Ольга Краузе. Две новеллы из "Катькиного Cада"

Ольга Краузе - поэт, автор и исполнитель собственных песен.

Одна из самых заметных личностей российского лесби-сообщества. У нее до сих пор сохранился членский билет под номером два Ассоциации защиты прав геев и лесбиянок "Крылья", созданной в самом начале 1990-х годов.

Потом Ольга Краузе встала во главе "Клуба независимых женщин". Вместе с Валей Котогоновой издавала альманах "Посиделки", позже - с искусствоведом Ольгой Жук журнал "Гей, славяне!". Все это много лет назад.

Автор книг - Ё-моё (2007), "Мой путь в музыке" (2007), "Отпетая жизнь" (2009), "Катькин Cад" (2016), многочисленных публикаций в ЛГБТ-периодике.

Последняя книга Ольги Краузе "Катькин сад" была распространена в электронном виде в середине апреля 2016 года. За полтора месяца ее скачали более 3000 раз. Торопитесь! Сделать это можно по ссылке до тех пор, пока она не выйдет на бумаге. Кстати, у вас есть возможность помочь автору сделать это.

Сегодня видел дочь. Не просто видел, а кивнул на правах знакомого. И она кивнула. Уже привыкла, что я рядом, на троллейбусной остановке, в булочной, на соседней ступеньке эскалатора в метро. Ах, как жаль, что у нее нет собаки! Если бы она завела собаку, то я непременно завел такую же, только противоположного пола, чтобы вместе выгуливать и может быть даже породниться, хотя бы собаками. А несколько дней тому я шел рядом с женой. Она не узнала меня, и я совсем близко прошел с ней до самой парковки, где она села в свой фордик и уехала. Да, меня не просто узнать - старый, лысый. Вот и на пенсию выхожу. Друзья предложили три хороших места работы гардеробщиком. Но хочется ближе к дочери. Обещали похлопотать и там.

Судьба свела меня с будущей супругой еще в школьные годы, во Дворце Культуры имени Газа, куда мы ходили в один и тот же судомодельный кружок. Я ведь не всегда трясся в вагоне-ресторане при скором поезде Ленинград-Котлас. Когда-то закончил корабелку и работал инженером в ЦНИИ имени академика Крылова, получив с женой распределение после института, благодаря ее отцу, ведущему специалисту отечественного судостроения. Все условия для достижения цели. Я мечтал построить свой пассажирский лайнер. Интересная работа, красивая жена, чудесная дочка. Что еще нужно? О чем еще можно мечтать? И все бы, наверное так и шло, если бы не одна встреча, которая разрушила эту судьбу и начертала совершенно другую.

Проиллюстрировала "Катькин Сад" художник Тамара Пагава

Мы встретились в Николаеве, куда я был направлен в служебную командировку на Черноморский судостроительный завод. Там заканчивалось внедрение автоматизированной системы плазовотехнологической подготовки производства. Ко мне прикрепили молодого специалиста, в качестве сопровождающего. Звали его Славик. За день до отъезда, после вечернего заплыва в море у старого, нерабочего заводского пирса, мы зашли ко мне в каюту на плавбазе, где я квартировал на время командировки. Какая искра пробежала между нами, я не способен объяснить до сих пор. Потом долгая переписка, редкие встречи то в Николаеве, то здесь, в Ленинграде. Я влюбился, я ничего не соображал. Я разрывался между семьей и этим сумасшедшим романом. Славик сделал все возможное и невозможное, чтобы поступить в аспирантуру к нам, в Ленинград.

Однажды за нами банально подглядела хозяйка комнаты, которую Славик снимал в соседнем подъезде нашего дома, и устроила грандиозный скандал с вызовом милиции. Дело замяли, суда удалось избежать, но я потерял жену, дочь, дом и любимую работу. Славика с треском выгнали из аспирантуры и в принудительном порядке отправили на Благовещенский судостроительный завод с понижением в должности. Его отец такого позора не пережил и умер от инфаркта.

Мой отец больше не хотел меня видеть, а матушка заявила, что они, конечно, пропишут меня от жены обратно к себе, но чтобы я к ним не вздумал являться, потому что ПОСЛЕ ЭТОГО у них сына больше нет.

Кто я теперь? - Никто. Мотался официантом сначала на Дальний Восток, до Благовещенска к Славику и обратно. А ведь готов был сам в Благовещенск переселиться, но мотался, поскольку даже при такой страшной развязке, любовь не проходила еще долго. Это Славика она остудила на столько, что он видеть меня больше не мог, мне же было достаточно одним глазком на него глянуть, чтобы жить и дышать дальше. Потом Славик пропал. Через три месяца за вокзалом, в растаявшем по весне сугробе, нашли предположительно его обглоданные крысами останки. Что с ним произошло - неизвестно. Местные говорили, будто каждую весну обнаруживаются вот такие "подснежники", и это стопроцентный "глухарь" для милиции. Не было тогда еще никаких анализов ДНК.

