или сайентологией, есть знакомые сатанисты. Мне кажется, это часто связано с модой. Мода на идеи меняется так же часто, как мода на одежду или наркотики. Любая религия, как и любая идеология, нужна людям со слабыми мозгами, у которых нет твердой почвы под ногами, нет веры в себя. Я верю в себя, в свою интуицию, в свои силы и таланты. Я верю в то, что я сам способен влиять на свою жизнь, хотя, безусловно, существует масса факторов, перед которыми человек бессилен. Все мои книги и проекты пронизаны духом ницшеанства и мечтой о сверхчеловеческом. Вот моя религия - стремление стать Сверхчеловеком, преодолеть себя, все свои комплексы и фобии.

P. S.: А после интервью Ярослав решил расслабиться. Под Супермогутиным его "меньший брат" - Олег Кулик.

Ссылки:

Ярослав Могутин

Поделиться линком

Настоящий ресурс содержит материалы 18+