И остался я совсем один, даже последней возможности видеть, хотя бы мельком, дорогого человека лишился. Последняя ниточка в душе оборвалась. Долго колесил по стране, превратился в азартного спекулянта. Наша контора имеет аббревиатуру ХПВР, что означает Хозрасчетное Предприятие Вагонов Ресторанов, а между собой мы ее расшифровываем, как Хрен Поймет Вашу Работу. Здесь главное вписаться и крутиться. Я крутился. Мне не нужны были ни отпуска, ни выходные, необходимо было пахать, чтобы забыться. Обычно, в такой отчаянной ситуации, люди или спиваются, или становятся наркоманами. Но я чистоплюй. Вид грязного, опустившегося человека мне отвратителен. Такого человека жаль, но отвращение сильнее жалости. Работа в вагоне-ресторане отнюдь не стерильная, но предоставляет возможность регулярно мыться и менять белье. Потому я и выбрал такую профессию.

Между рейсами заглядывал в Катькин Сад, сидел на лавочке, смотрел и слушал, пытаясь осознать все произошедшее со мной, ну и просто от дикого одиночества. Там наткнулся на моего институтского преподавателя по гидродинамике. Вернее он сам окликнул меня. Сели рядом, покурили.

- Я в курсе скандала, который с тобой произошел.

- Что, и до нашего института докатилось?

- И до нашей кафедры. Тебе хоть есть где теперь жить?

- На сортировочной станции, в вагоне-общежитии.

- У меня домишко в частном секторе, в Разливе. Ничего особенного, но комнату тебе выделю. Денег за постой не возьму, не те условия. Одному дом трудно чинить, да ремонтировать. А ты, как я помню по лабораторным, головастый и с руками.

- Странно, что Вы меня запомнили.

- А мне так было странно наблюдать за твоим романом с этой красоткой. Ну, а докатившийся до нас грандиозный скандал в вашем семействе, совершенно не удивил.

- Хотите сказать, что по мне видно, что я способен на такие отношения?

- Способен? Да у тебя на лбу это написано крупными буквами! Пойми, чудак-человек, мы "своих" чуем за километр.

- А я не чую.

- Еще не огляделся, не обтерся. Ладно, через час последняя электричка, поехали.

Так я поселился у Доцента.

Хозяин нового жилища был деликатный и не навязчивый. Мы подружились, я привязался к нему настолько, что в конце каждого рейса уже скучал и не дожидаясь электрички, брал такси до Разлива. У меня снова был дом и человек, который встречал в этом доме, и даже была собака, и кот, и все они радовались моему возвращению. Я вез подарки, вез праздник, я вез свою любовь. Да-да, это безусловно была любовь, не такая сумасшедшая и страстная, как со Славиком, а другая, зрелая что ли.

Я вез подарки, вез праздник, я вез свою любовь. Да-да, это безусловно была любовь, не такая сумасшедшая и страстная, как со Славиком, а другая, зрелая что ли.

Дом Доцента окреп. Крышу перекрыли оцинкованным железом, веранду надстроили, сломали старый сарай и на его месте поставили гостевой домик для дачников. Постояльцами стала солидная супружеская пара филологов из университета, которые принимали нас за родных братьев и это устраивало всех. Через какое-то время Доцент защитил докторскую и стал профессором. Но я по прежнему звал его Доцент - привычка. И ему нравилось. Конечно, скребла в душе досада, что нет мне места на его институтских праздниках, но такое уж положение вещей, что с женой на мероприятие заявиться можно, а с другом, тем более таким скандально знаменитым, никак.

Я продолжал колесить по стране. Вероятно, именно встречи и расставания укрепили отношения с Доцентом на долгие годы. Пятнадцать лет пролетели, как один день. И день закончился, когда Доцента не стало.

Все произошло неожиданно. Он ежегодно ложился в свою ведомственную больницу на профилактику и я спокойно отправился в очередной рейс, а вот теперь, когда вернулся, то забирать его уже пришлось из морга. Все кончилось. Думал, что проживу с ним жизнь. А Доцент думал иначе и за два года до кончины, составил завещание, в котором единственным наследником был я.

Началась перестройка, те самые беспросветные девяностые. Я работал, катил телегу по вагонам, торговля шла то густо, то пусто, пассажиры в плацкарте пропитание в дорогу брали с собой или ехали натощак, купейные вагоны почти пустовали, а в СВ беспросветные пьянки новых русских с бандитами в перемешку. Между рейсами тосковал страшно. Видел, как люди голодают и думал о родителях, о дочери. Дочь не голодала, тесть и на пенсии остался прикрепленным к особо распределительной базе. А вот мои родители... Ездил к нашему дому в Автово, на улицу Строителей. Ее как раз только-только переименовали в улицу Маринеско. Стоял под родительскими окнами. Как-то не выдержал и позвонил. Трубку взяла мать.

Видел, как люди голодают и думал о родителях, о дочери. Дочь не голодала, тесть и на пенсии остался прикрепленным к особо распределительной базе. А вот мои родители...

- Мама, как вы?

- Если беспокоишься, что тебя выписали, то ты плохо о нас думаешь.

- Я не об этом. Как у вас с едой?

- Не густо, но в куске хлеба не откажу и талоны, которые тебе полагаются, на сахар и алкоголь тоже можешь забрать. Завтра утром отец поедет на овощебазу за картошкой, вот и заходи.

На следующее утро я привез ей целый багажник провизии, молча выгрузил все в прихожей, вручил свой номер телефона и ушел.

В тот же день я отправился в рейс, а когда вернулся, на автоответчике высветились три звонка от родителей. Голосового сообщения не было. Видимо, услышав голос Доцента, они просто вешали трубку. Да, на автоответчике звучал голос Доцента. Это все еще был Наш дом и телефон. И я никак не мог отучиться готовить ужин на двоих.

Перезвонил родителям. Трубку взял отец. Я повесил трубку. Теперь два раза в месяц привозил им продукты. Вот и все родственные отношения, и так до самой смерти отца. А, когда отца не стало - забрал мать в Разлив, а родительскую квартиру сдал внаем.

Я снова не одинок. Очевидно прежняя мамина суровость была от брутального папаши. Теперь она быстро оттаяла и мы зажили душа в душу. Но годы, годы, годы. Потом и мама покинула меня.

2005 год. Ольга Краузе: "Раньше мы все были гораздо дружнее..."

2007 год. Ольга Краузе. Нужный всем и никому лично. О Сергее Щербакове

2007 год. Ольга Краузе. Мужской паспорт, женитьба и запрещенный Бродский

Жить одному в Доме Доцента стало невыносимо. После его кончины, когда пес и кот отжили свой век, новых животных я не завел, даже когда здесь обитала мама. О серьезных романах не помышлял, не хотел больше никаких привязанностей, да и не представлял, как это возможно ввести в Дом Доцента его заменителя. Через Гишпанца, приятеля по Катькиному Саду, сдал дом в аренду одной ювелирной мастерской, а родительскую квартиру продал и купил другую, на Литейном, недалеко от бывшей жены, чтобы видеть, как взрослеет моя дочь. А что если когда-нибудь удастся познакомиться с ней настолько, что я смогу пригласить ее в гости? Понимаю - это лишь мечты. Сколько раз, в таких мечтах я, то защищал ее от хулиганов, то выносил из огня. Прямо асадовщина какая-то! Ведь все напрасно! Я ее матери такое оскорбление нанес, что вряд ли мне когда-либо будет позволено назваться ее отцом. Какой я отец? Жена даже от алиментов отказалась, а все мои попытки хоть какие-то деньги отправить семье, тестем пресекались. Единственная отдушина в Ленинграде, как и у многих таких, как я, был, есть и будет Катькин Сад.

Днем, пока не стемнеет, здесь обитают шахматисты, туристы, художники. Но вот наступают сумерки, и в темных аллеях уже совсем другая жизнь. Так издревле повелось, что именно это место Санкт-Петербурга, Петрограда, Ленинграда и снова Санкт-Петербурга собирает под вечер голубых. Тех самых людей лунного света. И никакие облавы и рейды дружинников, милиционеров, полицейских, казачьих патрулей не способны оборвать традицию. Здесь знакомятся, ссорятся, мирятся, делятся новостями. Отсюда разносят сплетни одна невероятнее другой. Здесь продают и дарят ночи страсти, любви и порока. Невозможно рассказать про всех обитателей этого места, хотя каждый интересен по-своему. Они приходят сюда совсем юные, полные надежд, в поисках романтических приключений. Здесь они теряют свои иллюзии, порой опускаются на самое дно, или возносятся до небес. Здесь или помогут или погубят. Это волшебное, романтичное, порочное, комичное и страшное место. Приют заблудшей души, притон фантастического бреда. Зачем я решил рассказать про обитателей этого места? Чтобы вспомнить людей, с которыми меня свела похожая с ними судьба.

Ссылки:

Подробнее об Ольге Краузе на Az.Gay.Ru

Скачать "Катькин сад" Ольги Краузе

Поделиться линком

Настоящий ресурс содержит материалы 18+